Неточные совпадения
Давидовой корове бог
послал теленка,
Ах, теленка!
А на другой год она принесла другого теленка.
Ах, другого!
А на третий год принесла третьего теленка,
Ах, третьего!
Когда принесла трех телят, то пастор узнал об этом,
Ах, узнал!
И сказал Давиду: ты, Давид, забыл
своего пастора,
Ах, забыл!
И за это увел к себе самого большого теленка,
Ах, самого большого!
А Давид остался только с двумя телятами,
Ах, с двумя!
— Природа! знаем мы эту природу! Не природа, а порода. Природу нужно смягчать, торжествовать над ней надо. Нет, знаете ли что? лучше нам подальше от этих лохматых! Пускай он
идет с
своей природой, куда пожелает. А вы между тем шепните ему, чтоб он держал ухо востро.
— Есть у меня, видите ли, вдовец. Не стар еще, да детей куча, тягла править не в силах.
Своих девок на выданье у меня во всей вотчине хоть шаром покати, — поневоле в люди
идешь!
— Шутка сказать! — восклицали они, — накануне самой „катастрофы“ и какое дело затеяли! Не смеет, изволите видеть, помещик оградить себя от будущих возмутителей! не смеет распорядиться
своею собственностью!
Слава богу, права-то еще не отняли! что хочу, то с
своим Ванькой и делаю! Вот завтра, как нарушите права, — будет другой разговор, а покуда аттанде-с!
И таким образом
идет изо дня в день с той самой минуты, когда человек освободился от ига фатализма и открыто заявил о
своем праве проникать в заветнейшие тайники природы. Всякий день непредвидимый недуг настигает сотни и тысячи людей, и всякий день"благополучный человек"продолжает твердить одну и ту же пословицу:"Перемелется — мука будет". Он твердит ее даже на крайнем Западе, среди ужасов динамитного отмщения, все глубже и шире раздвигающего
свои пределы.
Ради них он обязывается урвать от
своего куска нечто, считающееся «лишним», и свезти это лишнее на продажу в город; ради них он лишает семью молока и отпаивает теленка, которого тоже везет в город; ради них он, в дождь и стужу,
идет за тридцать — сорок верст в город пешком с возом «лишнего» сена; ради них его обсчитывает, обмеривает и ругает скверными словами купец или кулак; ради них в самой деревне его держит в ежовых рукавицах мироед.
Что, ежели вдруг весна придет бездождная или сплошь переполненная дождями?"
Пойдут на низинах вымочки —
своего зерна не соберешь; или на низинах хорошо взойдет, да наверху сгорит!" — мучительно думается ему.
Как ни просто держит себя священник, все же он не
свой брат, — без нужды мужик к нему не
пойдет.
Покуда в доме
идет содом, он осматривает
свои владения. Осведомляется, где в последний раз сеяли озимь (пашня уж два года сряду пустует), и нанимает топографа, чтобы снял полевую землю на план и разбил на шесть участков, по числу полей. Оказывается, что в каждом поле придется по двадцати десятин, и он спешит посеять овес с клевером на том месте, где было старое озимое.
А там еще одежда, белье — ведь на частную работу или на урок не
пойдешь засуча рукава в ситцевом платье, как ходит в лавочку домовитая хозяйка, которая сама стоит на страже
своего очага.
Постом
пошли рауты; но Братцевы выезжали не часто, потому что к ним начал ездить князь Сампантрё. Наконец, на святой, он приехал утром, спросил Софью Михайловну и открылся ей. Верочка в это время сидела в
своем гнездышке (un vrai nid de colibri [настоящее гнездышко колибри (франц.)]), как вдруг maman, вся взволнованная, вбежала к ней.
— Полноте-ка! посмотрите, на дворе мгла какая!
Пойдете в
своем разлетайчике, простудитесь еще. Сидите-ка лучше дома — на что еще глядеть собрались?
Но в то же время и погода изменилась. На небе с утра до вечера ходили грузные облака; начинавшееся тепло, как бы по мановению волшебства, исчезло; почти ежедневно
шел мокрый снег, о котором говорили: молодой снег за старым пришел. Но и эта перемена не огорчила Ольгу, а, напротив, заняла ее. Все-таки дело
идет к возрождению; тем или другим процессом, а природа берет
свое.
Она даже забыла о
своей непривлекательной внешности и безотчетно, бездумно
пошла навстречу охватившему ее чувству.
Вечером ей стало невыносимо скучно в ожидании завтрашнего дня. Она одиноко сидела в той самой аллее, где произошло признание, и вдруг ей пришло на мысль
пойти к Семигорову. Она дошла до самой его усадьбы, но войти не решилась, а только заглянула в окно. Он некоторое время ходил в волнении по комнате, но потом сел к письменному столу и начал писать. Ей сделалось совестно
своей нескромности, и она убежала.
Однажды, сидя в
своей комнате, она услышала знакомый голос. Это был голос Семигорова, который приехал навестить тетку. Ольга встала и твердым шагом
пошла туда, где
шел разговор. Очевидно, она решила испытать себя и — "кончить".
Она
пошла по следам тетки и всецело отдала себя,
свой труд и материальные средства тому скромному делу, которое она вполне искренно называла оздоровляющим.
Желание полковника было исполнено. Через товарищей разузнали, что Лидочка, вместе с сестрою покойного, живет в деревне, что Варнавинцев недели за две перед сраженьем
послал сестре половину
своего месячного жалованья и что вообще положение семейства покойного весьма незавидное, ежели даже оно воспользуется небольшою пенсией, следовавшей, по закону, его дочери. Послана была бумага, чтобы удостовериться на месте, как признавалось бы наиболее полезным устроить полковницкую дочь.
— Вся русская армия чтит память покойного вашего батюшки, а батальон, которым он командовал, и поныне считается образцовым. Очень рад слышать, что вы
идете по стопам достославного отца
своего.
Подписчик драгоценен еще и в том смысле, что он приводит за собою объявителя. Никакая кухарка, ни один дворник не
пойдут объявлять о себе в газету, которая считает подписчиков единичными тысячами. И вот из скромных дворнических лепт образуется ассигнационная груда. Найдут ли алчущие кухарки искомое место — это еще вопрос; но газетчик
свое дело сделал; он спустил кухаркину лепту в общую пропасть, и затем ему и в голову не придет, что эта лепта составляет один из элементов его благосостояния.
— Вы
пойдете к следователю, — формулировали
свое мнение консультанты, обращаясь к первому вору, — и откажетесь от первого показания; скажите: он не украл у меня, я сам ему деньги на сохранение отдал, а он и не знал, откуда они ко мне пришли…
Везде
шла какая-то нелепая борьба, неведомо из-за каких интересов; везде земство мало-помалу освобождалось от мечтаний и все-таки не удовлетворяло
своею уступчивостью.
— Как же, сударь, возможно! все-таки… Знал я, по крайней мере, что"
свое место"у меня есть. Не позадачится в Москве — опять к барину: режьте меня на куски, а я оброка добыть не могу! И не что поделают."Ах ты, расподлая твоя душа! выпороть его!" — только и всего. А теперь я к кому явлюсь? Тогда у меня хоть церква
своя, Спас-преображенья, была —
пойду в воскресенье и помолюсь.
Нигде она не написана, никем не утверждена, не заклеймена, а
идет себе напролом и все на пути
своем побеждает.
Но на другой же день он уже ходил угрюмый. Когда он вышел утром за ворота, то увидел, что последние вымазаны дегтем. Значит, по городу уже ходила «
слава», так что если бы он и хотел скрыть
свое «бесчестье», то это был бы только напрасный труд. Поэтому он приколотил жену, потом тестя и, пошатываясь как пьяный, полез на верстак. Но от кабака все-таки воздержался.
Однако на этот раз он окончательного решения не принял, но и домой не
пошел, а когда настали сумерки, вышел из крестьянской избы и колеблющимися шагами направился в"
свое место".
Всю ночь он
шел, терзаемый сознанием безвыходности
своего положения, и только к заутрене (кстати был праздник) достиг цели и прямо зашел в церковь.
Портретная галерея, выступавшая вперед, по поводу этих припоминаний, была далеко не полна, но дальше
идти и надобности не предстояло. Сколько бы обликов ни выплыло из пучины прошлого, все они были бы на одно лицо, и разницу представили бы лишь подписи. Не в том сущность вопроса, что одна разновидность изнемогает по-своему, а другая по-своему, а в том, что все они одинаково только изнемогают и одинаково тратят
свои силы около крох и мелочей.
Выражения сочувствия могут радовать (а впрочем, иногда и растравлять открытые раны напоминанием о бессилии), но они ни в каком случае не помогут тому интимному успокоению, благодаря которому, покончивши и с деятельностью, и с задачами дня, можешь сказать:"Ну,
слава богу! я покончил
свой день в мире!"Такую помощь может оказать только «дружба», с ее предупредительным вниманием, с обильным запасом общих воспоминаний из далекого и близкого прошлого; одним словом, с тем несложным арсеналом теплого участия, который не дает обильной духовной пищи, но несомненно действует ублажающим образом.