Неточные совпадения
Что происходило на этой второй и последней конференции двух административных светил — осталось тайною. Как
ни прикладывали мы
с Павлом Трофимычем глаза и уши к замочной скважине, но могли разобрать только одно: что старик увещевал «нового» быть твердым и не взирать. Сверх
того, нам показалось, что «молодой человек» стал на колена у изголовья старца и старец его благословил. На этом моменте нас поймала Анна Ивановна и крепко-таки пожурила за нашу нескромность.
Как бы
то ни было, но старый помпадур уехал, до такой степени уехал, что самый след его экипажа в
ту же ночь занесло снегом. Надежда Петровна
с ужасом помышляла о
том, что ее
с завтрашнего же дня начнут называть «старой помпадуршей».
Одним словом, в ней как будто сам собой еще совершался
тот процесс вчерашней жизни, когда счастье полным ключом било в ее жилах, когда не было
ни одного дыхания, которое не интересовалось бы ею, не удивлялось бы ей, когда вокруг нее толпились необозримые стада робких поклонников, когда она, чтоб сдерживать их почтительные представления и заявления, была вынуждаема
с томным самоотвержением говорить: «Нет, вы об этом не думайте! это все не мое! это все и навек принадлежит моему милому помпадуру!..»
Как бы
то ни было, но Надежда Петровна стала удостоверяться, что уважение к ней
с каждым днем умаляется.
То вдруг, на каком-нибудь благотворительном концерте, угонят ее карету за тридевять земель;
то кучера совсем напрасно в части высекут;
то Бламанжею скажут в глаза язвительнейшую колкость. Никогда ничего подобного прежде не бывало, и все эти маленькие неприятности
тем сильнее язвили ее сердце, что старый помпадур избаловал ее в этом отношении до последней степени.
И при этом не давал слушателю никакой возможности сделать возражение, а если последний ухитрялся как-нибудь ввернуть свое словечко,
то Митенька не смущался и этим: выслушав возражение, соглашался
с ним и вновь начинал гудеть как
ни в чем не бывало.
— Знаешь ли, что я полагаю? я полагаю, что обязанности начальников края совершенно
ни с чем не сообразны! — продолжал между
тем Митенька, вдруг переставши стыдиться.
Повторяю: покуда мы
с вами не достигнем их, покуда я не приду к убеждению, что, где бы я
ни был, рука моя все-таки везде будет давать себя чувствовать необременительным, но
тем не менее равномерным давлением, — до
тех пор, говорю, я не положу оружия.
— Итак, господа, вперед! Бодрость и смелость! Вы знаете мою мысль, я знаю вашу готовность! Если мы соединим
то и другое, а главное, если дадим нашим усилиям надлежащее направление,
то, будьте уверены,
ни зависть,
ни неблагонамеренность не осмелятся уязвить нас своим жалом, я же,
с своей стороны, во всякое время готов буду ходатайствовать о достойнейших пред высшим начальством. Прощайте, господа! не смею удерживать вас посреди ваших полезных занятий. До свидания!
Как
ни старательно он прислушивался к говору толпы, но слова: «помпадур», «закон» —
ни разу не долетели до его слуха. Либо эти люди были счастливы сами по себе, либо они просто дикие, не имеющие даже элементарных понятий о
том, что во всем образованном мире известно под именем общественного благоустройства и благочиния. Долго он не решался заговорить
с кем-нибудь, но, наконец, заметил довольно благообразного старика, стоявшего у воза
с кожами, и подошел к нему.
Как будто он догадывался, что
ни этот спор,
ни возбудившие его непонятные слова не заключают в себе ничего угрожающего общественному спокойствию и что дело кончится все-таки
тем, что оппоненты, поспорив друг
с другом, возьмутся за шапки и разбредутся по домам.
Но, во всяком случае, так как мы
ни к одной из этих категорий (даже к четвертой) себя не причисляли,
то многие чуть было тут же не начали взирать
с доверием в глаза прекрасному будущему.
Как бы
то ни было, но Феденька достиг предмета своих вожделений. Напутствуемый всевозможными пожеланиями, он отправился в Навозный край, я же остался у Дюссо.
С тех пор мы виделись редко, урывками, во время наездов его в Петербург. И я
с сожалением должен сознаться, что мои надежды на его добросердечие и либерализм очень скоро разрушились.
Но здравые идеи восторжествовали; Франция подписала унизительный мир, а затем пала и Парижская коммуна. Феденька, который
с минуты на минуту ждал взрыва, как-то опешил.
Ни земская управа,
ни окружной суд даже не шевельнулись. Это до
того сконфузило его, что он бродил по улицам и придирался ко всякому встречному, испытывая, обладает ли он надлежащею теплотою чувств. Однако чувства были у всех не только в исправности, но, по-видимому, последние события даже поддали им жару…
Обозревая а vol d’oiseau [
С птичьего полета (фр.).] население какого бы
то ни было края, что мы видим?
Как ты его
ни донимай, он все-таки будет думать, что это не «внутренняя политика», а просто божеское попущение, вроде мора, голода, наводнения,
с тою лишь разницею, что на этот раз воплощением этого попущения является помпадур.
— А я бы на твоем месте, — продолжал между
тем Глумов, — обратился к Быстрицыну
с следующею речью: Быстрицын! ты бесспорно хороший и одушевленный добрыми намерениями человек! но ты берешься за такое дело, которое
ни в каком случае тебе не принадлежит.
Ни наук,
ни искусств он не знал; но если попадалась под руку книжка
с картинками,
то рассматривал ее
с удовольствием. В особенности нравилась ему повесть о похождениях Робинзона Крузое на необитаемом острове (к счастью, изданная
с картинками).
Так, например, когда я объяснил одному из них, что для них же будет хуже, ежели мир обратится в пустыню, ибо некого будет усмирять и даже некому будет готовить им кушанье,
то он,
с невероятным апломбом, ответил мне: «
Тем лучше! мы будем ездить друг к другу и играть в карты, а обедать будем ходить в рестораны!» И я опять вынужден был замолчать, ибо какая же возможность поколебать эту непреоборимую веру в какое-то провиденциальное назначение помпадуров, которая
ни перед чем не останавливается и никаких невозможностей не признает!
Неточные совпадения
А вы — стоять на крыльце, и
ни с места! И никого не впускать в дом стороннего, особенно купцов! Если хоть одного из них впустите,
то… Только увидите, что идет кто-нибудь
с просьбою, а хоть и не
с просьбою, да похож на такого человека, что хочет подать на меня просьбу, взашей так прямо и толкайте! так его! хорошенько! (Показывает ногою.)Слышите? Чш… чш… (Уходит на цыпочках вслед за квартальными.)
Артемий Филиппович. О! насчет врачеванья мы
с Христианом Ивановичем взяли свои меры: чем ближе к натуре,
тем лучше, — лекарств дорогих мы не употребляем. Человек простой: если умрет,
то и так умрет; если выздоровеет,
то и так выздоровеет. Да и Христиану Ивановичу затруднительно было б
с ними изъясняться: он по-русски
ни слова не знает.
Артемий Филиппович. Да, Аммос Федорович, кроме вас, некому. У вас что
ни слово,
то Цицерон
с языка слетел.
Городничий. Ну, уж вы — женщины! Все кончено, одного этого слова достаточно! Вам всё — финтирлюшки! Вдруг брякнут
ни из
того ни из другого словцо. Вас посекут, да и только, а мужа и поминай как звали. Ты, душа моя, обращалась
с ним так свободно, как будто
с каким-нибудь Добчинским.
Пришел солдат
с медалями, // Чуть жив, а выпить хочется: // — Я счастлив! — говорит. // «Ну, открывай, старинушка, // В чем счастие солдатское? // Да не таись, смотри!» // — А в
том, во-первых, счастие, // Что в двадцати сражениях // Я был, а не убит! // А во-вторых, важней
того, // Я и во время мирное // Ходил
ни сыт
ни голоден, // А смерти не дался! // А в-третьих — за провинности, // Великие и малые, // Нещадно бит я палками, // А хоть пощупай — жив!