— А! вы здесь? — изредка говорит ему, проходя мимо, директор, который знает его отца и
не прочь оказать протекцию сыну, — это очень любезно с вашей стороны. Скоро мы и для вас настоящее дело найдем, к месту вас пристроим! Я вашу записку читал… сделана умно, но, разумеется, молодо. Рассуждений много, теория преобладает — сейчас видно, что школьная скамья еще не простыла… ну-с, а покуда прощайте!
Неточные совпадения
Именно так было поступлено и со мной, больным, почти умирающим. Вместо того, чтобы везти меня за границу, куда, впрочем, я и сам
не чаял доехать, повезли меня в Финляндию. Дача — на берегу озера, которое во время ветра невыносимо гудит, а в
прочее время разливает окрест приятную сырость. Домик маленький, но веселенький, мебель сносная, но о зеркале и в помине нет. Поэтому утром я наливаю в рукомойник воды и причесываюсь над ним. Простору довольно, и большой сад для прогулок.
Вот где нужно искать действительных космополитов: в среде Баттенбергов, Меренбергов и
прочих штаб — и обер-офицеров прусской армии, которых обездолил князь Бисмарк. Рыщут по белу свету, теплых местечек подыскивают. Слушайте! ведь он, этот Баттенберг, так и говорит: «Болгария — любезное наше отечество!» — и язык у него
не заплелся, выговаривая это слово. Отечество. Каким родом очутилось оно для него в Болгарии, о которой он и во сне
не видал? Вот уж именно:
не было ни гроша — и вдруг алтын.
На вопрос: «Будешь ли меня на старости лет кормить?» — он отвечал прямо: «
Не буду!» И старый коршун бережно донес его до нового места, воспитал и улетел
прочь умирать.
Говорят, будто Баттенберг прослезился, когда ему доложили: «Карета готова!» Еще бы! Все лучше быть каким ни на есть державцем, нежели играть на бильярде в берлинских кофейнях. Притом же, на первых порах, его беспокоит вопрос: что скажут свои? папенька с маменькой, тетеньки, дяденьки, братцы и сестрицы? как-то встретят его
прочие Баттенберги и Орлеаны? Наконец, ему ведь придется отвыкать говорить: «Болгария — любезное отечество наше!» Нет у него теперь отечества, нет и
не будет!
Чтобы достигнуть этого, надобно прежде всего ослабить до минимума путы, связывающие его деятельность, устроиться так, чтобы стоять в стороне от
прочей «гольтепы», чтобы порядки последней
не были для него обязательны, чтобы за ним обеспечена была личная свобода действий; словом сказать, чтобы имя его пользовалось почетом в мире сельских властей и через посредство их производило давление на голь мирскую.
О
прочих наезжих мироедах распространяться я
не буду. Они ведут свое дело с тою же наглостью и горячностью, как и Иван Фомич, — только размах у них
не так широк и перспективы уже. И чиновник и мещанин навсегда завекуют в деревне, без малейшей надежды попасть в члены суб-суб-комиссии для вывозки из города нечистот.
Сделавшись мужем и женой, они
не оставили ни прежних привычек, ни бездомовой жизни; обедали в определенный час в кухмистерской, продолжали жить в меблированных нумерах, где занимали две комнаты, и, кроме того, обязаны были иметь карманные деньги на извозчика, на завтрак, на подачки сторожам и нумерной прислуге и на
прочую мелочь.
Встречаются такие ненавистники, которых даже
прочие собраты по ремеслу инстинктивно чуждаются, из опасения
не поспеть за ними и быть сопричисленными к разряду неблагонадежных.
И на другой или на третий день, убедившись, что слова его были вещими ("капут"совершился),
не преминет похвалиться перед
прочими солидными читателями...
Это он-то довилялся! Он, который всегда, всем сердцем… куда
прочие, туда и он! Но делать нечего, приходится выслушивать. Такой уж настал черед… «ихний»! Вчера была оттепель, а сегодня — мороз. И лошадей на зимние подковы в гололедицу подковывают,
не то что людей! Но, главное, оправданий никаких
не допускается. Он обязан был стоять на страже, обязан предвидеть — и всё тут. А впрочем, ведь оно и точно, если по правде сказать: был за ним грешок, был!
Вместе с ненавистниками, они одни имеют возможность возвышать голос,
не рискуя вызвать подозрения и улики в измене, и тяготеть над
прочими общественными слоями, осужденными на безмолвие и пассивность.
Покуда мнения читателя-друга
не будут приниматься в расчет на весах общественного сознания с тою же обязательностью, как и мнения
прочих читательских категорий, до тех пор вопрос об удрученном положении убежденного писателя останется открытым.
— А то чем же! Чем
прочие, тем и он. Хлеб-то задаром
не достается. Он и с печки сойти
не может — какой он добытчик?
— Возьмите, — сказал он, — историю себе наживете. С сильным
не борись! и пословица так говорит. Еще скажут, что кобенитесь, а он и невесть чего наплетет. Кушайте на здоровье!
Не нами это заведено,
не нами и кончится. Увидите, что ежели вы последуете моему совету, то и
прочие миряне дружелюбнее к вам будут.
— Да, и домой. Сидят почтенные родители у окна и водку пьют:"Проваливай! чтоб ноги твоей у нас
не было!"А квартира, между
прочим, — моя, вывеска на доме — моя; за все я собственные деньги платил. Могут ли они теперича в чужой квартире дебоширствовать?
— Вот и господин говорит, — бросился он к нему, — что вы
не только без причины, а и с причиной драться
не смеете! А вы, между
прочим, высекли меня! ах!
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Поди
прочь отсюда! слышишь:
прочь,
прочь! И
не смей показываться на глаза.
Артемий Филиппович. Человек десять осталось,
не больше; а
прочие все выздоровели. Это уж так устроено, такой порядок. С тех пор, как я принял начальство, — может быть, вам покажется даже невероятным, — все как мухи выздоравливают. Больной
не успеет войти в лазарет, как уже здоров; и
не столько медикаментами, сколько честностью и порядком.
Право, этаких я никогда
не видывал: черные, неестественной величины! пришли, понюхали — и пошли
прочь.
Прочие роли
не требуют особых изъяснений. Оригиналы их всегда почти находятся пред глазами.
Помалчивали странники, // Покамест бабы
прочие //
Не поушли вперед, // Потом поклон отвесили: // «Мы люди чужестранные, // У нас забота есть, // Такая ли заботушка, // Что из домов повыжила, // С работой раздружила нас, // Отбила от еды.