Райнер помогал каждой, насколько был в силах, и это не могло не отозваться на его собственных занятиях, в которых начали замечаться сильные упущения. К концу месяца Райнеру отказали за неглижировку от нескольких уроков. Он перенес это весьма спокойно и продолжал еще усерднее помогать в
работах женщинам Дома.
Было яркое весеннее утро… В огороде Восходного сажали на грядах зелень… Пололи сорную траву, убирали гряды. Бабушка и Наташа, двухлетняя малютка с сияющими глазками, приплелись поглядеть на
работу женщин. Серебристый смех девочки достиг до чопорного дома Маковецких. Вышел генерал в сюртуке с пестрыми погонами «отставного», покончившего свою службу служаки, вышла генеральша в теплом бурнусе, увидали Наташу и сразу очаровались прелестной девочкой.
— Я стою за самую широкую эмансипацию женщин в отношении труда; я даже думаю, что со стороны мужчин будет очень благоразумно свалить всю
работу женщинам, но я, конечно, не позволю себе называть это эмансипацией и не могу согласиться, что эта штука впервые выкинута с женщинами так называемыми новыми людьми. Привилегия эта принадлежит не им.
«Народ вымирает, привык к своему вымиранию, среди него образовались приемы жизни, свойственные вымиранью, — умирание детей, сверхсильная
работа женщин, недостаток пищи для всех, особенно для стариков.
Неточные совпадения
Она встала ему навстречу, не скрывая своей радости увидать его. И в том спокойствии, с которым она протянула ему маленькую и энергическую руку и познакомила его с Воркуевым и указала на рыжеватую хорошенькую девочку, которая тут же сидела за
работой, назвав ее своею воспитанницей, были знакомые и приятные Левину приемы
женщины большого света, всегда спокойной и естественной.
— Я ее лечу. Мне кажется, я ее — знаю. Да. Лечу. Вот — написал
работу: «Социальные причины истерии у
женщин». Показывал Форелю, хвалит, предлагает издать, рукопись переведена одним товарищем на немецкий. А мне издавать — не хочется. Ну, издам, семь или семьдесят человек прочитают, а — дальше что? Лечить тоже не хочется.
Больше половины слушателей —
женщины, должно быть, огородницы, прачки, а одетые почище — мелкие торговки, прислуга без
работы.
Он не уклонялся от осторожной помощи ей в ее бесчисленных делах, объясняя себе эту помощь своим стремлением ознакомиться с конспиративной ее
работой, понять мотивы революционности этой всегда спокойной
женщины, а она относилась к его услугам как к чему-то обязательному, не видя некоторого их риска для него и не обнаруживая желания сблизиться с ним.
«Да, темная душа», — повторил Самгин, глядя на голую почти до плеча руку
женщины. Неутомимая в
работе, она очень завидовала успехам эсеров среди ремесленников, приказчиков, мелких служащих, и в этой ее зависти Самгин видел что-то детское. Вот она говорит доктору, который, следя за карандашом ее, окружил себя густейшим облаком дыма: