Неточные совпадения
Но даже мы,
не избалованные сытным и вкусным столом,
приходили в недоумение при виде пирога, который по воскресеньям подавался на закуску попу с причтом.
Сбор кончился. Несколько лотков и горшков нагружено верхом румяными, сочными и ароматическими плодами. Процессия из пяти человек возвращается восвояси, и у каждого под мышками и на голове драгоценная ноша. Но Анна Павловна
не спешит; она заглядывает и в малинник, и в гряды клубники, и в смородину. Все уже созревает, а клубника даже к концу
приходит.
Старик, очевидно, в духе и собирается покалякать о том, о сем, а больше ни о чем. Но Анну Павловну так и подмывает уйти. Она
не любит празднословия мужа, да ей и некогда. Того гляди, староста
придет, надо доклад принять, на завтра распоряжение сделать. Поэтому она сидит как на иголках и в ту минуту, как Василий Порфирыч произносит...
— Что помещики! помещики-помещики, а какой в них прок? Твоя маменька и богатая, а много ли она на попа расщедрится. За всенощную двугривенный, а
не то и весь пятиалтынный. А поп между тем отягощается, часа полтора на ногах стоит.
Придет усталый с работы, — целый день либо пахал, либо косил, а тут опять полтора часа стой да пой! Нет, я от своих помещиков подальше. Первое дело, прибыток от них пустой, а во-вторых, он же тебя жеребцом или шалыганом обозвать норовит.
Он верит, что в мире есть нечто высшее, нежели дикий произвол, которому он от рождения отдан в жертву по воле рокового, ничем
не объяснимого колдовства; что есть в мире Правда и что в недрах ее кроется Чудо, которое
придет к нему на помощь и изведет его из тьмы.
Говорилось: «Мы
пришли к обедне, когда еще Евангелие
не отошло»; или: «Это случилось, когда звонили ко второму Евангелию», и т. д.
Матушка волнуется, потому что в престольный праздник она чувствует себя бессильною. Сряду три дня идет по деревням гульба, в которой принимает деятельное участие сам староста Федот. Он
не является по вечерам за приказаниями, хотя матушка машинально всякий день спрашивает,
пришел ли Федотка-пьяница, и всякий раз получает один и тот же ответ, что староста «
не годится». А между тем овсы еще наполовину
не сжатые в поле стоят, того гляди, сыпаться начнут, сенокос тоже
не весь убран…
Действительно,
не успел наступить сентябрь, как от Ольги Порфирьевны
пришло к отцу покаянное письмо с просьбой пустить на зиму в Малиновец. К этому времени матушка настолько уже властвовала в доме, что отец
не решился отвечать без ее согласия.
В мезонине у нас никто
не жил, кроме сестриц да еще детей, которые
приходили в свои детские только для спанья.
— Я
не к тому… так, доложить
пришел… Как бы потом в ответе
не быть…
— Восемьдесят душ — это восемьдесят хребтов-с! — говаривал он, — ежели их умеючи нагайкой пошевелить, так тут только огребай! А он, видите ли,
не может родному детищу уделить! Знаю я, знаю, куда мои кровные денежки уплывают… Улита Савишна у старика постельничает, так вот ей… Ну, да мое времечко
придет. Я из нее все до последней копеечки выколочу!
Наконец
пришла и желанная смерть. Для обеих сторон она была вожделенным разрешением. Савельцев с месяц лежал на печи, томимый неизвестным недугом и
не получая врачебной помощи, так как Анфиса Порфирьевна наотрез отказала позвать лекаря. Умер он тихо, испустив глубокий вздох, как будто радуясь, что жизненные узы внезапно упали с его плеч. С своей стороны, и тетенька
не печалилась: смерть мужа освобождала от обязанности платить ежегодную дань чиновникам.
— И на третий закон можно объясненьице написать или и так устроить, что прошенье с третьим-то законом с надписью возвратят. Был бы царь в голове, да перо, да чернила, а прочее само собой
придет. Главное дело, торопиться
не надо, а вести дело потихоньку, чтобы только сроки
не пропускать. Увидит противник, что дело тянется без конца, а со временем, пожалуй, и самому дороже будет стоить — ну, и спутается. Тогда из него хоть веревки вей. Либо срок пропустит, либо на сделку пойдет.
Помещик
не вмешивался в его управление, несмотря на то, что на «барина» постоянно
приходили жалобы.
Так звали тетеньку Раису Порфирьевну Ахлопину за ее гостеприимство и любовь к лакомому куску. Жила она от нас далеко, в Р., с лишком в полутораста верстах, вследствие чего мы очень редко видались. Старушка, однако ж,
не забывала нас и ко дню ангелов и рождений аккуратно
присылала братцу и сестрице поздравительные письма. Разумеется, ей отвечали тем же.
На кровати,
не внушавшей ни малейших опасений в смысле насекомых, было постлано два пышно взбитых пуховика, накрытых чистым бельем. Раздеть меня
пришла молоденькая девушка. В течение вечера я уже успел победить в себе напускную важность и
не без удовольствия отдал себя в распоряжение Насти.
—
Не знаю-с. Доложи, говорит, что Федос
пришел…
— Это за две-то тысячи верст
пришел киселя есть… прошу покорно! племянничек сыскался! Ни в жизнь
не поверю. И именье, вишь, промотал… А коли ты промотал, так я-то чем причина? Он промотал, а я изволь с ним валандаться! Отошлю я тебя в земский суд — там разберут, племянник ты или солдат беглый.
Произнося свои угрозы, матушка была, однако ж, в недоумении. Племянник ли Федос или беглый солдат — в сущности, ей было все равно; но если он вправду племянник, то как же
не принять его? Прогонишь его — он, пожалуй, в канаве замерзнет; в земский суд отправить его — назад оттуда
пришлют… А дело между тем разгласится, соседи будут говорить: вот Анна Павловна какова, мужнину племяннику в угле отказала.
— И ведь в какое время, непутевый,
пришел! — сказала она уже мягче, — две недели сряду дождик льет, все дороги затопил, за сеном в поле проехать нельзя, а он шлепает да шлепает по грязи. И хоть бы написал, предупредил… Ну, ин скидавай полушубок-то, сиди здесь, покуда я муженьку
не отрапортую.
Мы, дети, сильно заинтересовались Федосом. Частенько бегал я через девичье крыльцо, без шапки, в одной куртке, к нему в комнату, рискуя быть наказанным. Но долго
не решался взойти.
Придешь, приотворишь дверь, заглянешь и опять убежишь. Но однажды он удержал меня.
Но Федос, сделавши экскурсию, засиживался дома, и досада проходила. К тому же и из Белебея бумага
пришла, из которой было видно, что Федос есть действительный, заправский Федос, тетеньки Поликсены Порфирьевны сын, так что и с этой стороны сомнения
не было.
Может быть, благодаря этому инстинктивному отвращению отца, предположению о том, чтобы Федос от времени до времени
приходил обедать наверх,
не суждено было осуществиться. Но к вечернему чаю его изредка приглашали. Он
приходил в том же виде, как и в первое свое появление в Малиновце, только рубашку надевал чистую. Обращался он исключительно к матушке.
— Нет, голубчик, — сказала она, — нам от своего места бежать
не приходится. Там дело наладишь — здесь в упадок
придет; здесь будешь хозяйствовать — там толку
не добьешься. Нет ничего хуже, как заглазно распоряжаться, а переезжать с места на место этакую махинищу верст — и денег
не напасешься.
— Я по-дворянски ничего
не умею делать — сердце
не лежит! — говорит он, — то ли дело к мужичку
придешь…
Но если редки проезжие, то в переулок довольно часто заглядывают разносчики с лотками и разной посудиной на головах. Дедушка знает, когда какой из них
приходит, и всякому или махнет рукой («
не надо!»), или приотворит окно и кликнет. Например...
Желала ли она заслужить расположение Григория Павлыча (он один из всей семьи присутствовал на похоронах и вел себя так «благородно», что ни одним словом
не упомянул об имуществе покойного) или в самом деле
не знала, к кому обратиться; как бы то ни было, но, схоронивши сожителя, она
пришла к «братцу» посоветоваться.
— А француз в ту пору этого
не рассчитал.
Пришел к нам летом, думал, что конца теплу
не будет, ан возвращаться-то пришлось зимой. Вот его морозом и пристигло.
— Там хуже. У военных, по крайности, спокойно. Приедет начальник, посмотрит, возьмет, что следует, и
не слыхать о нем. А у гражданских,
пришлют ревизора, так он взять возьмет, а потом все-таки наябедничает. Федот Гаврилыч, ты как насчет ревизоров полагаешь?
— Ладно, — говорит она, —
приходи ужо, а я между тем переговорю. А впрочем, постой!
не зашибает ли он?
В невыразимом волнении она встает с постели, направляется к двери соседней комнаты, где спит ее дочь, и прикладывает ухо к замку. Но за дверью никакого движенья
не слышно. Наконец матушка
приходит в себя и начинает креститься.
Итак, Москва
не удалась. Тем
не менее сестрица все-таки нашла себе «судьбу», но уже в провинции. Вспомнила матушка про тетеньку-сластену (см. гл. XI), списалась с нею и поехала погостить с сестрицей. В это время в Р.
прислали нового городничего; затеялось сватовство, и дело, при содействии тетеньки, мигом устроилось.
Сестрица послушалась и была за это вполне вознаграждена. Муж ее одной рукой загребал столько, сколько другому и двумя
не загрести, и вдобавок никогда
не скрывал от жены, сколько у него за день собралось денег. Напротив того,
придет и покажет: «Вот, душенька, мне сегодня Бог послал!» А она за это рожала ему детей и была первой дамой в городе.
Не знаю, понимала ли Аннушка, что в ее речах существовало двоегласие, но думаю, что если б матушке могло
прийти на мысль затеять когда-нибудь с нею серьезный диспут, то победительницею вышла бы
не раба, а госпожа.
Услышит ежели купец, где господин раба истязает или работой томит, — должен за него выкуп внести; или где ежели господин непосильные дани взыскивает, а рабам платить
не из чего — и тут купец должен на помощь рабам
прийти.
Но матушка
не давала ей засиживаться. Мысль, что «девки», слушая Аннушку, могут что-то понять, была для нее непереносною. Поэтому, хотя она и
не гневалась явно, — в такие великие дни гневаться
не полагается, — но, заслышав Аннушкино гудение,
приходила в девичью и кротко говорила...
— А разве черт ее за рога тянул за крепостного выходить! Нет, нет, нет! По-моему, ежели за крепостного замуж пошла, так должна понимать, что и сама крепостною сделалась. И хоть бы раз она догадалась! хоть бы раз
пришла: позвольте, мол, барыня, мне господскую работу поработать! У меня тоже ведь разум есть; понимаю, какую ей можно работу дать, а какую нельзя. Молотить бы
не заставила!
Прихожу на другой день, а у нее уж и самовар на столе кипит. «Чайку
не угодно ли?» Сели, пьем чай, разговариваем.
По воскресеньям он аккуратно ходил к обедне. С первым ударом благовеста выйдет из дома и взбирается в одиночку по пригорку, но идет
не по дороге, а сбоку по траве, чтобы
не запылить сапог.
Придет в церковь, станет сначала перед царскими дверьми, поклонится на все четыре стороны и затем приютится на левом клиросе. Там положит руку на перила, чтобы все видели рукав его сюртука, и в этом положении неподвижно стоит до конца службы.
—
Пришла прощенья у тебя выпросить. Хоть и
не своей волей я за тебя замуж иду, а все-таки кабы
не грех мой, ты бы по своей воле невесту за себя взял, на людей смотреть
не стыдился бы.
И развязка
не заставила себя ждать. В темную ночь, когда на дворе бушевала вьюга, а в девичьей все улеглось по местам, Матренка в одной рубашке, босиком, вышла на крыльцо и села. Снег хлестал ей в лицо, стужа пронизывала все тело. Но она
не шевелилась и бесстрашно глядела в глаза развязке, которую сама придумала. Смерть
приходила не вдруг, и процесс ее
не был мучителен. Скорее это был сон, который до тех пор убаюкивал виноватую, пока сердце ее
не застыло.
Бегать он начал с двадцати лет. Первый побег произвел общее изумление. Его уж оставили в покое: живи, как хочешь, — казалось, чего еще нужно! И вот, однако ж, он этим
не удовольствовался, скрылся совсем. Впрочем, он сам объяснил загадку,
прислав с дороги к отцу письмо, в котором уведомлял, что бежал с тем, чтобы послужить церкви Милостивого Спаса, что в Малиновце.
Но он
пришел уже совсем больной и с большим трудом присутствовал при церемонии поднятия колокола. Вероятно, к прежней хворости прибавилась еще простуда, так как его и теплой одеждой на дорогу
не снабдили. Когда торжество кончилось и колокол загудел, он воротился в каморку и окончательно слег.
— Мальчика. Сергеем назвали.
Пришел вас просить, сударыня,
не окрестите ли?
Как бы то ни было, но вино поддерживало в нем жизнь и в то же время приносило за собой забвение жизни. Я
не утверждаю, что он сознательно добивался забытья, но оно
приходило само собой, а это только и было нужно.
— Ну, так вот что. Сегодня я новых лекарств привезла; вот это — майский бальзам, живот ему чаще натирайте, а на ночь скатайте катышук и внутрь принять дайте. Вот это — гофманские капли, тоже, коли что случится, давайте; это — настойка зверобоя, на ночь полстакана пусть выпьет. А ежели давно он
не облегчался, промывательное поставьте. Бог даст, и полегче будет. Я и лекарку у вас оставлю; пускай за больным походит, а завтра утром
придет домой и скажет, коли что еще нужно. И опять что-нибудь придумаем.
И сны ей снятся такие, что
не разберешь. То приснится, что Федот уж умер, то будто он
пришел в девичью и говорит: «А ведь я, сударыня, встал!»
Журналов
не получалось вовсе, но с 1834 года матушка начала выписывать «Библиотеку для чтения», надо сказать правду, что от просьб
прислать почитать книжку отбоя
не было.
— И то сказать… Анна Павловна с тем и встретила, — без тебя, говорит, как без рук, и плюнуть
не на что! Людям, говорит, дыхнуть некогда, а он по гостям шляется! А мне, признаться, одолжиться хотелось. Думал,
не даст ли богатая барыня хоть четвертачок на бедность. Куда тебе! рассердилась, ногами затопала! — Сиди, говорит, один, коли
пришел! — заниматься с тобой некому. А четвертаков про тебя у меня
не припасено.