Неточные совпадения
Помните ли вы, как мы с вами волновались? Это было
так недавно.
То расцветали надеждами,
то увядали;
то поднимали голову, как бы к чему-то прислушиваясь,
то опускали ее долу, точно всё, что нужно, услышали;
то устремлялись вперед,
то жались к сторонке… И бредили, бредили, бредили — без конца!
Знаете ли вы, что
такое"сок", милая тетенька?"Сок" — это
то самое вещество, которое, будучи своевременно выпущено из человека, в одну минуту уничтожает в нем всякие"бреды"и возвращает его к пониманию действительности.
Но, кроме
того, и еще — хоть вы мне и тетенька, но лет на десяток моложе меня (мне 56 лет) и обладаете
такими грасами, которые могут встревожить какого угодно pouilleux.
Ах, тетенька! хоть я, при моих преклонных летах, более теоретик, нежели практик в
такого рода делах, но мне кажется, что если б вы чуточку распространили вырезку в вашем лифе,
то, клянусь, самый заматерелый pouilleux — и
тот не только бы на процесс Засулич, но прямо в огонь за вами пошел!
Не я один, но и граф Твэрдоонто это заметил."Когда я был у кормила, — говорил он мне, —
то покуда не издавал циркуляров об голоде — все по горло были сыты; но однажды нелегкая дернула меня сделать зависящее по сему предмету распоряжение — изо всех углов
так и полезло! У самого последнего мужика в брюхе пусто стало!"
Поэтому-то вот я и говорил всегда: человеческое благополучие в тишине созидаться должно. Если уж не миновать нам благополучия,
так оно и само нас найдет. Вот как теперь: нигде не шелохнется; тихо, скромно, благородно. А оно между
тем созидается себе да созидается.
Я думаю, впрочем, тетенька, что в конце концов произрастут. Потому что уж если теперь нам бог, за нашу тихость, не подаст,
так уж после
того я и не знаю…
Иной новобранец до
того осмелился, что так-таки прямо в глаза начальству отчеканивает: распни!
Во всяком случае, голубушка, если вы вздумаете наведаться в Петербург,
то, пожалуйста, держите ухо востро. Представьте себе, что вам завсегда сопутствует ваш добрый урядник —
так и ведите себя. Потому что неравно вдруг какой-нибудь доброволец закричит: караул!
Только они думают, что без них это благополучие совершиться не может. Когда мы с вами во время оно бреднями развлекались, нам как-то никогда на ум не приходило, с нами они осуществятся или без нас. Нам казалось, что, коснувшись всех, они коснутся, конечно, и нас, но
того, чтобы при сем утащить кусок пирога… сохрани бог! Но ведь
то были бредни, мой друг, которые как пришли,
так и ушли. А нынче — дело. Для дела люди нужны, а люди — вот они!
И все-таки сдается: нет уж, пусть лучше ни Удав, ни Дыба не"достигнут"! Побегают, помятутся, да с
тем пусть и отъедут. Вот это было бы хорошо! Тетенька! голубушка! помолитесь, чтоб они не достигли!
Так что ежели который человек всю жизнь"бредил", а потом, по обстоятельствам, нашел более выгодным"антибредить",
то пускай он не прекращает своего бреда сразу, а сначала пускай потише бредит, потом еще потише, и еще, и еще, и, наконец — молчок!
А
так как мы с вами именно только
такие действия и совершали,
то никто нас в бараний рог и не согнул: пускай гуляют.
Как ни ненадежна пословица, упразднившая римскую империю, но сдается, что если б она не пользовалась
такою популярностью,
то многое из
того, что ныне заставляет биться наши сердца гордостью и восторгом, развилось бы совсем в другом направлении, а может быть, и окончательно захирело бы в зачаточном состоянии.
Эти прелестные ботинки, которые
так обаятельно держат в плену вашу ножку, — они плод заблуждений, потому что"башмачник"бесчисленное множество столетий заблуждался, плетя лапти или выкраивая из сырых кож безобразные пироги, покуда, наконец, дошел до
того перла создания, который представляет собой современная изящная ботинка.
Тем не менее, как ни жаль расставаться с
тем или другим излюбленным девизом, но если раз признано, что он «надоел» или чересчур много хлопот стоит — делать нечего, приходится зайцев зубами ловить. Главное дело, общая польза
того требует, а перед идеей общей пользы должны умолкнуть все случайные соображения. Потому что общая польза — это, с одной стороны… а впрочем, что бишь
такое общая польза, милая тетенька?
Но что же нужно сделать для
того, чтобы забредило
такое подавленное суровою действительностью существо, как Корела? — Очень немногое: нужно только иметь наготове запас фантастических картин, смысл которых был бы таков: вот радости, которые тебя впереди ожидают! Или, говоря другими словами, надобно постоянно и без устали лгать.
Задача довольно трудная, но она будет в значительной мере облегчена, ежели мы дисциплинируем язык
таким образом, чтобы он лгал самостоятельно,
то есть как бы не во рту находясь, а где-нибудь за пазухой.
По форме современное лганье есть не что иное, как грошовая будничная правда, только вывороченная наизнанку. Лгун говорит"да"там, где следует сказать"нет", — и наоборот. Только и всего, Нет ни украшений, ни слез, ни смеха, ни перла создания — одна дерюжная, черт ее знает, правда или ложь. До
такой степени"черт ее знает", что ежели вам в глаза уже триста раз сряду солгали,
то и в триста первый раз не придет в голову, что вы слышите триста первую ложь.
Воспоминание о падении римской империи
так огорошило воображение простодушных россиян, что, несмотря на
то, что после
того состоялось открытие Америки и изобретение пороха, они все-таки лучше решаются лгать, нежели заблуждаться.
В молодости за нами наблюдали, чтоб мы не предавались вредной праздности, но находились на государственной службе,
так что все усилия наши были направлены к
тому, чтоб в одном лице совместить и человека и чиновника.
И все-таки рано или поздно, а придется"бросить". Ибо жизненная машина
так премудро устроена, что если не"бросишь"motu proprio [по собственному побуждению (лат.)],
то все равно обстоятельства тебя к одному знаменателю приведут. А в практическом отношении разве не одинаково, отчего ты кувыркаешься: оттого ли, что душа в тебе играет, или оттого, что кошки на сердце скребут? Говорят, будто в сих случаях самое лучшее — помереть. Но разве это разрешение?
Вот, милая тетенька, что
такое та общая польза, ради которой мы с
таким самоотвержением обязываемся применять к жизни творческую силу лганья. Предоставляю вашей проницательности судить, далеко ли она ушла в этом виде от
тех старинных определений, которые, как я упомянул выше, отождествляли ее с пользою квартальных надзирателей. Я же к сему присовокупляю: прежде хоть квартальные"пользу"видели, а нынче…
Хорошо, что я нашелся, предсказав, что не успеет курица яйцо снести, как
та же самая пара рябчиков будет сорок копеек стоить (это произвело
так называемое"благоприятное"впечатление); но, во-первых, находчивость не для всех обязательна, а во-вторых, коли по правде-то сказать, ведь я и сам никакой пользы от моего предсказанья не получил.
И на другой день с меня
те же рубль двадцать взяли, и на третий, и
так до сих пор.
Несмотря на
то, что адепты"общей пользы"грозят заполонить вселенную, мнения об их бессовестности от времени до времени еще прорываются в обществе и, признаюсь, порядочно-таки колеблют мою готовность плыть по течению.
Но
так как этот ответ не удовлетворил меня и я настаивал на дальнейших разъяснениях,
то приятель мой присовокупил:"Никаких тут разъяснений не требуется — дело ясно само по себе; а ежели и существуют особенные соображения, в силу которых адресуемое является равносильным неадресованному,
то тайность сию, мой друг, вы, лет через тридцать, узнаете из"Русской старины".
С
тем я и ушел, что предстоит дожидаться тридцать лет. Многонько это, ну, да ведь ежели раньше нельзя,
так и на
том спасибо. Во всяком случае, теперь для вас ясно, что ваши упреки мной не заслужены, а для меня не менее ясно, что ежели я желаю переписываться с родственниками,
то должен писать
так, чтобы мои письма заслуживали вручения.
Ясно и многое другое, да ведь ежели примешься до всего доходить,
так, пожалуй, и это письмо где-нибудь застрянет. А вы между
тем уж и теперь беспокоитесь, спрашиваете: жив ли ты? Ах, добрая вы моя! разумеется, жив! Слава богу, не в лесу живу, а тоже, как и прочие все, в участке прописан!
Но ведь вы у меня
такая любопытная, что, наверное, спросите: что же заключалось в
том письме, которое до вас не дошло?
Нынче вся жизнь в этом заключается: коли не понимаешь — не рассуждай! А коли понимаешь — умей помолчать! Почему
так? — а потому что
так нужно. Нынче всё можно: и понимать и не понимать, но только и в
том и в другом случае нельзя о сем заявлять. Нынешнее время — необыкновенное; это никогда не следует терять из виду. А завтра, может быть, и еще необыкновеннее будет, — и это не нужно из вида терять. А посему: какое пространство остается между этими двумя дилеммами — по нем и ходи.
То есть не
то чтобы сделаться оным, а
так, сидя за кофеем, вдруг воскликнуть: а!
так вот оно что!
Какой это производит эффект, можно судить по
тому, что подле меня один русский сведущий человек сидел,
так он ногтями всю бархатную обивку на кресле ободрал и все кричал: пошевеливай!
— И всего-то покойный грибков десяток съел, — говорит он, — а уж к концу обеда стал жаловаться. Марья Петровна спрашивает: что с тобой, Nicolas? а он в ответ: ничего, мой друг, грибков поел,
так под ложечкой… Под ложечкой да под ложечкой, а между
тем в оперу ехать надо — их абонементный день. Ну, не поехал, меня вместо себя послал. Только приезжаем мы из театра, а он уж и отлетел!
И я твердо убежден, что
так это и будет, только не надобно торопиться, а
тем менее понуждать.
Только вы не очень все-таки"книжку"-то запускайте, потому что, не ровен час, и не увидите, как ворошиловское-то ваше гнездо к Финагеичу в руки перейдет.
Не дальше как вчера я эту самую мысль подробно развивал перед общим нашим другом, Глумовым, и представьте себе, что он мне ответил!"К
тому, говорит, времени, как все-то устроится, ты
такой скотиной сделаешься, что не только Пушкина с Лермонтовым, а и Фета с Майковым понимать перестанешь!"
Так что, ежели вы видите массы компарсов, перебегающих с одной стороны улицы на другую, под влиянием общественного переполоха,
то это совсем не значит, что общество изменило своим симпатиям и антипатиям, а значит только, что оно не сознает себя достаточно сильным, чтобы относиться самостоятельно к дворницкому игу.
И компарсы,
так усердно, под гнетом паники, перебегающие через дорогу, дабы уйти от компрометирующих встреч, вновь почувствуют присутствие оживляющих искорок и сумеют отличить
тех, которые в минуты уныния поддерживали в обществе веру в жизнь, от
тех, которые вносили в него только язву междоусобия.
Я твердо верю, что
такой момент наступит и что
так называемые"бредни"ежели и не восторжествуют вполне,
то, во всяком случае, будут иметь свое значение на весах будущего.
Но кстати:
так как вы жалуетесь на вашего соседа Пафнутьева, который некогда вас либеральными записками донимал, а теперь поговаривает:"надо же, наконец, серьезно взглянуть в глаза опасности…",
то, относительно этого человека, говорю вам прямо: опасайтесь его! ибо это совсем не компарс, а корифей.
Шляпка, правда, не совсем модная, но года два
тому назад и вы охотно надели бы
такую.
— Ну, что его жалеть! Пожил-таки в свое удовольствие, старости лет сподобился — чего ему, псу, еще надо? Лежи да полеживай, а
то на-тко что вздумал! Ну, хорошо; получили мы этта деньги, и
так мне захотелось опять в Ворошилово,
так захотелось!
так захотелось! Только об одном и думаю: попрошу у барыни полдесятинки за старую услугу отрезать, выстрою питейный да лавочку и стану помаленьку торговать.
Так что ж бы вы думали, Ератидушка-то моя? — зажала деньги в руку и не отдает!
И, должно быть у купца легкая рука была, потому что с
тех пор Домнушке
так и повалило.
И всегда она считается в части с
тем, кто в трынку выигрывает, А в час, или много в половине второго ночи, уж ни одного огня в квартире не видно.
Так что и соседи, видя, как Ератидушка солидно ведет себя, не нарадуются на нее.
Но, по-моему, главная заслуга Домнушки все-таки в
том состоит, что она гостиному двору не изменяет.
Были
такие, которые и подсылали, а она подумает, подумает:"нет, скажет, коли уж на какую линию попала,
так и надо на этой точке вертеться!"Федосьюшка сказывала мне, что она и к
тому купцу с повинною ездила, который ей первые десять тысяч подарил.
Но знаете ли, какая еще неотвязная мысль смущает Домнушку? — Это мысль — во что бы
то ни стало приобрести у вас Ворошилово. Разумеется, тогда, когда уж она будет статской советницей и болярыней. Хоть она была вывезена из Ворошилова пятилетком,
так что едва ли даже помнит его, но Федосьюшка
так много натвердила ей о тамошних"чудесах", что она и спит и видит поселиться там.
Так что ежели бы на другой день и ни один бакалейщик не пришел,
то закуска все-таки подается приличная.
Купцы, разумеется, присмирели, а
так как трынка была в самом разгаре и на столе было много денег, которые, во время смятения, перемешались,
то общим советом было положено: отдать эти деньги Ератидушке.