Неточные совпадения
Опять кланяться стал купец, да нет, одеревенел
человек как одеревенел, твердит
одно и то же. Попробовал еще сотню принес: и ту в карман положил, и опять...
— А у меня сегодня был случай! — говорит Алексей Дмитрич, обращаясь к Михаиле Трофимычу, который, как образованный
человек, следит шаг за шагом за его высокородием, — приходит ко мне Маремьянкин и докладывает, что в уезде отыскано туловище… и как странно! просто
одно туловище, без головы! Imaginez-vous cela! [Вообразите себе! (франц.)]
И не то чтобы он подал вам какие-нибудь два пальца или же сунул руку наизнанку, как делают некоторые, — нет, он подает вам всю руку, как следует, ладонь на ладонь, но вы ни на минуту не усумнитесь, что перед вами
человек, который имел бы полное право подать вам
один свой мизинец.
Вообще, Порфирий Петрович составляет ресурс в городе, и к кому бы вы ни обратились с вопросом о нем, отвсюду наверное услышите
один и тот же отзыв: «Какой приятный
человек Порфирий Петрович!», «Какой милый
человек Порфирий Петрович!» Что отзывы эти нелицемерны — это свидетельствуется не только тоном голоса, но и всею позою говорящего. Вы слышите, что у говорящего в это время как будто порвалось что-то в груди от преданности к Порфирию Петровичу.
Однажды пришла ему фантазия за
один раз всю губернию ограбить — и что ж? Изъездил, не поленился, все закоулки, у исправников все карманы наизнанку выворотил, и, однако ж, не слышно было ропота, никто не жаловался. Напротив того, радовались, что первые времена суровости и лакедемонизма [16] прошли и что сердце ему отпустило. Уж коли этакой
человек возьмет, значит, он и защищать сумеет. Выходит, что такому лицу деньги дать — все равно что в ломбард их положить; еще выгоднее, потому что проценты больше.
Не вдруг, а день за день, воровски подкрадывается к
человеку провинцияльная вонь и грязь, и в
одно прекрасное утро он с изумлением ощущает себя сидящим по уши во всех крошечных гнусностях и дешевых злодействах, которыми преизобилует жизнь маленького городка.
Княжна с ужасом должна сознаться, что тут существуют какие-то смутные расчеты, что она сама до такой степени embourbée, что даже это странное сборище
людей, на которое всякая порядочная женщина должна смотреть совершенно бесстрастными глазами, перестает быть безразличным сбродом, и напротив того, в нем выясняются для нее совершенно определительные фигуры, между которыми она начинает уже различать красивых от уродов, глупых от умных, как будто не все они
одни и те же — о, mon Dieu, mon Dieu! [о, боже мой, боже мой! (франц.)]
Вследствие этого между Марьей Ивановной и Васильем Николаичем существует тайная вражда, и я даже сам слышал, как Марья Ивановна, обратясь к
одному из статских советников, сказала: «Чего хочет от меня этот злой
человек?»
— Нет, не потому это, Пименыч, — прервал писарь, — а оттого, что простой
человек, окроме как своего невежества, натурального естества ни в жизнь произойти не в силах. Ну, скажи ты сам, какие тут, кажется, гласы слышать? известно, трава зябёт, хошь в поле, хошь в лесу — везде
одно дело!
— Старшой-ет сын, Ванюша, при мне… Второй сын, Кузьма Акимыч, графскими
людьми в Москве заправляет; третий сын, Прохор, сапожную мастерскую в Москве у Арбатских ворот держит, четвертый сын, Петруша, у Троицы в ямщиках — тоже хозяйствует! пятой сын, Семен, у Прохора-то в мастерах живет, а шестой, сударь, Михеюшко, лабаз в Москве же держит… Вот сколько сынов у меня! А мнуков да прамнуков так и не сосчитать…
одной, сударь, своею душой без двух тридцать тягол его графскому сиятельству справляю, во как!
Был у меня знакомый… ну, самый, то есть, милый
человек… и образованный и с благородными чувствами… так он даже целый год ходил, чтоб только место станового получить, и все, знаете,
один ответ (подражая голосу и манере князя Чебылкина...
Налетов. Нет, позвольте, Самуил Исакович, уж если так говорить, так свидетельств было два: по
одному точно что «оказалось», а по другому ровно ничего не оказалось. Так, по-моему, верить следует последнему свидетельству, во-первых, потому, что его производил
человек благонамеренный, а во-вторых, потому, что и закон велит следователю действовать не в ущерб, а в пользу обвиненного… Обвинить всякого можно!
Хоробиткина. Ах, нет-с! (Напыщенно и впадая в фистулу.) Влюбленный мужчина — это пожар-с, друг — это… это друг-с,
одно слово! Влюбленный
человек ни на какие жертвы не способен, а друг — совсем напротив-с.
Одним словом, князь, я, как благородный
человек, только засвидетельствовал дерзость презренного еврея и…
Дернов. Мало ли что торги! тут, брат, казенный интерес. Я было сунулся доложить Якову Астафьичу, что для пользы службы за тобой утвердить надо, да он говорит: «Ты, мол, любезный, хочешь меня уверить, что стакан, сапоги и масло все
одно, так я, брат, хошь и дикий
человек, а арифметике-то учился, четыре от двух отличить умею».
Что нужды, что подготовительные работы к ним смочены слезами и кровавым потом; что нужды, что не
одно, быть может, проклятие сорвалось с уст труженика, что горьки были его искания, горьки нужды, горьки обманутые надежды: он жил в это время, он ощущал себя
человеком, хотя и страдал…
Я ручаюсь вам за тысячу (франц.).] соберите вы тысячу
человек и переспросите у каждого из них поодиночке, что такое государство? — ни
один вам не ответит.
Я посредством целого ряда ясных и строгих силлогизмов дошел до убеждения, что
человек официяльный не имеет права обладать ни
одним из пяти чувств, составляющих неотъемлемую принадлежность обыкновенного
человека.
Эта скачка очень полезна; она поддерживает во мне жизнь, как рюмка водки поддерживает жизнь в закоснелом пьянице. Посмотришь на него: и руки и ноги трясутся, словно весь он ртутью налит, а выпил рюмку-другую — и пошел ходить как ни в чем не бывало. Точно таким образом и я: знаю, что на мне лежит долг, и при
одном этом слове чувствую себя всегда готовым и бодрым. Не из мелкой корысти, не из подлости действую я таким образом, а по крайнему разумению своих обязанностей, как
человека и гражданина.
Вы можете, в настоящее время, много встретить
людей одинакового со мною направления, но вряд ли встретите другого меня. Есть много
людей, убежденных, как и я, что вне администрации в мире все хаос и анархия, но это большею частию или горлопаны, или эпикурейцы, или такие младенцы, которые приступиться ни к чему не могут и не умеют. Ни
один из них не возвысился до понятия о долге, как о чем-то серьезном, не терпящем суеты, ни
один не возмог умертвить свое я и принесть всего себя в жертву своим обязанностям.
Молодой
человек, напротив того, начинает уже смутно понимать, что вокруг его есть что-то неладное, разрозненное, неклеящееся; он видит себя в странном противоречии со всем окружающим, он хочет протестовать против этого, но, не обладая никакими живыми началами, необходимыми для примирения [59], остается при
одном зубоскальстве или псевдотрагическом негодовании.
— На этот вопрос я отвечу вам немедленно, а покуда позвольте мне познакомить вас еще с
одним милым молодым
человеком… Николай Федорыч! пожалуйте-ка, милостивый государь, сюда!..
А впрочем, что об этом толковать! видно, есть какой-нибудь норов в нас, что все
люди как
люди,
один черт в колпаке…
Нет, старик считал себя
одним из передовых
людей своего времени, не прочь был повольнодумствовать в часы досуга и вообще был скептик и вольтерьянец.
С
одной стороны, не подлежало сомнению, что в душе его укоренились те общие и несколько темные начала, которые заставляют
человека с уважением смотреть на всякий подвиг добра и истины, на всякое стремление к общему благу.
Очевидно, то был, что называется, рассудительный
человек,
один из тех, которые никогда не скажут положительной глупости, но от которых, при всяком их слове, веет неотразимою тошнотой и унынием.
Одни именно сердцем это дело понимают, и эти
люди хорошие, примерно вот как родитель мой.
Все, думаю, распознать прежде надо, нечем на что-нибудь решиться. Да на что ж и решаться-то? думаю. Из скитов бежать? Это все
одно что в острог прямо идти, по той причине, что я и бродяга был, и невесть с какими
людьми спознался. Оставаться в лесах тоже нельзя: так мне все там опостылело, что глядеть-то сердце измирает… Господи!
И точно, вышел я от нее не
один, а с новым старцем, тоже мне неизвестным; молодой такой, крепкий парень. Уехали мы с ним в ночь на переменных. Под утро встречаем мы это тройку, а в санях
человек с шесть сидят.
— Они, ваше высокоблагородие,
человек слабый, можно сказать, и в уме даже повредившись по той причине, что с утра, теперича, и до вечера в
одном этом малодушестве спокойствие находят…
Но мы были не
одни; кроме лиц, которые скрылись за перегородкой, в комнате находился еще
человек в длиннополом узком кафтане, с длинными светло-русыми волосами на голове, собранными в косичку. При появлении моем он встал и, вынув из-за пояса гребенку, подошел пошатываясь к зеркалу и начал чесать свои туго связанные волосы.
— Точно так-с, моя красавица! и ему тоже бонжур сказали, а в скором времени скажем: мусьё алё призо! [пожалуйте, сударь, в тюрьму! (искаж. франц.)] — отвечал Маслобойников, притопывая ногой и как-то подло и масляно подмигивая мне
одним глазом, — а что, Мавра Кузьмовна, напрасно, видно, беспокоиться изволили, что Андрюшка у вас жить будет; этаким большим
людям, в нашей глухой стороне, по нашим проселкам, не жительство: перед ними большая дорога, сибирская. Эй, Андрюшка! поди, поди сюда, любезный!
— Вот-с, сколь жесток
человек сделаться может! — обратился ко мне Маслобойников, — верите ли, ваше высокоблагородие, полчаса я его усовещивал, даже рук для него не пожалел-с, и, однако ж, ни
одного слова добиться не мог.
Следователь перестает на время быть
человеком и принимает все свойства бесплотного существа: способность улетучиваться, проникать и проникаться и т. Д. И сколько страха, сколько ожиданий борется в
одно и то же время в его сердце!
Одним словом, я каюсь, я прошу прощения: я идеалист, я
человек негодный, непрактический, но не бейте меня, не режьте меня за это на куски, потому что я в состоянии этим обидеться.
И за всем тем ухитрился-таки я жениться. Видно, уж это в судьбах так записано, что
человеку из мученья в мученье произойти нужно, чтобы каким ни на есть концом решиться. Как посужу я теперь, и причины-то никакой жениться не было, потому что нравиться она мне не нравилась, а так, баловство
одно.