Неточные совпадения
Мелкая сошка забивалась
в глушь, где природа представляла, относительно, очень мало льгот, но зато никакой
глаз туда не заглядывал, и, следовательно, крепостные мистерии могли совершаться вполне беспрепятственно.
Все притихало: люди ходили на цыпочках; дети опускали
глаза в тарелки; одни гувернантки не смущались.
— Ты что глаза-то вытаращил? — обращалась иногда матушка к кому-нибудь из детей, — чай, думаешь, скоро отец с матерью умрут, так мы, дескать, живо спустим, что они хребтом, да потом, да кровью нажили! Успокойся, мерзавец! Умрем, все вам оставим, ничего
в могилу с собой не унесем!
Покуда
в девичьей происходят эти сцены, Василий Порфирыч Затрапезный заперся
в кабинете и возится с просвирами. Он совершает проскомидию, как настоящий иерей: шепчет положенные молитвы, воздевает руки, кладет земные поклоны. Но это не мешает ему от времени до времени посматривать
в окна, не прошел ли кто по двору и чего-нибудь не пронес ли.
В особенности зорко следит его
глаз за воротами, которые ведут
в плодовитый сад. Теперь время ягодное, как раз кто-нибудь проползет.
Солдат изможден и озлоблен. На нем пестрядинные, до клочьев истрепанные портки и почти истлевшая рубашка, из-за которой виднеется черное, как голенище, тело. Бледное лицо блестит крупными каплями пота; впалые
глаза беспокойно бегают; связанные сзади
в локтях руки бессильно сжимаются
в кулаки. Он идет, понуждаемый толчками, и кричит...
— Ишь печальник нашелся! — продолжает поучать Анна Павловна, — уж не на все ли четыре стороны тебя отпустить? Сделай милость, воруй, голубчик, поджигай, грабь! Вот ужо
в городе тебе покажут… Скажите на милость! целое утро словно
в котле кипела, только что отдохнуть собралась — не тут-то было! солдата нелегкая принесла, с ним валандаться изволь! Прочь с моих
глаз… поганец! Уведите его да накормите, а не то еще издохнет, чего доброго! А часам к девяти приготовить подводу — и с богом!
Наконец Васька ощипал птицу и съел. Вдали показываются девушки с лукошками
в руках. Они поют песни, а некоторые, не подозревая, что
глаз барыни уже заприметил их, черпают
в лукошках и едят ягоды.
— Не божитесь. Сама из окна видела. Видела собственными
глазами, как вы, идучи по мосту,
в хайло себе ягоды пихали! Вы думаете, что барыня далеко, ан она — вот она! Вот вам за это! вот вам! Завтра целый день за пяльцами сидеть!
Анна Павловна и Василий Порфирыч остаются с
глазу на
глаз. Он медленно проглатывает малинку за малинкой и приговаривает: «Новая новинка —
в первый раз
в нынешнем году! раненько поспела!» Потом так же медленно берется за персик, вырезывает загнивший бок и, разрезав остальное на четыре части, не торопясь, кушает их одну за другой, приговаривая: «Вот хоть и подгнил маленько, а сколько еще хорошего места осталось!»
В течение всего обеда они сидели потупив
глаза в тарелки и безмолвствовали. Ели только суп и пирожное, так как остальное кушанье было не по зубам.
Ольга Порфирьевна уже скончалась, но ее еще не успели снять с постели. Миниатюрная головка ее, сморщенная, с обострившимися чертами лица, с закрытыми
глазами, беспомощно высовывалась из-под груды всякого тряпья, наваленного ради тепла; у изголовья, на стуле, стоял непочатый стакан малинового настоя.
В углу, у образов, священник,
в ветхой рясе, служил панихиду.
Рассказы эти передавались без малейших прикрас и утаек, во всеуслышание, при детях, и, разумеется, сильно действовали на детское воображение. Я, например, от роду не видавши тетеньки, представлял себе ее чем-то вроде скелета (такую женщину я на картинке
в книжке видел),
в серо-пепельном хитоне, с простертыми вперед руками, концы которых были вооружены острыми когтями вместо пальцев, с зияющими впадинами вместо
глаз и с вьющимися на голове змеями вместо волос.
Через две-три минуты, однако ж, из-за угла дома вынырнула человеческая фигура
в затрапезном сюртуке, остановилась, приложила руку к
глазам и на окрик наш: «Анфиса Порфирьевна дома?» — мгновенно скрылась.
Действительность, представившаяся моим
глазам, была поистине ужасна. Я с детства привык к грубым формам помещичьего произвола, который выражался
в нашем доме
в форме сквернословия, пощечин, зуботычин и т. д., привык до того, что они почти не трогали меня. Но до истязания у нас не доходило. Тут же я увидал картину такого возмутительного свойства, что на минуту остановился как вкопанный, не веря
глазам своим.
Девочка терзалась, а тут же,
в двух шагах от нее, преспокойно гуторили два старика, будто ничего необыкновенного
в их
глазах не происходило.
Войдя
в залу, мы застали там громадного роста малого, лет под тридцать, широкоплечего, с угреватым широким лицом, маленькими, чуть-чуть видными
глазами и густою гривой волос на голове.
Улита стояла ни жива ни мертва. Она чуяла, что ее ждет что-то зловещее. За две недели, прошедшие со времени смерти старого барина, она из дебелой и цветущей барской барыни превратилась
в обрюзглую бабу. Лицо осунулось, щеки впали,
глаза потухли, руки и ноги тряслись. По-видимому, она не поняла приказания насчет самовара и не двигалась…
Сравнительно
в усадьбе Савельцевых установилась тишина. И дворовые и крестьяне прислушивались к слухам о фазисах, через которые проходило Улитино дело, но прислушивались безмолвно, терпели и не жаловались на новые притеснения. Вероятно, они понимали, что ежели будут мозолить начальству
глаза, то этим только заслужат репутацию беспокойных и дадут повод для оправдания подобных неистовств.
Соседи позабыли об этой истории и только изредка рассказывали наезжим гостям, как о диковинке, о помещике-покойнике, живущем
в Овсецове, на
глазах у властей.
Вообще усадьба была заброшена, и все показывало, что владельцы наезжали туда лишь на короткое время. Не было ни прислуги, ни дворовых людей, ни птицы, ни скота. С приездом матушки отворялось крыльцо, комнаты кой-как выметались; а как только она садилась
в экипаж,
в обратный путь, крыльцо опять на ее
глазах запиралось на ключ. Случалось даже,
в особенности зимой, что матушка и совсем не заглядывала
в дом, а останавливалась
в конторе, так как вообще была неприхотлива.
Однако ж даже самая, что называется, гольтепа вытягивалась
в струну, чтобы форснуть, и пуще
глаза хранила синие кафтаны для мужчин и штофные телогреи для женщин.
Заболотье, напротив, представлялось
в моих
глазах чем-то вроде скучной пустыни,
в которой и пищи для детской любознательности нельзя было отыскать.
— Вот-то
глаза вытаращит! — говорила она оживленно, — да постой! и у меня
в голове штучка
в том же роде вертится; только надо ее обдумать. Ужо, может быть, и расскажу.
Лицо ее, круглое, пухлое, с щеками, покрытыми старческим румянцем, лоснилось после бани;
глаза порядочно-таки заплыли, но еще живо светились
в своих щелочках; губы, сочные и розовые, улыбались, на подбородке играла ямочка, зубы были все целы.
Белое, с чуть-чуть заметною желтизною, как у густых сливок, лицо, румянец во всю щеку, алые губы, ямочка посреди подбородка, большие черные
глаза, густая прядь черных волос на голове — все обещало, что
в недалеком будущем она развернется
в настоящую красавицу.
Целый день прошел
в удовольствиях. Сперва чай пили, потом кофе, потом завтракали, обедали, после обеда десерт подавали, потом простоквашу с молодою сметаной, потом опять пили чай, наконец ужинали.
В особенности мне понравилась за обедом «няня», которую я два раза накладывал на тарелку. И у нас,
в Малиновце, по временам готовили это кушанье, но оно было куда не так вкусно. Ели исправно, губы у всех были масленые, даже
глаза искрились. А тетушка между тем все понуждала и понуждала...
— Решил! он решил!.. ах ты, распостылый! — крикнула матушка, вся дрожа от волнения, и, закусив губу, подошла близко к Федосу. — Ты спроси прежде, как дядя с теткой решат… Он решил! Ступай с моих
глаз долой, жди
в девичьей, пока я надумаю, как с тобой поступить!
— Нет, башкиры. Башкиро-мещеряцкое войско такое есть; как завладели спервоначалу землей, так и теперь она считается ихняя. Границ нет, межеванья отроду не бывало; сколько
глазом ни окинешь — все башкирам принадлежит.
В последнее, впрочем, время и помещики, которые поумнее, заглядывать
в ту сторону стали. Сколько уж участков к ним отошло; поселят крестьян, да хозяйство и разводят.
Мы пустились вскачь
в угол, Федос за нами. Поднялся визг, гвалт; гувернантка вскочила как встрепанная и смотрела во все
глаза.
Васька лежит, растянувшись на боку, жмурит
глаза и тихо мурлычет. Он даже оправдываться
в взводимом на него обвинении не хочет. Дедушка отрывает у копченой селедки плавательное перо и бросает его коту. Но Васька не обращает никакого внимания на подачку.
— Нет, да вы представьте себе эту картину: стоит она перед ним, вытаращивши
глаза, покуда он
в карман завещание кладет, и думает, что во сне ей мерещится… ах, прах побери да и совсем!
За обедом дедушка сидит
в кресле возле хозяйки. Матушка сама кладет ему на тарелку лучший кусок и затем выбирает такой же кусок и откладывает к сторонке, делая
глазами движение, означающее, что этот кусок заповедный и предназначается Настасье. Происходит общий разговор,
в котором принимает участие и отец.
— Может быть, с
глазу, или сила
в нем… нечистая… — догадывается матушка.
— Мм… — отзывается дедушка и глядит на своего собеседника такими
глазами, словно
в первый раз его видит.
Дядя смотрит на матушку
в упор таким загадочным взором, что ей кажется, что вот-вот он с нее снимет последнюю рубашку.
В уме ее мелькает предсказание отца, что Гришка не только стариков капитал слопает, но всю семью разорит. Припомнивши эту угрозу, она опускает
глаза и старается не смотреть на дядю.
Беседа начинает затрогивать чувствительную струну матушки, и она заискивающими
глазами смотрит на жениха. Но
в эту минуту, совсем не ко времени,
в гостиную появляется сестрица.
При этом толковании матушка изменяется
в лице, жених таращит
глаза, и на носу его еще ярче выступает расширение вен; дядя сквозь зубы бормочет: «Попал пальцем
в небо!»
Разговаривая, жених подливает да подливает из графинчика, так что рому осталось уж на донышке. На носу у него повисла крупная капля пота, весь лоб усеян перлами.
В довершение всего он вынимает из кармана бумажный клетчатый платок и протирает им влажные
глаза.
Все замечают, что он слегка осовел. Беспрерывно вытирает платком
глаза и распяливает их пальцами, чтоб лучше видеть. Разговор заминается; матушка спешит сократить «вечерок», тем более что часы уже показывают одиннадцатый
в исходе.
В заключение, несмотря на свои сорок лет, он обладал замечательно красивой наружностью (
глаза у него были совсем «волшебные»). Матери семейств избегали и боялись его, но девицы при его появлении расцветали.
Матушка смыкает
глаза, но сквозь прозрачную дремоту ей чудится, что «язва» уж заползла
в дом и начинает точить не только дочь, но и ее самое.
— Тьфу, тьфу, лукавый! — шепчет она, вновь закутываясь
в одеяло и усиленно сжимая веки
глаз, чтобы заставить себя заснуть.
Вечером, у Сунцовых, матушка, как вошла
в зал, уже ищет
глазами. Так и есть, «шематон» стоит у самого входа и, сделавши матушке глубокий поклон, напоминает сестрице, что первая кадриль обещана ему.
Сверх того, она не металась беспрерывно перед
глазами, потому что услуги ее не так часто требовались, а
в большинстве и работа ее была заглазная (столяры, ткачи и проч.).
Впечатление, произведенное ею, было несомненно, хотя выразилось исключительно
в шушуканье и потупленных взорах, значение которых было доступно лишь тонкому чутью помещиков («ишь шельмецы! и
глаза потупили, выдать себя не хотят!»).
Покамест еще до этого не дошло, но очевидно было, что насильственное водворенье
в Малиновце открыло ей
глаза.
— Который уж месяц я от вас муку мученскую терплю! Надоело. Живите как знаете. Только ежели дворянка твоя на
глаза мне попадется — уж не прогневайся! Прав ли ты, виноват ли… обоих
в Сибирь законопачу!
Матушка широко раскрыла
глаза от удивления.
В этом нескладном потоке шутовских слов она поняла только одно: что перед нею стоит человек, которого при первом же случае надлежит под красную шапку упечь и дальнейшие объяснения с которым могут повлечь лишь к еще более неожиданным репримандам.
Во время рассказа Ванька-Каин постепенно входил
в такой азарт, что даже белесоватые
глаза его загорались. Со всех сторон слышались восклицания...
— Сказывали мне, что за границей машина такая выдумана, — завидовала нередко матушка, — она и на стол накрывает, и кушанье подает, а господа сядут за стол и кушают! Вот кабы
в Москву такую машину привезли, кажется, ничего бы не пожалела, а уж купила бы. И сейчас бы всех этих олухов с
глаз долой.