Неточные совпадения
Нет, даже Колупаев с Разуваевым — и те недовольны. Они, конечно, понимают, что «жить ноне очень способно», но в то же время не могут не тревожиться, что
есть тут что-то «необнакавенное», чудное, что, идя по этой покатости, можно, того гляди, и голову свернуть. И оба
начинают просить «констинтунциев»… Нам чтоб «констинтунциев» дали, а толоконников чтоб к нам под
начал определили 26, да чтоб за печатью: и ныне и присно и во веки веков.
Да и эта самая Альфонсинка, которую он собрался «изуродовать» и которая теперь, развалившись в коляске, летит по Невскому, — и она совсем не об том думает, как она
будет через час nocer [кутить] у Бореля, а об том, сколько еще нужно времени, чтоб «отработаться» и потом удрать в Париж, где она
начнет nocer уж взаправду, как истинно доброй и бравой кокотке надлежит…
Мне кажется, что если б, вместо этого, он сказал: я разбойник и сейчас
начну тебя свежевать, — мне
было бы легче.
Ведут ли населяющие их жители какую бы то ни
было самостоятельную жизнь и имеют ли свойственные всем земноводным постоянные занятия? пользуются ли благами общественности, то
есть держат ли, как в прочих местах, ухо востро, являются ли по начальству в мундирах для принесения поздравлений, фигурируют ли в процессах в качестве попустителей и укрывателей и затем уже, в свободное от явок время, женятся, рождают детей и умирают, или же представляют собой изнуренный летнею беготнёю сброд, который, сосчитав барыши, погружается в спячку, с тем чтоб проснуться в
начале апреля и
начать приготовление к новой летней беготне?
Оттого ли, что потухло у бюрократии воображение, или оттого, что развелось слишком много кафешантанов и нет времени думать о деле; как бы то ни
было, но в бюрократическую практику мало-помалу
начинают проникать прискорбные фельдъегерские предания.
— Но довольно об этом! — сказал граф взволнованным голосом, — возвратимся к
началу нашей беседы. Вы, кажется, удивлялись, что наше бюрократическое творчество оскудевает… то
есть в каком же это смысле? в смысле распоряжений или в другом каком?
Показал, как иногда полезно бывает заставлять ум обращаться к
началам вещей, не торопясь формулированием изолированных выводов; как это обращение, с одной стороны, укрепляет мыслящую способность, а с другой стороны, возбуждает в обывателе доверие, давая ему возможность понять, в силу каких соображений и на какой приблизительно срок он обязывается
быть твердым в бедствиях.
Я возвратился из Версаля в Париж с тем же поездом, который уносил и депутатов. И опять все французы жужжали, что, в сущности, Клемансо прав, но что же делать, если уши выше лба не растут. И всем
было весело, до такой степени весело, что многие даже осмелились и
начали вслух утверждать, что Мак-Магон совсем не так прост, как это может казаться с первого взгляда.
Но в решительную минуту Шамбор отступил. Он понял, что Мак-Магон не представляет достаточного прикрытия для заправского расстреляния"доброго города Парижа". И Мак-Магон с своей стороны тоже не настаивал. Но, сверх того, и того и другого,
быть может, смутило то обстоятельство, что палата, с раскассирования которой предстояло
начать"реставрацию", не давала к тому решительного повода.
Да что тут! На днях получаю письмо из Пензы — и тут разочарование!"Спешу поделиться с вами радостной весточкой, — сообщает местный публицист, — и мы, пензяки,
начали очищать нечистоты не с помощью свиней, а на законном основании. Первый, как и следовало ожидать, подал пример наш уважаемый"и т. д. Ну, разумеется, порадоваться-то я порадовался, но потом сообразил: какое же, однако,
будет распоряжение насчет"тамбовской хлебной ветчины"? Ведь этак, чего доброго, она с рынка совсем исчезнуть должна!
Альфред решается
начать с груши и
ест ее, а тем временем ему садится на нос муха.
Сперва запоют:"Как по морю да по Хвалынскому, да выплывала лебедь белая"; потом
начнут:"Во поле березынька стоя-а-ала", потом и еще запоют, и
будут не переставаючи
петь вплоть до заутрень.
— Истинно вам говорю: глядишь это, глядишь, какое нынче везде озорство пошло, так инда тебя ножом по сердцу полыснет! Совсем жить невозможно стало. Главная причина: приспособиться никак невозможно. Ты думаешь: давай
буду жить так! — бац! живи вот как!
Начнешь жить по-новому — бац! живи опять по-старому! Уж на что я простой человек, а и то сколько раз говорил себе: брошу Красный Холм и уеду жить в Петербург!
Часов около шести компания вновь соединялась в следующем по порядку ресторане и спрашивала обед. Если и
пили мы всласть, хотя присутствие Старосмысловых несколько стесняло нас. Дня с четыре они шли наравне с нами, но на пятый Федор Сергеич объявил, что у него болит живот, и спросил вместо обеда полбифштекса на двоих. Очевидно, в его душу
начинало закрадываться сомнение насчет прогонов, и надо сказать правду, никого так не огорчало это вынужденное воздержание, как Блохина.
Ежели
начать с"чин чина почитай" — он-то, может
быть, и найдет в своем сердце готовность воспринять эту истину, да Капитолина Егоровна, чего доброго, заплачет.
Но потому-то именно и надо это дело как-нибудь исподволь повести, чтобы оба, ничего, так сказать, не понимаючи, очутились в самом лоне оного. Ловчее всего это делается, когда люди находятся в состоянии подпития.
Выпьют по стакану,
выпьют по другому — и вдруг наплыв чувств! Вскочут,
начнут целоваться… ура! Капитолина Егоровна застыдится и скажет...
За столом тайные советники поместились по обе стороны Зои Филипьевны, причем когда кушанья
начинали подавать с одного тайного советника, то другой завидовал и волновался при мысли, что, пока дойдет до него черед, лучшие куски
будут уже разобраны.
Речь моя произвела потрясающее действие. Но в первую минуту не
было ни криков, ни волнения; напротив, все сидели молча, словно подавленные. Тайные советники жевали и, может
быть, надеялись, что сейчас сызнова обедать
начнут; Матрена Ивановна крестилась; у Федора Сергеича глаза
были полны слез; у Капитолины Егоровны покраснел кончик носа. Захар Иваныч первый положил конец молчанию, сказав...
Начал с того, что побывал на берегах Пинеги и на берегах Вилюя, задал себе вопрос: ужели
есть такая нужда, которая может загнать человека в эти волшебные места?
Свинья. Почитываю. Только понимаю не так, как написано… Как хочу, так и понимаю!.. (К публике.)Так вот что, други! в участок мы ее не отправим, а своими средствами… Сыскивать ее станем… сегодня вопросец зададим, а завтра — два… (Задумывается.)Сразу не покончим, а постепенно чавкать
будем… (Сопя, подходит к Правде, хватает ее за икру и
начинает чавкать.)Вот так!
— Ну-с, mon cher Capotte, —
начал я, — так вы изъявляете готовность
быть моим собеседником… Какие же ваши условия?
А, через месяц на помощь к Сан-Кюлотту явилась девица Альфонсинка (Капотт
был на этот счет строг и Альфонсинок в своем"заведении"не допускал) и те же песни
начала распевать уже с пристойными иллюстрациями.
— Подобно древним римлянам, русские времен возрождения усвоили себе клич: panem et circenses! [Хлеба и зрелищ!] И притом чтобы даром. Но circenses у вас отродясь никогда не бывало (кроме секуций при волостных правлениях), а panem
начал поедать жучок. Поэтому-то мне кажется, старый князь Букиазба
был прав, говоря: во избежание затруднений, необходимо в них сию прихоть истреблять.
"Тогда лишь я счастливым почитать себя
буду… —
начал он, но, вспомнив, что за сие не похвалят, продолжал: — А впрочем, если б и впредь оное продолжать за нужное
было сочтено, то мы и за сие должны благодарить и оным без критики пользоваться".
— Ну-с, так это исходный пункт. Простить — это первое условие, но с тем, чтоб впредь в тот же грех не впадать, — это второе условие. Итак,
будем говорить откровенно.
Начнем с народа. Как земец, я живу с народом, наблюдаю за ним и знаю его. И убеждение, которое я вынес из моих наблюдений, таково: народ наш представляет собой образец здорового организма, который никакие обольщения не заставят сойти с прямого пути. Согласны?
— Ответ на этот вопрос простой, — продолжал он, — необходимо вырвать с корнем злое
начало… Коль скоро мы знаем, что наш враг — интеллигенция, стало
быть, с нее и
начать нужно. Согласны?
Ночь я провел совершенно спокойно и видел веселые сны. Я будто бы пишу, а меня будто бы хвалят, находят, что я трезвенные слова говорю. Вообще я давно заметил: воротишься домой, ляжешь в постельку, и
начнет тебя укачивать и
напевать:"Спи, ангел мой, спи, бог с тобой!"