Неточные совпадения
И пусть засвидетельствует этот голос, что, покуда
человек не развяжется с представлением о саранче и
других расхитителях народного достояния, до тех пор никакие Kraenchen и Kesselbrunnen 5 «аридовых веков» ему не дадут.
Правда, остаются еще мировые суды и земства, около которых можно бы кой-как пощечиться, но, во-первых, ни те, ни
другие не в силах приютить в своих недрах всех изувеченных жизнью, а, во-вторых, разве «благородному
человеку» можно остаться довольным какими-нибудь полуторами-двумя тысячами рублей, которые предоставляет нищенское земство?
— Расхищений не одобряю, — твердо ответил я, — но, с
другой стороны, не могу не принять в соображение, что всякому
человеку сладенького хочется.
С одной стороны, она производит людей-мучеников 2, которых повсюду преследует представление о родине, но которые все-таки по совести не могут отрицать, что на родине их ожидает разговор с становым приставом; с
другой — людей-мудрецов, которые раз навсегда порешили: пускай родина процветает особо, а я буду процветать тоже особо, ибо лучше два-три месяца подышать полною грудью, нежели просидеть их в «холодной»…
14 вдобавок эти делишки, вместе с делишками
других столь же простых
людей, не бесполезны и для страны, в которой я живу.
И как просто было б управлять
людьми, если б, подобно немецким пактрегерам, все поняли, что священнейшая обязанность человеков в том заключается, чтоб, не спотыкаясь и не задевая
друг друга, носить тяжести, принадлежащие"знатным иностранцам"!
Может быть, зимой, когда сосчитаны барыши, эти последние и сознают себя добрыми буржуа, но летом они, наравне с самым последним кельнером, продают душу наезжему
человеку и не имеют иного критериума для оценки вещей и
людей, кроме того, сколько то или
другое событие, тот или
другой"гость"бросят им лишних пфеннигов в карман.
Зато им решительно не только нет времени об чем-либо думать, но некогда и отдохнуть, так как все эти лечения нужно проделать в разных местах города, которые хотя и не весьма удалены
друг от
друга, но все-таки достаточно, чтоб больной
человек почувствовал.
Как истинная кокотка по духу, она даже этимне волнуется, а думает только: как нынче молодые
люди умеют мило говорить!.. и начинает примеривать
другое платье.
Что было дальше — я не помню. Кажется, я хотел еще что-то спросить, но, к счастию, не спросил, а оглянулся кругом. Вижу: с одной стороны высится Мальберг, с
другой — Бедерлей, а я… стою в дыре и рассуждаю с бесшабашными советниками об «увенчании здания», о том, что
людей нет, мыслей нет, а есть только устав о кантонистах, да и тот еще надо в архиве отыскивать… И так мне вдруг сделалось совестно, так совестно, что я круто оборвал разговор, воскликнув...
Человек ничего
другого не видит перед собой, кроме"неотносящихся дел", а между тем понятие о"неотносящихся делах"уже настолько выяснилось, что даже в субъекте наиболее недоумевающем пробуждается сознание всей жестокости и бесчеловечности обязательного стояния с разинутым ртом перед глухой стеной.
Но, чтоб сознать себя воистину
человеком, во всяком случае, нужно выйти из этого двоегласия, нужно признать права одного голоса и несостоятельность
другого.
Откровенно говоря, я думаю, что слова эти даже не представляют для западного
человека интереса новизны. Несомненно, что и он в свое время прошел сквозь все эти"слова", но только позабылих. И «неотносящиеся дела» у него были, и «тоска» была, и Тяпкин-Ляпкин, в качестве козла отпущения, был, и многое
другое, чем мы мним его удивить. Все было, но все позабылось, сделалось ненужным…
Вероятно, если внимательнее поискать, то в какой-нибудь щелке они и найдутся, но, с
другой стороны, сколько есть
людей, которые, за упразднением, мечутся в тоске, не зная, в какую щель обратиться с своей докукой?
— Понимаю я это, мой
друг! Но ведь я
человек, Подхалимов! Homo somo, как говорит Мамелфин… то бишь, как дальше?
17 Среди этой нравственной неурядицы, где позабыто было всякое чувство стыда и боязни, где грабитель во всеуслышание именовал себя патриотом,
человеку, сколько-нибудь брезгливому, ничего
другого не оставалось, как жаться к стороне и направлять все усилия к тому, чтоб заглушить в себе даже робкие порывы самосознательности.
Из мужских шляп-цилиндров устроивает такой милый пейзаж, что
человеку, даже имеющему на голове совсем новый цилиндр, непременно придет на мысль: а не купить ли
другой?
В области материальных интересов, как, например: пошлин, налогов, проведения новых железных дорог и т. п., эти
люди еще могут почувствовать себя затронутыми за живое и даже испустить вопль сердечной боли; но в области идей они, очевидно, только отбывают повинность в пользу того или
другого политического знамени, под сень которого их поставила или судьба, или личный расчет.
На сцену выступит запрос на вывороченные к лопаткам руки, на шивороты и
другие процессуальные подробности русской просветительной деятельности, воспоминание о которых не оставляет русского
человека и за границей.
Словом сказать, при взгляде на Старосмыслова и его подругу как-то невольно приходило на ум: вот
человек, который жил да поживал под сению Кронебергова лексикона, начиненный Евтропием и баснями Федра, как вдруг в его жизнь, в виде маленькой женщины, втерлось какое-то неугомонное начало и принялось выбрасывать за борт одну басню за
другой.
От Старосмысловых я направился к Блохиным и встретил совсем
другого сорта
людей.
Но потому-то именно и надо это дело как-нибудь исподволь повести, чтобы оба, ничего, так сказать, не понимаючи, очутились в самом лоне оного. Ловчее всего это делается, когда
люди находятся в состоянии подпития. Выпьют по стакану, выпьют по
другому — и вдруг наплыв чувств! Вскочут, начнут целоваться… ура! Капитолина Егоровна застыдится и скажет...
Я считаю излишним описывать радостный переполох, который это известие произвело в нашей маленькой колонии. Но для меня лично к этой радости примешивалась и частичка горя, потому что на
другой же день и Блохины и Старосмысловы уехали обратно в Россию. И я опять остался один на один с мучительною думою: кого-то еще пошлет бог, кто поможет мне размыкать одиночество среди этой битком набитой
людьми пустыни…
В среде, где нет ни подлинного дела, ни подлинной уверенности в завтрашнем дне, пустяки играют громадную роль. 1 Это единственный ресурс, к которому прибегает
человек, чтоб не задохнуться окончательно, и в то же время это легчайшая форма жизни, так как все проявления ее заключаются в непрерывном маятном движении от одного предмета к
другому, без плана, без очереди, по мере того как они сами собой выплывают из бездны случайностей!
— Русские, действительно, чаще скучают, нежели
люди других национальностей, и, мне кажется, это происходит оттого, что они чересчур избалованы. Русские не любят ни думать, ни говорить. Я знал одного полковника, который во всю жизнь не сказал ни одного слова своему денщику, предпочитая объясняться посредством телодвижений.
Говоря это, он показывал, как надо"держать"
человека: одной рукой натягивал воображаемые вожжи,
другою — стискивал воображаемый бич.
Так, например, однажды за обедом маркиз де Сангло выразился так:"Хотя крепостное право и похваляется многими, яко согласные с требованиями здравой внутренней политики, но при сем необходимо иметь в виду, что и оные
люди, провидением в наше распоряжение для услуг предоставленные, суть, подобно нам, по образу и подобию божию созданы!"А присутствовавший при этом генерал Бедокуров присовокупил:"Сие есть несомненно, хотя с некоторым в физиономиях повреждением!"В
другой раз князь Букиазба высказал такое мнение:"Сия мысль, что Иван (камердинер князя) служит мне токмо за страх, весьма для меня прискорбна, хотя не могу скрыть, что и за сим я пользуюсь его услугами с удовольствием".
Поэтому ежели в глазах
человека веры безразличны все виды и степени относительной правды, оспаривающие
друг у
друга верх, то для
человека среднего борьба этих правд составляет источник глубоких и мучительных опасений.
— То-то-с. По моему мнению, мы все,
люди добра, должны исповедаться
друг перед
другом и простить
друг друга. Да-с, и простить-с. У всякого
человека какой-нибудь грех найдется — вот и надобно этот грех ему простить.
Право, мне до сих пор совсем искренно казалось, что я никогда никаких
других слов, кроме трезвенных, не говорил, а вот отыскался же мудрец, который в глаза мне говорит: нет, совсем не того от тебя нужно. Но что-нибудь одно: или я был постоянно пьян, и в таком случае от пьяного
человека нечего и ждать трезвенного слова; или я был трезв, а те, которые слушали меня, были пьяны. А может быть, они и теперь пьяны.