Неточные совпадения
Скажу, например, про
себя: сделайте меня губернатором — я буду губернатором; сделайте цензором — я буду цензором.
Однажды даже он отпустил
себе бороду, в знак того, что и ему не чуждо «сокращение переписки», но скоро оставил эту затею, потому что князь Петр Антоныч, встретивши его в этом виде,
сказал: «Эге, брат, да и ты, кажется, в нигилисты попал!» Вообще, он счастлив и уверяет всех и каждого, что никогда так не блаженствовал, как находясь в отставке.
На третий день Павел Трофимыч повествует, что «новый», прибыв в некоторое присутственное место, спросил книгу, подложил ее под
себя и затем, бия
себя в грудь,
сказал предстоявшим...
Поздравив меня с высоким саном и дозволив поцеловать
себя в плечо (причем я, вследствие волнения чувств, так крепко нажимал губами, что даже князь это заметил), он
сказал: „Я знаю, старик (я и тогда уже был оным), что ты смиренномудрен и предан, но главное, об чем я тебя прошу и даже приказываю, — это: обрати внимание на возрастающие успехи вольномыслия!“ С тех пор слова сии столь глубоко запечатлелись в моем сердце, что я и ныне, как живого, представляю
себе этого сановника, высокого и статного мужчину, серьезно и важно предостерегающего меня против вольномыслия!
«Однажды один председатель, слывший в обществе остроумцем (я в то время служил уже симбирским помпадуром),
сказал в одном публичном месте: „Ежели бы я был помпадуром, то всегда ходил бы в колпаке!“ Узнав о сем через преданных людей и улучив удобную минуту, я, в свою очередь, при многолюдном собрании,
сказал неосторожному остроумцу (весьма, впрочем, заботившемуся о соблюдении казенного интереса): „Ежели бы я был колпаком, то, наверное, вмещал бы в
себе голову председателя!“ Он тотчас же понял, в кого направлена стрела, и закусил язык.
Однако, когда в передней послышалось звяканье полициймейстерской сабли, она не могла не вздрогнуть. Так вздрагивает старый боевой конь, заслышав призывной звук трубы. Надо
сказать, впрочем, что к Надежде Петровне всякий и во всякое время мог входить без доклада и требовать
себе водки и закусить.
— Извините, я больше не смею утруждать вас своим присутствием, но позволяю
себе думать, что уношу с
собою приятную надежду, что отныне все недоразумения между нами кончены, и вы… вы не лишите общество его… так
сказать, лучшего украшения! —
сказал он наконец, поднимаясь с дивана и вновь целуя ручку хозяйки.
— Если б вы взяли, князь, на
себя труд
сказать несколько слов вашему внуку…
— Я вами доволен, молодой человек, но не могу не
сказать: прежде всего вы должны выбрать
себе правителя канцелярии. Я помню: покойник Марк Константиныч никогда бумаг не читал, но у него был правитель канцелярии: une célébrité! [Знаменитость! (фр.)] Вся губерния знала его comme un coquin fiéffé, [Как отъявленного жулика (фр.).] но дела шли отлично!
— Давайте вашу руку, но за обедом вы мне непременно должны объяснить, почему вы считаете, что именно я должна принять на
себя устройство спектакля? — полушепотом
сказала хозяйка дорогой.
— Mon mari va dire quelque bêtise, [Мой муж
скажет сейчас какую-нибудь глупость (фр.).] — шепнула предводительша про
себя, но так, что Митенька слышал.
Так, например, когда я вижу стол, то никак не могу
сказать, чтобы тут скрывался какой-нибудь парадокс; когда же вижу перед
собой нечто невесомое, как, например: геройство, расторопность, самоотверженность, либеральные стремления и проч., то в сердце мое всегда заползает червь сомнения и формулируется в виде вопроса: «Ведь это кому как!» Для чего это так устроено — я хорошенько объяснить не могу, но думаю, что для того, чтобы порядочные люди всегда имели такие sujets de conversation, [Темы для беседы (фр.).] по поводу которых одни могли бы ораторствовать утвердительно, а другие — ораторствовать отрицательно, а в результате… du choc des opinions jaillit la vérité!
Фавори навострил уши сугубо. Общий одобрительный шепот пронесся по комнате, хотя, по правде
сказать, очень немногие усвоили
себе истинный смысл речи Собачкина.
— Так вы… нигилист? — произносит баронесса и смотрит еще насмешливее, как будто хочет
сказать: «Базаров никогда не позволил бы
себе поступать таким нелепым образом с хорошенькой женщиной…»
Дмитрий Павлыч остановился, чтобы перевести дух и в то же время дать возможность почтенным представителям
сказать свое слово. Но последние стояли, выпучивши на него глаза, и тяжко вздыхали. Городской голова понимал, однако ж, что надобно что-нибудь
сказать, и даже несколько раз раскрывал рот, но как-то ничего у него, кроме «мы, вашество, все силы-меры», не выходило. Таким образом, Митенька вынужден был один нести на
себе все тяжести предпринятого им словесного подвига.
Конечно, программа эта обширна, даже, смею
сказать, слишком обширна; конечно, она обнимает
собой все, так
сказать, нервы общественного благоустройства, но, с другой стороны, разве вы не имеете во мне советника, всегда готового разрешить все ваши недоумения? разве вы не имеете во мне всегда верную и надежную опору?
Даже междоусобия — и те исключительно нашли
себе убежище в местном клубе и были такого сорта, что никто не решался
сказать, действительно ли это междоусобия или просто драки.
Сказать ли правду? — взирая на нее, помпадур чувствует
себя как-то бодрее.
— Господа! —
сказал он. — Я знаю, что я ничего не совершил! Но именно потому-то я и позволяю
себе на прощанье пожелать вам одного. Я от души желаю вам… я желаю… чтоб и другой… чтобы и тот, кто заменит вам меня (крики: «никто не заменит! никто!»)… чтоб и он тоже… ничего, подобно мне, не совершил! Смею думать… да, я именно так позволяю
себе думать… что это самое лучшее… что это самое приятное пожелание, какое я могу сделать вам в эту торжественную минуту.
Надо
сказать правду, что, предложив
себе эти вопросы, мы ответили на них довольно рутинным образом.
Очевидно, он должен был призвать к
себе Зуботычина и Рылобейщикова и
сказать им: «Вы — избранники моего сердца! идите, сейте зубы, сокрушайте челюсти и превращайте вселенную в пустыню!
Скажу по секрету, мы уже давно очень хорошо поняли, что речь пойдет не о ком другом, а именно об нас, и лишь по малодушию скрывали это не только от других, но и от самих
себя.
Не раз указывал я, что путей сообщения у нас, можно
сказать, не существует, что судоходство наше представляет зрелище в высшей степени прискорбное для сердца всякого истинного патриота, что в торговле главным двигателем является не благородная и вполне согласная с предписаниями политико-экономической науки потребность быть посредником между потребителем и производителем, а гнусное желание наживы, что земледелие, этот главный источник благосостояния стран, именующих
себя земледельческими, не радует земледельца, а землевладельцу даже приносит чувствительное огорчение.
В внушениях, делаемых Гизо, я видел известное миросозерцание; я толковал
себе их так: уж если Гизо так проштрафился, то что же должно
сказать о действительном статском советнике Держиморде?
Стоит только
сказать самому
себе: надо делать совершенно противоположное тому, что делают все прочие помпадуры, — и результаты получатся громадные.
И конечно, тот может почесть
себя истинно счастливым, кто знает, на какой рюмке ему остановиться, или, лучше
сказать, кто рядом прозорливых над
собой наблюдений сумел в точности определить, после какой счетом рюмки он становится пьян.
— Далее, я поведу войну с семейными разделами и общинным владением. Циркуляры по этим предметам еще не готовы, но они у меня уж здесь (он ткнул
себя указательным пальцем в лоб)! Теперь же я могу
сказать тебе только одно: в моей системе это явления еще более вредные, нежели пьянство; а потому я буду преследовать их с большею энергией, нежели даже та, о которой ты получил понятие из сейчас прочитанного мной документа.
— Вообрази
себе, прежде всего он хочет уничтожить пьянство; потом он положит предел крестьянским семейным разделам и, наконец, упразднит сельскую общину… Словом
сказать, он предполагает действовать а la Pierre le Grand… [Подобно Петру Великому (фр.).] Изумительно, не правда ли?
— Да кто же тебе
сказал! — разразился он наконец, но, к удовольствию моему, тотчас же сдержал
себя и уже спокойным, хотя все же строгим голосом продолжал: — Слушай! дело не в том, вредны или полезны те явления, которые Быстрицын намеревается сокрушить, в видах беспрепятственного разведения поросят, а в том, имеет ли он право действовать а la Pierre le Grand относительно того, что находится под защитой действующего закона?
— Не просите-с, —
сказал он твердо, — ибо я для того собственно с вами и знакомство свел, дабы казенный интерес соблюсти! Какой он смотритель-с! Он сейчас же первым делом всю провизию с базара к
себе притащит-с! Последствием же сего явятся недоимщики-с. Станут говорить: оттого мы податей не платим, что помпадуршин отец имение наше грабит. В каком я тогда положении буду? Недоимщиков сечь — неправильно-с; родителя вашего казнить — приятно ли для вас будет?
— Позволю
себе одно почтительное замечание, monseigneur, —
сказал я. — Вы изволили
сказать, что я буду жить у вас в доме, и в то же время предписываете мне фрондировать против вас. Хотя я и понимаю, что это последнее средство может быть употреблено с несомненною пользой, в видах направления общественного мнения, но, мне кажется, не лучше ли в таком случае будет, если я поселюсь не у вас, а на особенной квартире — просто в качестве знатного иностранца, живущего своими доходами?
К несчастию, я имел неосторожность проговориться, что меня бивали в Париже при исполнении обязанностей, и этою ненужною откровенностью я сам, так
сказать, приготовил бесконечную канву для разнообразнейших и неприличнейших шуток, с которыми эти неизобретательные сами по
себе люди обращались ко мне.