Неточные совпадения
— Знаю, есть такой, —
отвечал рукосуй, — вот идите прямо через болото, как раз тут.
— Смотри, братцы! как бы нам тово…
отвечать бы за него, за прохвоста, не пришлось! — присовокупляли другие.
Смотритель подумал с минуту и
отвечал, что в истории многое покрыто мраком; но что был, однако же, некто Карл Простодушный, который имел на плечах хотя и не порожний, но все равно как бы порожний сосуд, а войны вел и трактаты заключал.
Покуда шли эти толки, помощник градоначальника не дремал. Он тоже вспомнил о Байбакове и немедленно потянул его к ответу. Некоторое время Байбаков запирался и ничего, кроме «знать не знаю, ведать не ведаю», не
отвечал, но когда ему предъявили найденные на столе вещественные доказательства и сверх того пообещали полтинник на водку, то вразумился и, будучи грамотным, дал следующее показание...
— Врешь, переметная сума! —
отвечала толпа, — вы нарочно с квартальным стакнулись, чтоб батюшку нашего от себя избыть!
— Если ты имеешь мужа и можешь доказать, что он здешний градоначальник, то признаю! — твердо
отвечал мужественный помощник градоначальника. Казенных дел стряпчий трясся всем телом и трясением этим как бы подтверждал мужество своего сослуживца.
— Если более ясных доказательств не имеешь, то не признаю! — столь твердо
отвечал помощник градоначальника, что стряпчий защелкал зубами и заметался во все стороны.
— Ежели ты имеешь мужа и можешь доказать, что он здешний градоначальник, то признаем! — мужественно
отвечал помощник градоначальника.
— Покорись, бесстыжая! да уйми своих кобелей! — храбро
отвечала Ираидка.
— Чиновник я из губернии (имярек), —
отвечал приезжий, — и приехал сюда для розыску бездельных Клемантинкиных дел!
— Правда, —
отвечала Амалька, — только не обманным образом и не облыжно, а была и есмь градоначальница по самой сущей истине.
— Надо орудовать, —
отвечал помощник градоначальника, — вот что! не пустить ли, сударь, в народе слух, что оная шельма Анелька заместо храмов божиих костелы везде ставить велела?
— Да! поди сунься! ловкой! —
отвечали молодцы.
Но Дунька
отвечала невежеством.
С полною достоверностью
отвечать на этот вопрос, разумеется, нельзя, но если позволительно допустить в столь важном предмете догадки, то можно предположить одно из двух: или что в Двоекурове, при немалом его росте (около трех аршин), предполагался какой-то особенный талант (например, нравиться женщинам), которого он не оправдал, или что на него было возложено поручение, которого он, сробев, не выполнил.
— А на что мне тебя… гунявого? [Гуня́вый — гнусавый, в другом значении — плешивый, неуклюжий.] —
отвечала Аленка, с наглостью смотря ему в глаза, — у меня свой муж хорош.
Стал бригадир считать звезды («очень он был прост», — повторяет по этому случаю архивариус-летописец), но на первой же сотне сбился и обратился за разъяснениями к денщику. Денщик
отвечал, что звезд на небе видимо-невидимо.
— Митьку жалко! —
отвечала Аленка, но таким нерешительным голосом, что было очевидно, что она уже начинает помышлять о сдаче.
— Хлопочу, братики, хлопочу! —
отвечал бригадир.
— Не получил, братики! —
отвечал бригадир.
— Это точно, что с правдой жить хорошо, —
отвечал бригадир, — только вот я какое слово тебе молвлю: лучше бы тебе, древнему старику, с правдой дома сидеть, чем беду на себя накликать!
И действительно, в городе вновь сделалось тихо; глуповцы никаких новых бунтов не предпринимали, а сидели на завалинках и ждали. Когда же проезжие спрашивали: как дела? — то
отвечали...
— Добро хороню! —
отвечала блаженная, оглядывая вопрошавших с бессмысленною улыбкой, которая с самого дня рождения словно застыла у ней на лице.
— Я, мамонька, здеся, —
отвечал боязливый лепет ребенка, притаившегося сзади около сарафана матери.
— Здравствуйте! Ослобонять пришли? —
отвечала Домашка.
— Об этом мы неизвестны, —
отвечали глуповцы, — думаем, что много всего должно быть, однако допытываться боимся: как бы кто не увидал да начальству не пересказал!
Но пастух на все вопросы
отвечал мычанием, так что путешественники вынуждены были, для дальнейших расспросов, взять его с собою и в таком виде приехали в другой угол выгона.
— Для легости, ваше благородие! —
отвечали ему, — провианту не просит, а маршировку и он исполнять может!
Понимая всю важность этих вопросов, издатель настоящей летописи считает возможным
ответить на них нижеследующее: история города Глупова прежде всего представляет собой мир чудес, отвергать который можно лишь тогда, когда отвергается существование чудес вообще.
— Прочь, буяны! — обыкновенно
отвечал Бородавкин.
«Он же, — говорит по этому поводу летописец, — жалеючи сиротские слезы, всегда
отвечал: не время, ибо не готовы еще собираемые известным мне способом для сего материалы.
— Так и живем, что настоящей жизни не имеем, —
отвечали глуповцы и при этом не то засмеялись, не то заплакали.
Как и всякое выражение истинно плодотворной деятельности, управление его не было ни громко, ни блестяще, не отличалось ни внешними завоеваниями, ни внутренними потрясениями, но оно
отвечало потребности минуты и вполне достигало тех скромных целей, которые предположило себе.
На это
отвечу: цель издания законов двоякая: одни издаются для вящего народов и стран устроения, другие — для того, чтобы законодатели не коснели в праздности…"
Рассказав этот случай, летописец спрашивает себя: была ли польза от такого закона? — и
отвечает на этот вопрос утвердительно.
Но откупщик пользу того узаконения ощутил подлинно, ибо когда преемник Беневоленского, Прыщ, вместо обычных трех тысяч потребовал против прежнего вдвое, то откупщик продерзостно
отвечал:"Не могу, ибо по закону более трех тысяч давать не обязываюсь".
Тут открылось все: и то, что Беневоленский тайно призывал Наполеона в Глупов, и то, что он издавал свои собственные законы. В оправдание свое он мог сказать только то, что никогда глуповцы в столь тучном состоянии не были, как при нем, но оправдание это не приняли, или, лучше сказать,
ответили на него так, что"правее бы он был, если б глуповцев совсем в отощание привел, лишь бы от издания нелепых своих строчек, кои предерзостно законами именует, воздержался".
— Перуновы именины справляют, ваше высокородие! —
отвечали в один голос квартальные.
— Весь синклит-с! —
отвечали квартальные, сочувственно переглянувшись между собою.
— На что лучше-с! —
отвечал он, — только осмелюсь доложить вашему высокородию: у нас на этот счет даже лучше зрелища видеть можно-с!
— Если вы изволите быть в нем настоятельницей, то я хоть сейчас готов дать обет послушания, — галантерейно
отвечал Грустилов.
— За всех
ответить или всех спасти! — кричал он, цепенея от страха, — и, конечно, решился спасти.
— Ни сам я тоя книжицы не сочинял, ни сочинителя оной в глаза не видывал, а напечатана она в столичном городе Москве в университетской типографии, иждивением книгопродавцев Манухиных! — твердо
отвечал Линкин.
Мог ли продолжаться такой жизненный установ и сколько времени? — определительно
отвечать на этот вопрос довольно трудно.
Предполагал ли он при этом сделаться благодетелем человечества? — утвердительно
отвечать на этот вопрос трудно.
Но в том виде, в каком Глупов предстал глазам его, город этот далеко не
отвечал его идеалам.
Квартальные не поняли; но во взгляде градоначальника было нечто до такой степени устраняющее всякую возможность уклониться от объяснения, что они решились
отвечать, даже не понимая вопроса.
Ибо, встретившись где-либо на границе, обыватель одного города будет вопрошать об удобрении полей, а обыватель другого города, не вняв вопрошающего, будет
отвечать ему о естественном строении миров.