Неточные совпадения
Знаете ли вы, что такое"сок", милая тетенька?"Сок" — это то
самое вещество, которое, будучи своевременно выпущено из
человека, в одну минуту уничтожает в нем всякие"бреды"и возвращает его к пониманию действительности.
Словесный хлеб может представлять потребность только для досужих
людей; трудящиеся же да вкушают хлеб с лебедой! Вот общее правило, милая тетенька. Давно мы с вами бредим, а много ли набредили? Так лучше посидим да поглядим — "оно"вдруг на нас
само собою нахлынет!
На днях я зашел в курятную лавку и в одну минуту
самым простым способом всем тамошним"молодцам"бальзам доверия в сердца пролил."Почем, спрашиваю, пару рябчиков продаете?" — Рубль двадцать, господин! — Тогда, махнув в воздухе тросточкой, как делают все благонамеренные
люди, когда желают, чтобы, по щучьему велению, двугривенный превратился в полуимпериал, я воскликнул:"Истинно говорю вам: не успеет курица яйцо снести, как эта
самая пара рябчиков будет только сорок копеек стоить!"
Надобно так это дело вести, чтобы всякий
человек как бы добровольно,
сам от себя сознал, что для счастья его нужны две вещи: пирог с капустой и утка с груздями.
Само собой понимается, что осуществление подобного идеала доступно преимущественно для культурного
человека, ибо для того, чтоб иметь возможность выбирать между уткой с груздями и поросенком с кашей, нужно иметь вольный доход.
Или точнее: с оздоровления
самого же Пафнутьева, потому что корни — земство, а Пафнутьев — излюбленный земский
человек. Вот какая иногда выходит игра слов!
Ибо когда
человек находится в плену, то гораздо для его сердца легче, если его оставляют одного с
самим собой, нежели если заставляют распивать чаи с своими стражниками.
Все в этих писаниях будет им казаться невозможным и неестественным, да и
самый бытописатель представится
человеком назойливым и без нужды неясным.
Ничто так не располагает нас к
человеку, как выражаемое им нам доверие. Иногда мы и
сами понимаем, что это доверие нимало не выводит нас из затруднения и ровно никаких указаний не дает, но все-таки не можем не сохранить доброго воспоминания о характере доверяющего.
Шиллеры, Байроны, Данты! вы, которые говорили
человеку о свободе и напоминали ему о совести — да исчезнет
самая память об вас!
— Знаю, что много. А коли в ревизские сказки заглянешь, так даже удивишься, сколько их там. Да ведь не в ревизских сказках дело. Тамошние
люди —
сами по себе, а служащие по судебному ведомству
люди —
сами по себе. И то уж Семен Григорьич при мне на днях брату отчеканил:"Вам, Павел Григорьич, не в судебном бы ведомстве служить, а кондуктором на железной дороге!"Да и это ли одно! со мной, мой друг, такая недавно штука случилась, такая штука!.. ну, да, впрочем, уж что!
Но это-то именно и наполняет мое сердце каким-то загадочным страхом. По мнению моему, с таким критериумом нельзя жить, потому что он прямо бьет в пустоту. А между тем
люди живут. Но не потому ли они живут, что представляют собой особенную породу
людей, фасонированных ad hoc [для этой именно цели (лат.)]
самою историей,
людей, у которых нет иных перспектив, кроме одной: что, может быть, их и не перешибет пополам, как они того всечасно ожидают…
"Ну, слава богу, теперь, кажется, потише!" — вот возглас, который от времени до времени (но и то, впрочем, не слишком уж часто) приходится слышать в течение последних десяти — пятнадцати лет. Единственный возглас, с которым измученные
люди соединяют смутную надежду на успокоение. Прекрасно. Допустим, что с нас и таких перспектив довольно: допустим, что мы уж и тогда должны почитать себя счастливыми, когда перед нами мелькает что-то вроде передышки… Но ведь все-таки это только передышка — где же
самая жизнь?
Он принадлежит к той неумной, но жестокой породе
людей, которая понимает только одну угрозу: смотри, Сенечка, как бы не пришли другие черпатели, да тебя
самого не вычерпали! Но и тут его выручает туман, которым так всецело окутывается представление о"современности". Этот туман до того застилает перед его мысленным взором будущее, что ему просто-напросто кажется, что последнего совсем никогда не будет. А следовательно, не будет места и для осуществления угроз.
Впрочем, встречаясь со мной за границей, эти же
самые люди довольно охотно возобновляют старые дружеские отношения и даже по временам поверяют мне свои административные мечтания.
— Ну, бог с ними, с такими результатами, которые об смерти поминают. Но, кроме того, можно ведь и другим манером этот же
самый результат повернуть. Например, так: все
люди смертны, Кай —
человек, следовательно, Кай смертен. Поди, уличи меня, что я сфальшивил!
Но вот когда положение делается поистине ужасным — это когда
человек томится и мечется,
сам не понимая, отчего он томится и мечется.
Наконец на
самом кончике последнего столбца объявление: «ДЕВИЦА!! ищет поступить на место к холостому
человеку солидных лет.
По-видимому, тактика Ноздрева заключается в следующем. По всякому вопросу непременно писать передовую статью, но не затем, чтобы выяснить
самую сущность вопроса, а единственно ради того, чтобы высказать по поводу его"русскую точку зрения". Разумеется, выищутся
люди, которые тронутся таким отношением к делу и назовут его недостаточным, — тогда подстеречь удобный момент и закричать: караул! измена!
— Ведь надо же наконец! Надо, чтоб благомыслящие
люди всех оттенков сговорились между собой! Потому что, в сущности, нас разделяют только недоразумения, и стоит откровенно объясниться, чтобы разногласия упали
сами собой. Так до субботы… да?
Кроме упомянутых лиц, был на похоронах еще"сведущий
человек", потому что нынче ни крестин, ни свадеб, ни похорон (на похороны их поставляют
сами гробовщики) без них справлять не дозволяется. А вверху, над шедшей за гробом процессией, невидимо реял"командированный чин", наблюдавший за направлением умов.
Однако ж на этот раз"сведущий
человек"оказался скромным. Это был тот
самый Иван Непомнящий, которого — помните? — несколько месяцев тому назад нашли в сенном стогу, осмотрели и пустили на все четыре стороны, сказав: иди и отвечай на вопросы! Натурально, он еще не утратил первобытной робости и потому не мог так всесторонне лгать, как его собрат, Мартын Задека.
И, право, я недоумеваю, как могут
люди не понимать, что съезжий дом, ни бессрочно, ни на срок, не только не представляет искомого идеала, но даже
самою зачаточною формою общежития назван быть не может.
Пускай называют
людей, хранящих эти предания,"разбойниками печати" — не пугайтесь этой клички, ибо есть разбойники, о которых
сама церковь во всеуслышание гласит:"но, яко разбойник, исповедую тя", равно как есть благонамеренные предатели, о которых та же церковь возглашает"ни лобзания ти дам, яко Иуда"…
Напротив того, мысль, увидевшая свет в атмосфере съезжего дома, прежде всего ищет скрыть свое происхождение и ищет этого по той же
самой причине, по которой шулер, являясь в незнакомое общество, непременно рекомендует себя: благородный
человек такой-то!
Он и
людей тех особенно любит, о которых знает, что они болеют теми же болезнями, которыми болеет он
сам.
В последнее время мы виделись очень редко. С ним сделалось что-то странное: не сказывается дома и
сам никуда не выходит, смотрит угрюмо, молчит, не то что боится, а словно места себе не находит. Нынче, впрочем, это явление довольно обыкновенное. На каждом шагу мы встречаем
людей, которых всегда знали разговаривающими и которые вдруг получили"молчальный дар". Ходят вялые, унылые, словно необыкновенные сны наяву видят. И никому этих сновидений не поверяют, а молчат, молчат, молчат.
Вот это-то я и называю блудливостью;
человек говорит о преуспеянии, а
сам лезет прямой дорогой в навоз: что, мол, делать! без компромиссов нельзя!
Я не говорю, чтоб эти шалопаи были сплошь злые или порочные
люди; я думаю даже, что, при легкомыслии тогдашнего воспитания,
самое шалопайство не могло получить вполне злостного характера.