В таких безрезультатных решениях проходит все утро. Наконец присутственные часы истекают: бумаги и журналы подписаны и сданы; дело Прохорова разрешается само собою, то есть измором. Но даже в этот вожделенный момент, когда вся природа свидетельствует о наступлении адмиральского часа, чело его не разглаживается. В бывалое время он зашел бы перед обедом на пожарный двор; осмотрел бы рукава, ящики, насосы;
при своих глазах велел бы всё зачинить и заклепать. Теперь он думает: «Пускай все это сделает закон».
Неточные совпадения
Несправедливость явная, потому что старик мне сам по секрету не раз впоследствии говорил: «Не знаю, подлинно не знаю, за что от общения отметаюсь! если новое начальство новые виды имеет, то стоило только приказать — я готов!» И если
при этом вспомнить, сколько этот человек претерпел прежде, нежели место
свое получил, то именно можно сказать: великий был страстотерпец!
В обхождении он кроток и как-то задумчиво-сдержан; на исправника глядит благосклонно, как будто говорит: «Это еще
при мне началось!», с мировым судьей холодно-учтив, как будто говорит: «По этому предмету я осмелился подать такой-то совет!» В одежде
своей он не придерживается никаких формальностей и предпочитает белый цвет всякому другому, потому что это цвет угнетенной невинности.
«Однажды один председатель, слывший в обществе остроумцем (я в то время служил уже симбирским помпадуром), сказал в одном публичном месте: „Ежели бы я был помпадуром, то всегда ходил бы в колпаке!“ Узнав о сем через преданных людей и улучив удобную минуту, я, в
свою очередь,
при многолюдном собрании, сказал неосторожному остроумцу (весьма, впрочем, заботившемуся о соблюдении казенного интереса): „Ежели бы я был колпаком, то, наверное, вмещал бы в себе голову председателя!“ Он тотчас же понял, в кого направлена стрела, и закусил язык.
Пять губернаторов сряду порывались «упечь» его, и ни один ничего не мог сделать, потому что Праведного защищала целая неприступная стена, состоявшая из тех самых людей, которые, будучи в
своем кругу, гадливо пожимались
при его имени.
«Стригуны» вальсируют солидно, «скворцы» прыгают и изгибаются; Фуксёнок,
при малом
своем росте, представляется бесплодно стремящимся достать до плеча
своей дамы; князек «Соломенные Ножки» до того перегнулся, что издали кажется совершенным складным ножиком...
И
при этом не давал слушателю никакой возможности сделать возражение, а если последний ухитрялся как-нибудь ввернуть
свое словечко, то Митенька не смущался и этим: выслушав возражение, соглашался с ним и вновь начинал гудеть как ни в чем не бывало.
С
своей стороны, хотя я и согласен с мнением правителя канцелярии, но нахожу, что такого рода красноречие составляет истинное благополучие и положительный ресурс
при нашей бедности.
«Нужны ли помпадуры»? Неотразимая ясность этого вопроса оскорбляла нашего помпадура до крови. И всего больнее
при этом было то, что оскорбление шло изнутри, что он сам,
своею неумеренною пытливостью, вызвал его.
И точно, знаменитейшие из наших оглушителей: майор Зуботычин и капитан Рылобейщиков, присутствуя
при наших спорах, здоровым и цветущим
своим видом выражали не только отсутствие всяких опасений, но и полнейшее доверие к будущему.
Если помпадур настолько простодушен, что ничем другим, кроме внутренней политики, заниматься не может, и если
при этом он еще зол, то очевидно, что он не сумеет дать другого употребления
своему досугу, кроме угнетения обывателя.
При них обыватель с доверием смотрит в глаза завтрашнему дню, зная, что он встретит его в
своей постели, а не на съезжей и что никто не перевернет вверх дном его существования по обвинению в недостаточной теплоте чувств.
Сама мать игуменья,
при виде ее, смягчает постоянно строгое выражение
своего лица.
Начав с
своих приближенных, он выказал
при этом такую решимость, что многие тут же раскаялись и только этим успели избегнуть заслуженной кары.
При всем
своем простодушии, Феденька отлично постиг это свойство навозенцев.
При содействии цензуры литература была вынуждаема отсутствие
своих собственных политических и общественных интересов вымещать на Луи-Филиппе, на Гизо, на французской буржуазии и т. д.
И остался русский человек ни
при чем, и не на ком ему
свое сердце сорвать.
Некоторые выхваляли
при этом добродушие
своих мужей и давали понять, что с этой стороны никаких опасений не может существовать.
Ибо опала моя есть лишь плод недоразумения, я же во всякое время готов и опять занять прежний
свой пост
при моем всемилостивейшем повелителе, и даже, если ему будет угодно, устроить в любезном отечестве точь-в-точь такую же корпорацию помпадуров, какую я видел в России».
Рассуждения благоразумного поручика не поколебали меня. Я остался
при своем намерении. «Как вам угодно, — сказал Иван Игнатьич, — делайте, как разумеете. Да зачем же мне тут быть свидетелем? К какой стати? Люди дерутся, что за невидальщина, смею спросить? Слава богу, ходил я под шведа и под турку: всего насмотрелся».
Илья Ильич знал уже одно необъятное достоинство Захара — преданность к себе, и привык к ней, считая также, с своей стороны, что это не может и не должно быть иначе; привыкши же к достоинству однажды навсегда, он уже не наслаждался им, а между тем не мог, и
при своем равнодушии к всему, сносить терпеливо бесчисленных мелких недостатков Захара.
Идет ли она по дорожке сада, а он сидит у себя за занавеской и пишет, ему бы сидеть, не поднимать головы и писать; а он,
при своем желании до боли не показать, что замечает ее, тихонько, как шалун, украдкой, поднимет уголок занавески и следит, как она идет, какая мина у ней, на что она смотрит, угадывает ее мысль. А она уж, конечно, заметит, что уголок занавески приподнялся, и угадает, зачем приподнялся.
Неточные совпадения
Анна Андреевна, жена его, провинциальная кокетка, еще не совсем пожилых лет, воспитанная вполовину на романах и альбомах, вполовину на хлопотах в
своей кладовой и девичьей. Очень любопытна и
при случае выказывает тщеславие. Берет иногда власть над мужем потому только, что тот не находится, что отвечать ей; но власть эта распространяется только на мелочи и состоит в выговорах и насмешках. Она четыре раза переодевается в разные платья в продолжение пьесы.
Я хотел бы, например, чтоб
при воспитании сына знатного господина наставник его всякий день разогнул ему Историю и указал ему в ней два места: в одном, как великие люди способствовали благу
своего отечества; в другом, как вельможа недостойный, употребивший во зло
свою доверенность и силу, с высоты пышной
своей знатности низвергся в бездну презрения и поношения.
Прыщ был уже не молод, но сохранился необыкновенно. Плечистый, сложенный кряжем, он всею
своею фигурой так, казалось, и говорил: не смотрите на то, что у меня седые усы: я могу! я еще очень могу! Он был румян, имел алые и сочные губы, из-за которых виднелся ряд белых зубов; походка у него была деятельная и бодрая, жест быстрый. И все это украшалось блестящими штаб-офицерскими эполетами, которые так и играли на плечах
при малейшем его движении.
4. Всякий градоправитель, видящий обывателя, занимающегося делом
своим, да оставит его
при сем занятии беспрепятственно.
— Казар-р-мы! — в
свою очередь, словно эхо, вторил угрюмый прохвост и произносил
при этом такую несосветимую клятву, что начальство чувствовало себя как бы опаленным каким-то таинственным огнем…