Неточные совпадения
Он равнодушно прочитывает полученную рацею и говорит
себе: «У меня и без того смирно — чего еще больше?..» «Иван Иванович! — обращается он к приближенному лицу, — кажется, у нас
ничего такого нет?» — И есть ли, нет ли, циркуляр подшивается к числу прочих — и делу конец.
Все это я не во сне видел, а воочию. Я слышал, как провинция наполнялась криком, перекатывавшимся из края в край; я видел и улыбки, и нахмуренные брови; я ощущал их действие на самом
себе. Я помню так называемые «столкновения», в которых один толкался, а другой думал единственно о том, как бы его не затолкали вконец. Я не только
ничего не преувеличиваю, но, скорее, не нахожу настоящих красок.
Ведь идея государственности и в обнаженном изложении фактов просочится сама
собой — стало быть,
ничего другого и не требуется.
— И как это ты проживешь,
ничего не видевши! — кручинилась она, — хотя бы у колонистов на лето папенька с маменькой избушку наняли. И недорого, и, по крайности, ты хоть настоящую траву, настоящее деревцо увидал бы, простор узнал бы, здоровья бы
себе нагулял, а то ишь ты бледный какой! Посмотрю я на тебя, — и при родителях ровно ты сирота!
Он вдвое несчастлив: и за
себя, и за те преданные сердца, которым горение их
ничего не может дать, кроме сознания темного и безвыходного порабощения.
Минуту эту приводят за
собой единичные события, источник которых не имеет с литературой
ничего общего, но приурочивается к ней с самою позорною непринужденностью.
— А что, господа! — обращается он к гостям, — ведь это лучшенькое из всего, что мы испытали в жизни, и я всегда с благодарностью вспоминаю об этом времени. Что такое я теперь? — "Я знаю, что я
ничего не знаю", — вот все, что я могу сказать о
себе. Все мне прискучило, все мной испытано — и на дне всего оказалось —
ничто! Nichts! А в то золотое время земля под ногами горела, кровь кипела в жилах… Придешь в Московский трактир:"Гаврило! селянки!" — Ах, что это за селянка была! Маня, помнишь?
— Вот она этих воспоминаний не любит, — кобенится Непомнящий, — а я
ничего дороже их не знаю. Поверьте, что когда-нибудь я устрою
себе праздник по своему вкусу. Брошу все, уеду в Москву и спрячусь куда-нибудь на Плющиху… непременно на Плющиху!
— Ну, так вот что: когда окончится следствие, тогда и приходите. Может быть, по следствию окажется, что ваш муж прав; тогда и дело само
собою кончится. А теперь я
ничего не могу.
Он уже позволил
себе высказать губернатору лично, что считает беспрерывное вмешательство его в дела земства чересчур назойливым, и даже написал ему несколько пикантных бумаг в этом смысле, а в обществе отзывался об нем с такою бесцеремонностью, что даже лучшие его друзья делали вид, что они
ничего не слышат.
— У нас
ничего нельзя вперед угадать, — ворчал он
себе под нос, — сегодня ты тут, а завтра неведомая сила толкнула тебя бог весть куда!
— Что ж угадывать? Во мне все так просто и в жизни моей так мало осложнений, что и без угадываний можно обойтись. Я даже рассказать тебе о
себе ничего особенного не могу. Лучше ты расскажи. Давно уж мы не видались, с той самой минуты, как я высвободился из Петербурга, — помнишь, ты меня проводил? Ну же, рассказывай: как ты прожил восемь лет? Что предвидишь впереди?..
Быть может, что это происходит оттого, что я
ничего особенного не требую, или оттого, что сама судьба меня приголубливает, — во всяком случае, я и жалуюсь и сознаю
себя вполне удовлетворенным.
Я —
ничего себе: всматривался в открывшиеся теперь совсем подробности нового берега, глядел не без удовольствия, как скачут через камни, точно бешеные белые лошади, буруны, кипя пеной; наблюдал, как начальство беспокоится, как появляется иногда и задумчиво поглядывает на рифы адмирал, как все примолкли и почти не говорят друг с другом.
Неточные совпадения
Городничий. Да я так только заметил вам. Насчет же внутреннего распоряжения и того, что называет в письме Андрей Иванович грешками, я
ничего не могу сказать. Да и странно говорить: нет человека, который бы за
собою не имел каких-нибудь грехов. Это уже так самим богом устроено, и волтерианцы напрасно против этого говорят.
Хлестаков. Ты растолкуй ему сурьезно, что мне нужно есть. Деньги сами
собою… Он думает, что, как ему, мужику,
ничего, если не поесть день, так и другим тоже. Вот новости!
Почтмейстер. Нет, о петербургском
ничего нет, а о костромских и саратовских много говорится. Жаль, однако ж, что вы не читаете писем: есть прекрасные места. Вот недавно один поручик пишет к приятелю и описал бал в самом игривом… очень, очень хорошо: «Жизнь моя, милый друг, течет, говорит, в эмпиреях: барышень много, музыка играет, штандарт скачет…» — с большим, с большим чувством описал. Я нарочно оставил его у
себя. Хотите, прочту?
Стародум. Любезная Софья! Я узнал в Москве, что ты живешь здесь против воли. Мне на свете шестьдесят лет. Случалось быть часто раздраженным, ино-гда быть
собой довольным.
Ничто так не терзало мое сердце, как невинность в сетях коварства. Никогда не бывал я так
собой доволен, как если случалось из рук вырвать добычь от порока.
Стародум. Как! А разве тот счастлив, кто счастлив один? Знай, что, как бы он знатен ни был, душа его прямого удовольствия не вкушает. Вообрази
себе человека, который бы всю свою знатность устремил на то только, чтоб ему одному было хорошо, который бы и достиг уже до того, чтоб самому ему
ничего желать не оставалось. Ведь тогда вся душа его занялась бы одним чувством, одною боязнию: рано или поздно сверзиться. Скажи ж, мой друг, счастлив ли тот, кому нечего желать, а лишь есть чего бояться?