Теперь, когда Марья Порфирьевна перешагнула уже за вторую половину седьмого десятилетия жизни, конечно, не могло
быть речи о драгунских офицерах, но даже мы, дети, знали, что у старушки над самым изголовьем постели висел образок Иосифа Прекрасного, которому она особенно усердно молилась и в память которого, 31 марта, одевалась в белое коленкоровое платье и тщательнее, нежели в обыкновенные дни, взбивала свои сырцового шелка кудри.
Неточные совпадения
Вот этого-то Дмитрия Никоныча и пригласили
быть моим восприемником вместе с одною из тетенек-сестриц, о которых
речь будет впереди.
— Римский сенатор. Он спас римскую республику от Катилины. Ах, если б вы знали, какая это прелесть, его
речь против Катилины! «Quousque tandem, Catilina, abutere patientia nostra!» [До каких же пор, Катилина, ты
будешь злоупотреблять нашим терпением! (лат.)] — продекламировал я восторженно.
Обыкновенно дня за два Настасья объезжала родных и объявляла, что папенька Павел Борисыч тогда-то просит чаю откушать. Разумеется, об отказе не могло
быть и
речи. На зов являлись не только главы семей, но и подростки, и в назначенный день, около шести часов, у подъезда дома дедушки уже стояла порядочная вереница экипажей.
В то время больших домов, с несколькими квартирами, в Москве почти не
было, а переулки
были сплошь застроены небольшими деревянными домами, принадлежавшими дворянам средней руки (об них только и идет
речь в настоящем рассказе, потому что так называемая грибоедовская Москва, в которой преимущественно фигурировал высший московский круг, мне совершенно неизвестна, хотя несомненно, что в нравственном и умственном смысле она очень мало разнилась от Москвы, описываемой мною).
Но возвращаюсь к миросозерцанию Аннушки. Я не назову ее сознательной пропагандисткой, но поучать она любила. Во время всякой еды в девичьей немолчно гудел ее голос, как будто она вознаграждала себя за то мертвое молчание, на которое
была осуждена в боковушке. У матушки всегда раскипалось сердце, когда до слуха ее долетало это гудение, так что, даже не различая явственно Аннушкиных
речей, она уж угадывала их смысл.
Речи эти
были в высшей степени однообразны и по существу и по форме.
Попытка примирения упала сама собой; не о чем
было дальше
речь вести. Вывод представлялся во всей жестокой своей наготе: ни той, ни другой стороне не предстояло иного выхода, кроме того, который отравлял оба существования. Над обоими тяготела загадка, которая для Матренки называлась «виною», а для Егорушки являлась одною из тех неистовых случайностей, которыми до краев переполнено
было крепостное право.
Кажется, наше семейство считалось самым зажиточным; богаче нас
был только владелец села Отрады, о котором я однажды упоминал, но так как он в имении живал лишь наездом, то об нем в помещичьем кругу не
было и
речи.
Об удобствах жизни, а тем менее о живописной местности не
было и
речи.
О книгах и
речи не
было, исключая академического календаря, который выписывался почти везде; сверх того, попадались песенники и другие дешевые произведения рыночной литературы, которые выменивали у разносчиков барышни.
Во всяком случае, при таком смутном представлении об отечестве не могло
быть и
речи об общественном деле.
—
Есть когда мне разговоры обдумывать! — оправдывался он перед теми, которые оскорблялись неожиданными оборотами его
речей, — у меня дела по горло, а тут еще разговоры обдумывать изволь! Сказал, что нужно — и
будет!
Выпьет чашку,
выпьет другую, а потом шуточкой да смешком и поведет настоящую
речь...
Словом сказать, уж на что
была туга на деньги матушка, но и она не могла устоять против льстивых
речей Струнникова, и хоть изредка, но ссужала-таки его небольшими суммами. Разумеется, всякий раз после подобной выдачи следовало раскаяние и клятвы никогда вперед не попадать впросак; но это не помогало делу, и то, что уж однажды попадало в карман добрейшего Федора Васильича, исчезало там, как в бездонной пропасти.
Это общее уважение наглядным образом выразилось в том, что Тарас Прохорыч несколько трехлетий подряд
был избираем исправником с таким единодушием, что о конкурентах и
речи быть не могло.
Заметьте, что в самых яростных нападках на Стансфильда и Палмерстона об этом не
было речи ни в парламенте, ни в английских журналах, подобная пошлость возбудила бы такой же смех, как обвинение Уркуарда, что Палмерстон берет деньги с России.
Неточные совпадения
Городничий. И не рад, что
напоил. Ну что, если хоть одна половина из того, что он говорил, правда? (Задумывается.)Да как же и не
быть правде? Подгулявши, человек все несет наружу: что на сердце, то и на языке. Конечно, прилгнул немного; да ведь не прилгнувши не говорится никакая
речь. С министрами играет и во дворец ездит… Так вот, право, чем больше думаешь… черт его знает, не знаешь, что и делается в голове; просто как будто или стоишь на какой-нибудь колокольне, или тебя хотят повесить.
Влас наземь опускается. // «Что так?» — спросили странники. // — Да отдохну пока! // Теперь не скоро князюшка // Сойдет с коня любимого! // С тех пор, как слух прошел, // Что воля нам готовится, // У князя
речь одна: // Что мужику у барина // До светопреставления // Зажату
быть в горсти!..
Молчать! уж лучше слушайте, // К чему я
речь веду: // Тот Оболдуй, потешивший // Зверями государыню, //
Был корень роду нашему, // А
было то, как сказано, // С залишком двести лет.
Пей даром сколько вздумаешь — // На славу угостим!..» // Таким
речам неслыханным // Смеялись люди трезвые, // А пьяные да умные // Чуть не плевали в бороду // Ретивым крикунам.
— Ну то-то!
речь особая. // Грех промолчать про дедушку. // Счастливец тоже
был…