Неточные совпадения
Допустим, что это
было самообольщение, но ведь вопрос не в том, правильно или неправильно смотрит человек на дело своей жизни, а в том,
есть ли у него хоть какое-нибудь дело, около которого он
может держаться.
Мы не осмеливаемся изречь из наших уст: довольно! ибо не
можем даже знать, действительно
ли есть то довольно, что нам кажется таковым.
Так мы и расстались на том, что свобода от обязанности думать
есть та любезнейшая приправа, без которой вся жизнь человеческая
есть не что иное, как юдоль скорбей.
Быть может, в настоящем случае, то
есть как ограждающее средство против возможности систематического и ловкого надувания (не ее
ли собственно я и разумел, когда говорил Прокопу о необходимости „соображать“?), эта боязнь мысли даже полезна, но как хотите, а теория, видящая красоту жизни в свободе от мысли, все-таки ужасна!
Я вижу, что преступление, совершенное в минуту моей смерти, не должно остаться бесследным. Теперь уже идет дело о другом, более тяжелом преступлении, и кто знает,
быть может, невдолге этот самый Андрей… Не потребуется
ли устранить и его, как свидетеля и участника совершенных злодеяний? А там Кузьму, Ивана, Петра? Душа моя с негодованием отвращается от этого зрелища и спешит оставить кабинет Прокопа, чтобы направить полет свой в людскую.
— А знаешь
ли, что мне пришло в голову, — вдруг сказал я, — ведь,
может быть, это они неспроста?
Но ежели ни фрондерство, ни наплыв чувств не
могли произвести самообкладывания, то нужно
ли доказывать, что экономические вицы, вроде того, что равномерность равномерна, а равноправность равноправна, —
были тут ни при чем? Нет, об этом нет надобности даже говорить. Как люди интересов вполне реальных, наши деды не понимали никаких вицев, а, напротив того, очень хорошо понимали, что равномерность именно потому и называется равномерностью, что она никогда не бывает равномерною.
Не то
ли же самое
может случиться и с нашим молодым обществом, если мы
будем обращаться с ним — без надлежащей осторожности?
Внутренне Никодиму
было решительно все равно, стоят
ли будочники при будках, или же они расставлены по перекресткам улиц; поэтому он
мог смело и не расходуя своих убеждений доказывать, раз, что полезно, чтобы будочники находились при будках, и два, что еще полезнее, если они расставлены по перекресткам.
— Ах, душа моя, как ты, однако ж, горяч! Ведь это, наконец, невозможно! — укорил меня Менандр. — Тайный советник Прутков! да знаешь
ли ты, что это один из либеральнейших людей нашего времени! что,
быть может, он сам на днях получит разом три предостережения!
— А вот еще сомневаются в существовании души! Ну,
мог ли бы случиться такой факт, если б души не
было? Но что за причина, что он покусился на самоубийство?
Как только Прокоп произнес слово"страх", разговор оживился еще более и сделался общим. Все почувствовали себя в своей тарелке. Начались рассуждения о том, какую роль играет страх в общей экономии народной жизни,
может ли страх, однажды исчезнув, возродиться вновь, и наконец, что
было бы, если бы реформы развивались своим чередом, а страх — своим, взаимно, так сказать, оплодотворяя друг друга.
К сожалению, я должен
был умолкнуть перед замечанием Левассера, потому что, говоря по совести, и сам в точности не знал,
есть ли у Прокопа какая-нибудь душа. Черт его знает!
может быть, у него только фуражка с красным околышем — вот и душа!
Вспомните, господа, что членами комиссии
могут быть люди семейные, для которых далеко не безразлично, платить
ли за порцию восемь гривен или тридцать копеек.
Говорил я или не говорил? Говорил
ли я, что следует очистить бельэтаж Михайловского театра от этих дам? Говорил
ли я о пользе оспопрививания? Кто ж это знает?
Может быть, и действительно говорил! Все это как-то странно перемешалось в моей голове, так что я решительно перестал различать ту грань, на которой кончается простой разговор и начинается разговор опасный. Поэтому я решился на все махнуть рукой и сознаться.
Опять в руки перо — и к вечеру статья готова. Рано утром на другой день она
была уже у Менандра с новым запросом:"Не написать
ли еще статью:"
Может ли быть совмещен в одном лице промысел огородничества с промыслом разведения козлов?"Кажется, теперь самое время!"К полудню — ответ:"Сделай милость! присылай скорее!"
Итак, работа у меня кипела. Ложась на ночь, я представлял себе двух столоначальников, встречающихся на Невском. — А читали
ли вы, батюшка, статью:"
Может ли быть совмещен в одном лице промысел огородничества с промыслом разведения козлов?"? — спрашивает один столоначальник.
Ведь ежели я стану смеяться или пугать просто: как, дескать, оно смешно или омерзительно! — это,
быть может, покажется несколько глупым; а ежели я захочу смеяться или пугать вплотную, то не найдусь
ли я вынужденным прежде всего подвергнуть осмеянию самые причины, породившие те факты, которые возбуждают во мне смех или ужас?
Неточные совпадения
Хлестаков. Оробели? А в моих глазах точно
есть что-то такое, что внушает робость. По крайней мере, я знаю, что ни одна женщина не
может их выдержать, не так
ли?
Г-жа Простакова (обробев и иструсясь). Как! Это ты! Ты, батюшка! Гость наш бесценный! Ах, я дура бессчетная! Да так
ли бы надобно
было встретить отца родного, на которого вся надежда, который у нас один, как порох в глазе. Батюшка! Прости меня. Я дура. Образумиться не
могу. Где муж? Где сын? Как в пустой дом приехал! Наказание Божие! Все обезумели. Девка! Девка! Палашка! Девка!
Софья. Да скажите ж мне, пожалуйста, виноваты
ли они? Всякий
ли человек
может быть добродетелен?
Стародум. Оттого, мой друг, что при нынешних супружествах редко с сердцем советуют. Дело в том, знатен
ли, богат
ли жених? Хороша
ли, богата
ли невеста? О благонравии вопросу нет. Никому и в голову не входит, что в глазах мыслящих людей честный человек без большого чина — презнатная особа; что добродетель все заменяет, а добродетели ничто заменить не
может. Признаюсь тебе, что сердце мое тогда только
будет спокойно, когда увижу тебя за мужем, достойным твоего сердца, когда взаимная любовь ваша…
Вольнодумцы, конечно,
могут (под личною, впрочем, за сие ответственностью) полагать, что пред лицом законов естественных все равно, кованая
ли кольчуга или кургузая кучерская поддевка облекают начальника, но в глазах людей опытных и серьезных материя сия всегда
будет пользоваться особливым перед всеми другими предпочтением.