„Новоявленный публицист, кн. В. Мещерский, говорит справедливо: реформы необходимы, но не менее того необходимы и знаки препинания. Или, говоря иными словами: выпустил реформу — довольно,
ставь точку; потом, спустя время, опять выпустил реформу и опять точку ставь. И так далее, до тех пор, пока не исполнятся неисповедимые божий пути.
Стало быть, прежде всего надо ослабить силу страстей, а потом уже начать
ставить точки, и притом не такие, которые можно бы выскоблить, а настоящие, действительные.
Опасность так велика, что не только запятые, даже точки не упразднят ее. Наполеон I на острове Св. Елены говорил:"Чем сильнее опасности, тем сильнейшие должны быть употреблены средства для их уврачевания". Под именем сих"сильнейших средств"что разумел великий человек? Очевидно, он разумел то же, что разумею и я, то есть: сперва оглуши страсти, а потом уже
ставь точку, хоть целую страницу точек.
Неточные совпадения
С своей стороны, скажу более: не одну, а несколько
точек всякий раз
ставить не мешало бы. И не непременно после реформы, но и в другое, свободное от реформ, время.
Возможно; но дабы получить в сем случае успех, необходимо предварительно привести страсти в некоторое особливое состояние, которое
поставило бы их в невозможность препятствовать постановке
точек. Ибо, в противном случае, они всенепременно тому воспрепятствуют.
Страсти почувствовали силу и получили полет — возможно ли, чтоб они, чувствуя себя сильными, равнодушно взглянули, как небольшое количество благонамеренных людей будут
ставить им
точки? И опять, какие это
точки? Ежели те
точки, кои обыкновенно публицисты в сочинениях своих
ставят, то разве великого труда стоит превратить оные в запятые, а в крайнем случае и совсем выскоблить?
Павел заговорил горячо и резко о начальстве, о фабрике, о том, как за границей рабочие отстаивают свои права. Рыбин порой ударял пальцем по столу, как бы
ставя точку. Не однажды он восклицал:
Неточные совпадения
Самгин совершенно не мог представить: как это будет? Придут какие-то болваны, а он должен внушать им правила поведения. С некоторой
точки зрения это может быть интересно, даже забавно, однако — не настолько, чтоб
ставить себя в смешную позицию проповедника половой морали.
«Как это он? и отчего так у него вышло живо, смело, прочно?» — думал Райский, зорко вглядываясь и в штрихи и в
точки, особенно в две
точки, от которых глаза вдруг ожили. И много
ставил он потом штрихов и
точек, все хотел схватить эту жизнь, огонь и силу, какая была в штрихах и полосах, так крепко и уверенно начерченных учителем. Иногда он будто и ловил эту тайну, и опять ускользала она у него.
Он тихо, почти машинально, опять коснулся глаз: они стали более жизненны, говорящи, но еще холодны. Он долго водил кистью около глаз, опять задумчиво мешал краски и провел в глазу какую-то черту,
поставил нечаянно
точку, как учитель некогда в школе
поставил на его безжизненном рисунке, потом сделал что-то, чего и сам объяснить не мог, в другом глазу… И вдруг сам замер от искры, какая блеснула ему из них.
Мне надо было лишь
поставить тебя на мою
точку.
Бесплодно и нелепо
ставить вопрос о том, может ли быть оправдано творчество с
точки зрения религии искупления.