Неточные совпадения
Идет чумазый, идет! Я не
раз говорил это и теперь повторяю: идет, и даже
уже пришел! Идет с фальшивою мерою, с фальшивым аршином и с неутолимою алчностью глотать, глотать, глотать…
И находятся еще антики, которые уверяют, что весь этот хлам история запишет на свои скрижали… Хороши будут скрижали! Нет, время такой истории
уж прошло. Я уверен, что даже современные болгары скоро забудут о Баттенберговых проказах и вспомнят о них лишь тогда, когда его во второй
раз увезут: «Ба! — скажут они, — да ведь это
уж, кажется, во второй
раз! Как бы опять его к нам не привезли!»
На этот
раз помещики действовали
уже вполне бескорыстно. Прежде отдавали людей в рекруты, потому что это представляло хорошую статью дохода (в Сибирь ссылали редко и в крайних случаях, когда
уже, за старостью лет, провинившегося нельзя было сдать в солдаты); теперь они
уже потеряли всякий расчет. Даже тратили собственные деньги, лишь бы успокоить взбудораженные паникою сердца.
Покуда в доме идет содом, он осматривает свои владения. Осведомляется, где в последний
раз сеяли озимь (пашня
уж два года сряду пустует), и нанимает топографа, чтобы снял полевую землю на план и разбил на шесть участков, по числу полей. Оказывается, что в каждом поле придется по двадцати десятин, и он спешит посеять овес с клевером на том месте, где было старое озимое.
Но,
раз попавши в праздничную колею, он
уже не имел возможности сойти с нее, даже если бы хотел.
— Прытки вы очень! У нас-то
уж давно написано и готово, да первый же Петр Николаич по полугоду в наши проекты не заглядывает. А там найдутся и другие рассматриватели… целая ведь лестница впереди! А напомнишь Петру Николаичу — он отвечает:"Момент, любезный друг, не такой! надо момент уловить, — тогда у нас
разом все проекты как по маслу пройдут!"
С получением штатного места пришлось несколько видоизменить modus vivendi. [образ жизни (лат.)] Люберцев продолжал принимать у себя
раз в неделю, но товарищей посещал
уже реже, потому что приходилось и по вечерам работать дома. Дружеский кружок редел; между членами его мало-помалу образовался раскол. Некоторые члены заразились фантазиями, оказались чересчур рьяными и отделились.
Но Генечка этого не опасался и продолжал преуспевать. Ему еще тридцати лет не было, а
уже самые лестные предложения сыпались на него со всех сторон. Он не
раз мог бы получить в провинции хорошо оплаченное и ответственное место, но уклонялся от таких предложений, предпочитая служить в Петербурге, на глазах у начальства. Много проектов он
уже выработал, а еще больше имел в виду выработать в непродолжительном времени. Словом сказать, ему предстояло пролить свет…
Предчувствие грозы
уже томило ее, но на этот
раз она не высказалась.
От чая я
уж отказался, ем
раз в сутки, — сами видите, какая это еда!
Всякую надежду на лучшее будущее предстояло оставить, сказать себе
раз навсегда, что луч света
уже не согреет его существования.
— Ну да, ну да! — поощряет его собеседник-ненавистник, — вот именно это самое и есть! Наконец-то ты догадался! Только, брат, надо пожарные трубы всегда наготове держать, а ты, к сожалению, свою только теперь выкатил! Ну, да на этот
раз бог простит, а на будущее время будь
уж предусмотрительнее. Не глумись над исправниками вместе с свистунами, а помни, что в своем роде это тоже предержащая власть!
Отец несколько
раз предлагал ей ехать в Петербург к тетке, но она настаивала в своем упорстве. Теперь
уж не представление о долге приковывало ее к деревне, а какая-то тупая боязнь. Она боялась встретить его, боялась за себя, за свое чувство. Наверное, ее ожидает какое-нибудь жестокое разочарование, какая-нибудь новая жестокая игра. Она еще не хотела прямо признать деревянным письмо своего минутного жениха, но внутренний голос
уже говорил ей об этом.
Несмотря на приближение 18-ти лет, сердце ее ни
разу не дрогнуло. К хорошеньким и богатеньким девицам
уже начали перед выпуском приезжать в приемные дни, под именами кузенов и дяденек, молодые люди с хорошенькими усиками и с целыми ворохами конфект. Она не прочь была полюбоваться ими и даже воскликнуть...
— Это что говорить! Знаю я и помещиков, которые… Позвольте вам доложить, есть у нас здесь в околотке барин, Федор Семеныч Заозерцев прозывается, так тот еще когда радоваться-то начал! Еще только слухи об воле пошли, а он
уже радовался!"Теперь, говорит, вольный труд будет, а при вольном труде земля сам-десят родить станет". И что же, например, случилось: вольный-то труд пришел, а земля и совсем родить перестала —
разом он в каких-нибудь полгода прогорел!
— Чего мне худого ждать! Я
уж так худ, так худ, что теперь со мной что хочешь делай, я и не почувствую. В самую, значит, центру попал. Однажды мне городничий говорит:"В Сибирь, говорит, тебя, подлеца, надо!"А что, говорю, и ссылайте, коли ваша власть; мне же лучше: новые страны увижу. Пропонтирую пешком отселе до Иркутска — и чего-чего не увижу. Сколько
раз в бегах набегаюсь! Изловят — вздуют:"влепить ему!" — все равно как здесь.
Наконец,
уж почти перед самым моим отъездом из города, Гришка пришел ко мне и как-то таинственно, словно боялся, что его услышат, объявил, что он женится на хозяйской дочери, Феклинье, той самой, о которой он упоминал не
раз и в прежних собеседованиях со мною.
Жить становилось невыносимо; и шутовство пропало, не лезло в голову.
Уж теперь не он бил жену, а она не однажды замахивалась, чтоб дать ему
раза. И старики начали держать ее сторону, потому что она содержала дом и кормила всех. — "В нашем званье все так живут, — говорили они, — а он корячится… вельможа нашелся!"
Он
уже неоднократно делал прогулы, являлся в мастерскую пьяный, и хозяин не
раз «поправлял» ему то одну, то другую скулу, но выгонять не решался, потому что руки у Гришки были золотые.
В первый
раз пришлось ему постичь истинный смысл слова «борьба», но, однажды сознав необходимость участия этого элемента в человеческой деятельности, он
уже не остановился перед ним, хотя, по обычаю всех ищущих душевного мира людей, принял его под другим наименованием.
В последний
раз я виделся с Крутицыным недавно. Я был
уже во власти неизлечимого и тяжкого недуга, как он совершенно неожиданно навестил меня.
Уже с самой закуски начинается «дружба». Закуска великолепная. Свежая икра, янтарный балык, страсбургский паштет, сыры, сельди, грибы, рыжички… Но недостает… семги! X. всего отведывает, а некоторого даже по два
раза, но чувствует, что чего-то недостает. И, сознавая себя
уже «другом», без церемонии обращается к хозяину...
Неточные совпадения
Лука Лукич (про себя, в нерешимости).Вот тебе
раз!
Уж этого никак не предполагал. Брать или не брать?
Я не люблю церемонии. Напротив, я даже стараюсь всегда проскользнуть незаметно. Но никак нельзя скрыться, никак нельзя! Только выйду куда-нибудь,
уж и говорят: «Вон, говорят, Иван Александрович идет!» А один
раз меня приняли даже за главнокомандующего: солдаты выскочили из гауптвахты и сделали ружьем. После
уже офицер, который мне очень знаком, говорит мне: «Ну, братец, мы тебя совершенно приняли за главнокомандующего».
Лука Лукич. Что ж мне, право, с ним делать? Я
уж несколько
раз ему говорил. Вот еще на днях, когда зашел было в класс наш предводитель, он скроил такую рожу, какой я никогда еще не видывал. Он-то ее сделал от доброго сердца, а мне выговор: зачем вольнодумные мысли внушаются юношеству.
Купцы (кланяясь).Так
уж возьмите за одним
разом и сахарцу.
Анна Андреевна. Ну, может быть, один какой-нибудь
раз, да и то так
уж, лишь бы только. «А, — говорит себе, — дай
уж посмотрю на нее!»