Неточные совпадения
С тех пор, однако ж, как двукратно княгиня Чебылкина съездила
с дочерью в столицу, восторги немного поохладились: оказывается, «qu'on n'y est jamais chez soi», [что там никогда не чувствуешь себя дома (франц.)] что «мы отвыкли от этого шума», что «le prince Курылкин, jeune homme tout-à-fait charmant, — mais que ça reste entre nous — m'a fait tellement la cour, [Князь Курылкин, совершенно очаровательный молодой
человек — но пусть это останется между нами — так ухаживал за мной (франц.).] что просто совестно! — но все-таки какое же сравнение наш милый, наш добрый, наш тихий Крутогорск!»
Сведет негоциант к концу года счеты — все убыток да убыток, а он ли, кажется, не трудился, на пристани
с лихими
людьми ночи напролет не пропивывал, да последней копейки в картеж не проигрывал, все в надежде увеличить родительское наследие!
Так вот-с какие
люди бывали в наше время, господа; это не то что грубые взяточники или
с большой дороги грабители; нет, всё народ-аматёр был. Нам и денег, бывало, не надобно, коли сами в карман лезут; нет, ты подумай да прожект составь, а потом и пользуйся.
По той единственной причине ему все его противоестественности
с рук и сходили, что
человек он был золотой.
Выберем, знаете, время — сумеречки, понятых возьмем, сотских
человек пяток, да и пойдем
с обыском.
Выходит, у всякого
человека есть пункт, что
с своей дороги его сбивает.
— Да ты попробуй прежде, есть ли сахар, — сказал его высокородие, — а то намеднись, в Окове, стряпчий у меня целых два стакана без сахару выпил… после уж Кшецынский мне это рассказал… Такой, право, чудак!.. А благонравный! Я, знаешь, не люблю этих вот, что звезды-то
с неба хватают; у меня главное, чтоб был
человек благонравен и предан… Да ты, братец, не торопись, однако ж, а не то ведь язык обожжешь!
Партию для его высокородия он уж составил, и партию приличную: Михайло Трофимыч Сюртуков, окружной начальник, молодой
человек, образованный и
с направлением; асессор палаты, Кшепшицюльский, тоже образованный и
с направлением, и, наконец, той же палаты чиновник особых поручений Пшикшецюльский, не столько образованный, сколько
с направлением.
— Господи! Иван Перфильич! и ты-то! голубчик! ну, ты умница! Прохладись же ты хоть раз, как следует образованному
человеку! Ну, жарко тебе — выпей воды, иль выдь, что ли, на улицу… а то водки! Я ведь не стою за нее, Иван Перфильич! Мне что водка! Христос
с ней! Я вам всем завтра утром по два стаканчика поднесу… ей-богу! да хоть теперь-то ты воздержись… а! ну, была не была! Эй, музыканты!
— Спасибо Сашке Топоркову! спасибо! — говорил он, очевидно забывая, что тот же Топорков обольстил его насчет сахара. — «Ступай, говорит, в Крутогорск, там, братец, есть винцо тенериф — это, брат, винцо!» Ну, я, знаете,
человек военный, долго не думаю: кушак да шапку или, как сказал мудрец, omnia me cum me… [Все свое ношу
с собою (от искаженного лат. omnia mea mecum porto).] зарапортовался! ну, да все равно! слава богу, теперь уж недалечко и до места.
Вообще, Порфирий Петрович составляет ресурс в городе, и к кому бы вы ни обратились
с вопросом о нем, отвсюду наверное услышите один и тот же отзыв: «Какой приятный
человек Порфирий Петрович!», «Какой милый
человек Порфирий Петрович!» Что отзывы эти нелицемерны — это свидетельствуется не только тоном голоса, но и всею позою говорящего. Вы слышите, что у говорящего в это время как будто порвалось что-то в груди от преданности к Порфирию Петровичу.
Стал он и поворовывать; отец жалованье получит — первым делом в кабак, целовальника
с наступающим первым числом поздравить. Воротится домой пьянее вина, повалится на лавку, да так и дрыхнет; а Порфирка между тем подкрадется, все карманы обшарит, да в чулан, в тряпочку и схоронит. Парашка потом к мужу пристает: куда деньги девал? а он только глазами хлопает. Известное дело — пьяный
человек! что от него узнаешь? либо пропил, либо потерял.
Не боялся он также, что она выскользнет у него из рук; в том городе, где он жил и предполагал кончить свою карьеру, не только
человека с живым словом встретить было невозможно, но даже в хорошей говядине ощущалась скудость великая; следовательно, увлечься или воспламениться было решительно нечем, да притом же на то и ум
человеку дан, чтоб бразды правления не отпускать.
Там, на лоне матери-природы, сладко отдохнуть ему от тревог житейских, сладко вести кроткую беседу
с своею чистою совестью, сладко сознать, что он —
человек, казенных денег не расточающий, свои берегущий, чужих не желающий.
В этом миниятюрном мире, где все взаимные отношения определяются в самое короткое время
с изумительнейшею точностию, где всякая личность уясняется до малейшей подробности, где нахально выметается в публику весь сор
с заднего двора семейного пандемониума [21] — все интересы, все явления делаются до того узенькими, до того пошлыми, что
человеку, имеющему здоровое обоняние, может сделаться тошно.
Не вдруг, а день за день, воровски подкрадывается к
человеку провинцияльная вонь и грязь, и в одно прекрасное утро он
с изумлением ощущает себя сидящим по уши во всех крошечных гнусностях и дешевых злодействах, которыми преизобилует жизнь маленького городка.
С двадцатипятилетнего возраста, то есть
с того времени, как мысль о наслаждениях жизни оказалась крайне сомнительною, княжна начала уже думать о гордом страдании и мысленно создавала для себя среди вечно волнующегося океана жизни неприступную скалу,
с вершины которой она, „непризнанная“,
с улыбкой горечи и презрения смотрела бы на мелочную суетливость
людей.
Княжна
с ужасом должна сознаться, что тут существуют какие-то смутные расчеты, что она сама до такой степени embourbée, что даже это странное сборище
людей, на которое всякая порядочная женщина должна смотреть совершенно бесстрастными глазами, перестает быть безразличным сбродом, и напротив того, в нем выясняются для нее совершенно определительные фигуры, между которыми она начинает уже различать красивых от уродов, глупых от умных, как будто не все они одни и те же — о, mon Dieu, mon Dieu! [о, боже мой, боже мой! (франц.)]
— Умный человек-с, — говаривал мне иногда по этому поводу крутогорский инвалидный начальник, — не может быть злым, потому что умный
человек понятие имеет-с, а глупый
человек как обозлится, так просто, без всякого резона, как индейский петух, на всех бросается.
Марья Ивановна
с судорожным беспокойством следит за ними; она
с ужасом видит, что уехало всего два
человека, а все остальные стоически дожидаются ужина.
Они бесконечно зреют в сердце бедного труженика, выражаясь в жалобах, всегда однообразных и всегда бесплодных, но тем не менее повторяющихся беспрерывно, потому что
человеку невозможно не стонать, если стон, совершенно созревший, без всяких
с его стороны усилий, вылетает из груди его.
— За меня отдадут-с… У меня, Марья Матвевна, жалованье небольшое, а я и тут способы изыскиваю… стало быть, всякий купец такому
человеку дочь свою, зажмуря глаза, препоручить может… Намеднись иду я по улице, а Сокуриха-купчиха смотрит из окна:"Вот, говорит, солидный какой мужчина идет"… так, стало быть, ценят же!.. А за что? не за вертопрашество-с!
— Я так, ваше высокоблагородие, понимаю, что все это больше от ихней глупости, потому как
с умом
человек, особливо служащий-с, всякого случаю опасаться должон. Идешь этта иной раз до города, так именно издрожишься весь, чтоб кто-нибудь тебя не изобидел… Ну, а они что-с? так разве, убогонькие!
Пришел я к чему, по милости добрых
людей, в летнее время, потому что зимой и жилья поблизности нет, а
с старцем поселиться тоже невозможно.
— Вестимо, не прежние годы! Я, сударь, вот все
с хорошим
человеком посоветоваться хочу. Второй-ет у меня сын, Кузьма Акимыч, у графа заместо как управляющего в Москве, и граф-то его, слышь, больно уж жалует. Так я, сударь, вот и боюсь, чтоб он Ванюшку-то моего не обидел.
— Ив кого это он у меня, сударь, такой лютый уродился! Сына вот — мнука мне-то — ноне в мясоед женил, тоже у купца дочку взял, да на волю его у графа-то и выпросил… ну, куда уж, сударь, нам, серым
людям,
с купцами связываться!.. Вот он теперь, Аким-то Кузьмич, мне, своему дедушке, поклониться и не хочет… даже молодуху-то свою показать не привез!
— Что станешь
с ним, сударь, делать! Жил-жил, все радовался, а теперь вот ко гробу мне-ка уж время, смотри, какая у нас оказия вышла! И чего еще я, сударь, боюсь: Аким-то Кузьмич
человек ноне вольной, так Кузьма-то Акимыч, пожалуй, в купцы его выпишет, да и деньги-то мои все к нему перетащит… А ну, как он в ту пору, получивши деньги-то, отцу вдруг скажет:"Я, скажет, папынька, много вами доволен, а денежки, дескать, не ваши, а мои… прощайте, мол, папынька!"Поклонится ему, да и вон пошел!
Тогда я, заявивши пред добрыми
людьми о моей невинности, хоша, как християнка, в душе и простила Анфисе Ивановне ее обиду, однако, как дворянка, не могла свое звание позабыть и стала искаться на ней судом в личной обиде-с…
Александр Петрович Налетов, двадцати пяти лет, помещик. Смотрит очень гордо и до появления князя беспокойно ходит взад и вперед по комнате.
С так называемыми gens de rien [низшими
людьми (франц.).] говорит отрывисто, прибавляя букву э и подражая голосом и манерами начальственным лицам.
Забиякин. Но, сознайтесь сами, ведь я дворянин-с; если я, как
человек, могу простить, то, как дворянин, не имею на это ни малейшего права! Потому что я в этом случае, так сказать, не принадлежу себе. И вдруг какой-нибудь высланный из жительства, за мошенничество, иудей проходит мимо тебя и смеет усмехаться!
Живновский. Да, да, по-моему, ваше дело правое… то есть все равно что божий день. А только, знаете ли? напрасно вы связываетесь
с этими подьячими! Они, я вам доложу, возвышенности чувств понять не в состоянии. На вашем месте, я поступил бы как благородный
человек…
Забиякин. Только он сидит и прихлебывает себе чай… ну, взорвало, знаете, меня, не могу я этого выдержать! Пей он чай, как
люди пьют, я бы ни слова — бог
с ним! а то, знаете, помаленьку, точно бог весть каким блаженством наслаждается… Ну, я, конечно, в то время его раскровенил.
Был у меня знакомый… ну, самый, то есть, милый
человек… и образованный и
с благородными чувствами… так он даже целый год ходил, чтоб только место станового получить, и все, знаете, один ответ (подражая голосу и манере князя Чебылкина...
Ну, а сами знаете, где же благородному
человеку наличных взять? благородный
человек является как есть,
с открытою душой…
Забиякин (улыбаясь). Должно быть, что не без того-с. По человечеству, знаете… А ведь прискорбно будет, поручик, если вы,
с вашими познаниями,
с вашими способностями,
с вашим патриотизмом — потому что порядочный
человек не может не быть патриотом — прискорбно будет, если со всем этим вы не получите себе приличного места…
Налетов. Помогите хоть вы мне как-нибудь. Сами согласитесь, за что я тут страдаю? ну, умерла девка, ну, и похоронили ее: стоит ли из-за этого благородного
человека целый год беспокоить! Ведь они меня
с большого-то ума чуть-чуть под суд не отдали!
Хоробиткина. Ах, нет-с! (Напыщенно и впадая в фистулу.) Влюбленный мужчина — это пожар-с, друг — это… это друг-с, одно слово! Влюбленный
человек ни на какие жертвы не способен, а друг — совсем напротив-с.
Разбитной (смотря на него
с изумлением, в сторону). Вот пристал! (Громко.) Нет, это дедушка того Желвакова… (К Налетову.) Et voici notre existence, mon cher! tous les jours nous sommes exposés aux sottes questions de ce tas de gens qui puent, mais qui puent… pouah! [Вот каково наше существование, дорогой мой! каждый день нас осаждает глупыми вопросами эта толпа
людей, от которых воняет, так воняет… фу! (франц.)]
Шифель. Точно так-с, ваше сиятельство. Сами изволите знать, нынче весна-с, солнце греет-с… а если к этому еще головка сильно работает… Ваше сиятельство! наша наука, конечно, больше простых
людей имеет в виду, но нельзя, однако ж, не согласиться, что все знаменитые практики предписывают в весеннее время моцион, моцион и моцион.
Князь Чебылкин. Ну, в таком случае очень рад, очень рад познакомиться
с образованным
человеком… Ба! да, помнится, я уж знаком
с вами! еще ананасы такие прекрасные?
И ведь все-то он этак! Там ошибка какая ни на есть выдет: справка неполна, или законов нет приличных — ругают тебя, ругают, — кажется, и жизни не рад; а он туда же, в отделение из присутствия выдет да тоже начнет тебе надоедать: «Вот, говорит, всё-то вы меня под неприятности подводите». Даже тошно смотреть на него. А станешь ему,
с досады, говорить: что же, мол, вы сами-то, Яков Астафьич, не смотрите? — «Да где уж мне! — говорит, — я, говорит,
человек старый, слабый!» Вот и поди
с ним!
«Я, говорит,
человек не общественный, дикий, словесности не имею, ни у кого не бываю; деньги у меня, конечно, есть, да ведь это на черный день — было бы
с чем и глаза закрыть.
Крестовоздвиженский. Осмелюсь уверить ваше высокородие, самый то есть пустейший он
человек, просто именно пустейший человек-с!
Бобров. Ничего тут нет удивительного, Марья Гавриловна. Я вам вот что скажу — это, впрочем, по секрету-с — я вот дал себе обещание, какова пора пи мера, выйти в люди-с. У меня на этот предмет и план свой есть. Так оно и выходит, что жена в евдаком деле только лишнее бревно-с. А любить нам друг друга никто не препятствует, было бы на то ваше желание. (Подумавши.) А я, Машенька, хотел вам что-то сказать.
Бобров. Да вы что на него смотрите, Александр Александрыч. Известно, пьяный
человек; он, пожалуй, и ушибет чем ни на есть, не что
с него возьмешь.
Ижбурдин. А оттого это, батюшка, что на все свой резон есть-с. Положим, вот хоть я предприимчивый
человек. Снарядил я, примерно, карабь, или там подрядился к какому ни на есть иностранцу выставить столько-то тысяч кулей муки. Вот-с, и искупил я муку, искупил дешево — нече сказать, это все в наших руках, — погрузил ее в барки… Ну-с, а потом-то куда ж я
с ней денусь?
Да по три рубля в сутки на
человека, да сутки
с трои тут и проработали.
Что ж, Савва Семеныч, мы, конечно,
люди молодые; желаем в образованном обчестве пребывание иметь — вот хочь бы, примерно,
с их благородным сиятельством…
«Я, говорит, негоциант, а не купец; мы, говорит, из Питера от Руча комзолы себе выписываем — вот, мол, мы каковы!» Ну-с, отцам-то, разумеется, и надсадно на него смотреть, как он бороду-то себе оголит, да в кургузом кафтанишке перед
людьми привередничает.
Вот-с хошь бы их тятенька; грех сказать, они
человек почтенный, а только это сущая истина, что они целовальника-то сожгли да
с тех пор и жить зачали.