Неточные совпадения
Между прочим, и по моему поводу, на вопрос матушки, что у нее родится, сын или дочь, он запел петухом и сказал: «Петушок, петушок, востёр ноготок!» А когда его спросили, скоро ли совершатся роды, то он
начал черпать ложечкой мед —
дело было за чаем, который он пил с медом, потому что сахар скоромный — и, остановившись на седьмой ложке, молвил: «Вот теперь в самый раз!» «Так по его и случилось: как раз на седьмой
день маменька распросталась», — рассказывала мне впоследствии Ульяна Ивановна.
Но судачением соседей
дело ограничивалось очень редко; в большинстве случаев оно перерождалось в взаимную семейную перестрелку.
Начинали с соседей, а потом постепенно переходили к самим себе. Возникали бурные сцены, сыпались упреки, выступали на сцену откровения…
Так что ежели, например, староста докладывал, что хорошо бы с понедельника рожь жать
начать, да день-то тяжелый, то матушка ему неизменно отвечала: «Начинай-ко,
начинай! там что будет, а коли, чего доброго, с понедельника рожь сыпаться
начнет, так кто нам за убытки заплатит?» Только черта боялись; об нем говорили: «Кто его знает, ни то он есть, ни то его нет — а ну, как есть?!» Да о домовом достоверно знали, что он живет на чердаке.
Хотя время еще раннее, но в рабочей комнате солнечные лучи уже
начинают исподволь нагревать воздух. Впереди предвидится жаркий и душный
день. Беседа идет о том, какое барыня сделает распоряжение. Хорошо, ежели пошлют в лес за грибами или за ягодами, или нарядят в сад ягоды обирать; но беда, ежели на целый
день за пяльцы да за коклюшки засадят — хоть умирай от жары и духоты.
Недели с три каждый
день я, не разгибая спины, мучился часа по два сряду, покуда наконец не достиг кой-каких результатов. Перо вертелось уже не так сильно; рука почти не ерзала по столу; клякс становилось меньше; ряд палок уже не представлял собой расшатавшейся изгороди, а шел довольно ровно. Словом сказать, я уже
начал мечтать о копировании палок с закругленными концами.
Сереже становится горько. Потребность творить суд и расправу так широко развилась в обществе, что
начинает подтачивать и его существование. Помилуйте! какой же он офицер! и здоровье у него далеко не офицерское, да и совсем он не так храбр, чтобы лететь навстречу смерти ради стяжания лавров. Нет, надо как-нибудь это
дело поправить! И вот он больше и больше избегает собеседований с мамашей и чаще и чаще совещается с папашей…
В
день праздника с раннего утра светит солнышко, но в воздухе уже
начинает чувствоваться приближение осени.
Матушка волнуется, потому что в престольный праздник она чувствует себя бессильною. Сряду три
дня идет по деревням гульба, в которой принимает деятельное участие сам староста Федот. Он не является по вечерам за приказаниями, хотя матушка машинально всякий
день спрашивает, пришел ли Федотка-пьяница, и всякий раз получает один и тот же ответ, что староста «не годится». А между тем овсы еще наполовину не сжатые в поле стоят, того гляди, сыпаться
начнут, сенокос тоже не весь убран…
Однажды вздумала она погонять мужа на корде, но, во-первых, полуразрушенный человек уже в самом
начале наказания оказался неспособным получить свою порцию сполна, а, во-вторых, на другой
день он исчез.
— Этак ты, пожалуй, весь торг к себе в усадьбу переведешь, — грубо говорили ей соседние бурмистры, и хотя она
начала по этому поводу
дело в суде, но проиграла его, потому что вмешательство князя Г. пересилило ее скромные денежные приношения.
— Случается, сударыня, такую бумажку напишешь, что и к
делу она совсем не подходит, — смотришь, ан польза! — хвалился, с своей стороны, Могильцев. — Ведь противник-то как в лесу бродит. Читает и думает: «Это недаром! наверное, онкуда-нибудь далеко крючок закинул». И
начнет паутину кругом себя путать. Путает-путает, да в собственной путанице и застрянет. А мы в это время и еще загадку ему загадаем.
— Кабы не Сашенька — кажется бы… — молвила она, но, не докончив, продолжала: — Хороший
день будет завтра, ведреный; косить уж около дворов
начали — работа в ведрышко спорее пойдет.
— А я хочу с тобой, сударыня, про одно
дело поговорить, —
начал он, садясь на лавку.
Два раза (об этом дальше) матушке удалось убедить его съездить к нам на лето в деревню; но, проживши в Малиновце не больше двух месяцев, он уже
начинал скучать и отпрашиваться в Москву, хотя в это время года одиночество его усугублялось тем, что все родные разъезжались по деревням, и его посещал только отставной генерал Любягин, родственник по жене (единственный генерал в нашей семье), да чиновник опекунского совета Клюквин, который занимался его немногосложными
делами и один из всех окружающих знал в точности, сколько хранится у него капитала в ломбарде.
— Цирульники, а республики хотят. И что такое республика? Спроси их, — они и сами хорошенько не скажут. Так, руки зудят. Соберутся в кучу и галдят. Точь-в-точь у нас на станции ямщики, как жеребий кидать
начнут, кому ехать. Ну, слыханное ли
дело без начальства жить!
Целый
день ей приходилось проводить дома в полном одиночестве, слоняясь без
дела из угла в угол и утешая себя разве тем, что воскресенье, собственно говоря, уже
начало поста, так как в церквах в этот
день кладут поклоны и читают «Господи, владыко живота».
На другой
день, однако, она как будто притихла. Убеждения и утешения возобновились и
начали оказывать действие.
И
начинает простофиля припоминать, какой такой Иван Андреич выказывает желание видеться с ним. Припоминает, припоминает, да, пожалуй, и припомнит. Бросит нужное
дело и пойдет Ивана Андреича разыскивать.
— Увольте, господа! — взывал он, — устал, мочи моей нет! Шутка сказать, осьмое трехлетие в предводителях служу! Не гожусь я для нынешних кляузных
дел. Все жил благородно, и вдруг теперь клуязничать
начну!
В усадьбе и около нее с каждым
днем становится тише; домашняя припасуха уж кончилась, только молотьба еще в полном ходу и будет продолжаться до самых святок. В доме зимние рамы вставили, печки топить
начали; после обеда, часов до шести, сумерничают, а потом и свечи зажигают; сенные девушки уж больше недели как уселись за пряжу и работают до петухов, а утром, чуть свет забрезжит, и опять на ногах. Наконец в половине октября выпадает первый снег прямо на мерзлую землю.
И в самом
деле, ноябрь еще в половине, барышням едва успели новенькие платьица пошить, как уж по дороге к Последовке
начинают позвякивать колокольчики.
— Вот я сам за
дело возьмусь, за всех за вас наблюдать
начну! — пригрозил он, — и первого же «тявкушу», какого встречу — мой ли он, чужой ли, — сейчас на конюшню драть. Скажите на милость, во все горло чепуху по всему уезду городят, а они, хранители-то наши, сидят спустя рукава да посвистывают!
Это была первая размолвка, но она длилась целый
день. Воротившись к Сухаревой, Милочка весь вечер проплакала и осыпала мужа укорами. Очевидно, душевные ее силы
начали понемногу раскрываться, только совсем не в ту сторону, где ждал ее Бурмакин. Он ходил взад и вперед по комнате, ероша волосы и не зная, что предпринять.
Валентин понял. Ему вдруг сделалось гнусно жить в этом доме. Наскоро съездил он в город, написал доверенность отцу и
начал исподволь собираться. Затем он воспользовался первым
днем, когда жена уехала в город на танцевальный вечер, и исчез из Веригина.
Соседки расходились, и в сердце пьяницы поселялась робкая надежда. Давно, признаться, она уж
начала мечтать о Михаиле Золотухине — вот бы настоящий для Клавденьки муж! — да посмотрит, посмотрит на дочку, вспомнит о покойном муже, да и задумается. Что, ежели в самом
деле отец свой страшный недуг дочери передал? что, если она умрет? Куда она тогда с своей пьяной головой денется? неужто хоть одну минуту такое несчастье переживет?!
И хозяйством и домоводством полновластно распоряжалась жена, а муж по целым
дням уныло бродил по единственной свободной горнице, бормоча бессвязные слова и завидливо прислушиваясь, не доносится ли с слепушкинской усадьбы гвалта, свидетельствующего о
начале запоя.
И действительно, оно наступило, когда мальчикам минуло шесть лет. Можно было бы, конечно, и повременить, но Марья Маревна была нетерпелива и, не откладывая
дела в долгий ящик, сама
начала учить детей грамоте.
По дороге в Малиновец мы обыкновенно заезжали к Боровковым, у которых проводили целые сутки, от Боровковых к Корочкиным и т. д., так что домой возвращались нередко через неделю. Затем, отдохнувши несколько
дней, объезжали другую сторону околотка, гостили у Пустотеловых и забирались в Словущенское, где,
начиная с предводителя Струнникова, не пропускали никого и из мелкопоместных.
Все в доме смотрело сонно,
начиная с матушки, которая, не принимая никаких докладов, не знала, куда деваться от скуки, и раз по пяти на
дню ложилась отдыхать, и кончая сенными девушками, которые, сидя праздно в девичьей, с утра до вечера дремали.