Неточные совпадения
Между прочим, и по моему поводу, на вопрос матушки, что у нее родится, сын или дочь, он запел петухом и сказал: «Петушок, петушок, востёр ноготок!» А когда его спросили, скоро ли совершатся роды,
то он начал черпать ложечкой мед —
дело было за чаем, который он пил с медом, потому что сахар скоромный — и, остановившись на седьмой ложке, молвил: «Вот теперь в самый раз!» «Так по его и случилось: как раз на седьмой
день маменька распросталась», — рассказывала мне впоследствии Ульяна Ивановна.
Когда матушка занималась «
делами»,
то всегда затворялась в своей спальне.
Так что ежели, например, староста докладывал, что хорошо бы с понедельника рожь жать начать, да день-то тяжелый,
то матушка ему неизменно отвечала: «Начинай-ко, начинай! там что будет, а коли, чего доброго, с понедельника рожь сыпаться начнет, так кто нам за убытки заплатит?» Только черта боялись; об нем говорили: «Кто его знает, ни
то он есть, ни
то его нет — а ну, как есть?!» Да о домовом достоверно знали, что он живет на чердаке.
Рабочий
день начался, но работа покуда идет вяло. До
тех пор, пока не заслышится грозный барынин голос, у некоторых девушек слипаются глаза, другие ведут праздные разговоры. И иглы и коклюшки двигаются медленно.
Хотя время еще раннее, но в рабочей комнате солнечные лучи уже начинают исподволь нагревать воздух. Впереди предвидится жаркий и душный
день. Беседа идет о
том, какое барыня сделает распоряжение. Хорошо, ежели пошлют в лес за грибами или за ягодами, или нарядят в сад ягоды обирать; но беда, ежели на целый
день за пяльцы да за коклюшки засадят — хоть умирай от жары и духоты.
— Что ж мне докладывать — это старостино
дело! Я и
то ему говорила: доложи, говорю, барыне. А он: что зря барыне докладывать! Стало быть, обеспокоить вас поопасился.
А кроме
того, сколько еще других
дел — и везде она поспевай, все к ней за приказаниями бегут!
Или, опять,
то возьми: видишь, сколько мужичков тебя ловить согнали, а ведь они через это целый
день работы потеряли!
А он в ответ: «Да уж потерпите; это у него характер такой!.. не может без
того, чтоб спервоначалу не измучить, а потом вдруг возьмет да в одночасье и решит ваше
дело».
— Сегодня у нас счастливый
день выдался, — аттестует Марья Андреевна, — даже Степан Васильич — и
тот хорошо уроки отвечал.
Дети
тем временем, сгруппировавшись около гувернантки, степенно и чинно бредут по поселку. Поселок пустынен, рабочий
день еще не кончился; за молодыми барами издали следует толпа деревенских ребятишек.
Докладывают, что ужин готов. Ужин представляет собой повторение обеда, за исключением пирожного, которое не подается. Анна Павловна зорко следит за каждым блюдом и замечает, сколько уцелело кусков. К великому ее удовольствию, телятины хватит на весь завтрашний
день, щец тоже порядочно осталось, но с галантиром придется проститься. Ну, да ведь и
то сказать — третий
день галантир да галантир! можно и полоточком полакомиться, покуда не испортились.
— Вот так оказия! А впрочем, и
то сказать, целый
день туда да сюда… Поневоле замотаешься! Как бы и завтра не забыть! Напомни.
Весь этот
день я был радостен и горд. Не сидел, по обыкновению, притаившись в углу, а бегал по комнатам и громко выкрикивал: «Мря, нря, цря, чря!» За обедом матушка давала мне лакомые куски, отец погладил по голове, а тетеньки-сестрицы, гостившие в
то время у нас, подарили целую тарелку с яблоками, турецкими рожками и пряниками. Обыкновенно они делывали это только в
дни именин.
Но когда она вспомнила, что при таком обороте
дела ей придется платить за меня в течение девяти лет по шестисот рублей ассигнациями в год,
то испугалась. Высчитавши, что платежи эти составят, в общей сложности, круглую сумму в пять тысяч четыреста рублей, она гневно щелкнула счетами и даже с негодованием отодвинула их от себя.
— Что помещики! помещики-помещики, а какой в них прок? Твоя маменька и богатая, а много ли она на попа расщедрится. За всенощную двугривенный, а не
то и весь пятиалтынный. А поп между
тем отягощается, часа полтора на ногах стоит. Придет усталый с работы, — целый
день либо пахал, либо косил, а тут опять полтора часа стой да пой! Нет, я от своих помещиков подальше. Первое
дело, прибыток от них пустой, а во-вторых, он же тебя жеребцом или шалыганом обозвать норовит.
Все это очень кстати случилось как раз во время великого поста, и хотя великопостные
дни, в смысле крепостной страды и заведенных порядков, ничем не отличались в нашем доме от обыкновенных
дней, кроме
того, что господа кушали «грибное», но все-таки как будто становилось посмирнее.
Ради говельщиков-крестьян (господа и вся дворня говели на страстной неделе, а отец с тетками, сверх
того, на первой и на четвертой), в церкви каждый
день совершались службы, а это, в свою очередь, тоже напоминало ежели не о покаянии,
то о сдержанности.
Да, в наши
дни истинное назначение человека именно в
том состоит, чтоб творить суд и расправу.
Остаются враги внутренние, но борьба с ними даже в отличие не вменяется. Как субалтерн-офицер, он не играет в этом
деле никакой самостоятельной роли, а лишь следует указаниям
того же Мити Потанчикова.
Я знаю, что страдания и неудачи, описанные в сейчас приведенном примере, настолько малозначительны, что не могут считаться особенно убедительными. Но ведь
дело не в силе страданий, а в
том, что они падают на голову неожиданно, что творцом их является слепой случай, не признающий никакой надобности вникать в природу воспитываемого и не встречающий со стороны последнего ни малейшего противодействия.
Чаю в этот
день до обедни не пьют даже дети, и так как все приказания отданы еще накануне,
то делать решительно нечего.
— Ну, теперь пойдут сряду три
дня дебоширствовать!
того и гляди, деревню сожгут! И зачем только эти праздники сделаны! Ты смотри у меня! чтоб во дворе было спокойно! по очереди «гулять» отпускай: сперва одну очередь, потом другую, а наконец и остальных. Будет с них и по одному
дню… налопаются винища! Да девки чтоб отнюдь пьяные не возвращались!
Матушка волнуется, потому что в престольный праздник она чувствует себя бессильною. Сряду три
дня идет по деревням гульба, в которой принимает деятельное участие сам староста Федот. Он не является по вечерам за приказаниями, хотя матушка машинально всякий
день спрашивает, пришел ли Федотка-пьяница, и всякий раз получает один и
тот же ответ, что староста «не годится». А между
тем овсы еще наполовину не сжатые в поле стоят,
того гляди, сыпаться начнут, сенокос тоже не весь убран…
Потом пьют чай сами господа (а в
том числе и тетеньки, которым в другие
дни посылают чай «на верх»), и в это же время детей наделяют деньгами: матушка каждому дает по гривеннику, тетеньки — по светленькому пятачку.
Теперь, при одном воспоминании о
том, что проскакивало в этот знаменательный
день в мой желудок, мне становится не по себе.
Настоящая гульба, впрочем, идет не на улице, а в избах, где не сходит со столов всякого рода угощение, подкрепляемое водкой и домашней брагой. В особенности чествуют старосту Федота, которого под руки, совсем пьяного, водят из дома в дом. Вообще все поголовно пьяны, даже пастух распустил сельское стадо, которое забрело на господский красный двор, и конюха
то и
дело убирают скотину на конный двор.
Она самолично простаивала целые
дни при молотьбе и веянии и заставляла при себе мерять вывеянное зерно и при себе же мерою ссыпать в амбары. Кроме
того, завела книгу, в которую записывала приход и расход, и раза два в год проверяла наличность. Она уже не говорила, что у нее сусеки наполнены верхом, а прямо заявляла, что умолот дал столько-то четвертей, из которых, по ее соображениям, столько-то должно поступить в продажу.
Дворня до
того была поражена, что в течение двух-трех
дней чувствовалось между дворовыми нечто вроде волнения.
Сверх
того, летом из Заболотья наряжалась в Малиновец так называемая помочь, которая в три-четыре
дня оканчивала почти все жнитво и значительную часть сенокоса.
Через три
дня Ольгу Порфирьевну схоронили на бедном погосте, к которому Уголок был приходом. Похороны, впрочем, произошли честь честью. Матушка выписала из города средненький, но очень приличный гробик, средненький, но тоже очень приличный покров и пригласила из Заболотья старшего священника, который и служил заупокойную литургию соборне. Мало
того: она заказала два сорокоуста и внесла в приходскую церковь сто рублей вклада на вечныевремена для поминовения души усопшей рабы Божией Ольги.
Дело в
том, что тетенькино имение, Овсецово, лежало как раз на полпути от Малинцова к Заболотью.
— Это он, видно, моего «покойничка» видел! — И затем, обращаясь ко мне, прибавила: — А тебе, мой друг, не следовало не в свое
дело вмешиваться. В чужой монастырь с своим уставом не ходят. Девчонка провинилась, и я ее наказала. Она моя, и я что хочу,
то с ней и делаю. Так-то.
Я не помню, как прошел обед; помню только, что кушанья были сытные и изготовленные из свежей провизии. Так как Савельцевы жили всеми оброшенные и никогда не ждали гостей,
то у них не хранилось на погребе парадных блюд, захватанных лакейскими пальцами, и обед всякий
день готовился незатейливый, но свежий.
С
тех пор в Щучьей-Заводи началась настоящая каторга. Все время дворовых, весь
день, с утра до ночи, безраздельно принадлежал барину. Даже в праздники старик находил занятия около усадьбы, но зато кормил и одевал их — как? это вопрос особый — и заставлял по воскресеньям ходить к обедне. На последнем он в особенности настаивал, желая себя выказать в глазах начальства христианином и благопопечительным помещиком.
В
то время в военной среде жестокое обращение не представлялось чем-нибудь ненормальным; ручные побои, палка, шпицрутены так и сыпались градом, но требовалось, чтоб эти карательно-воспитательные меры предпринимались с толком и «за
дело».
Ни один шаг не проходил ей даром, ни одного
дня не проходило без
того, чтобы муж не бил ее смертельным боем.
В
то время
дела такого рода считались между приказною челядью лакомым кусом. В Щучью-Заводь приехало целое временное отделение земского суда, под председательством самого исправника. Началось следствие. Улиту вырыли из могилы, осмотрели рубцы на теле и нашли, что наказание не выходило из ряду обыкновенных и что поломов костей и увечий не оказалось.
Всю ночь после
того пировали чиновники в господском доме, округляя и облаживая
дело, а Савельцев
то и
дело исчезал справляться в кису, где хранились его кровные денежки.
Сравнительно в усадьбе Савельцевых установилась тишина. И дворовые и крестьяне прислушивались к слухам о фазисах, через которые проходило Улитино
дело, но прислушивались безмолвно, терпели и не жаловались на новые притеснения. Вероятно, они понимали, что ежели будут мозолить начальству глаза,
то этим только заслужат репутацию беспокойных и дадут повод для оправдания подобных неистовств.
Там, несмотря на
то, что последняя губернская инстанция решила ограничиться внушением Савельцеву быть впредь в поступках своих осмотрительнее, взглянули на
дело иначе.
Происшествие это случилось у всех на знати. И странное
дело! —
тем же самым соседям, которые по поводу Улитиных истязаний кричали: «Каторги на него, изверга, мало!» — вдруг стало обидно за Николая Абрамыча.
Наследственные
разделы происходили в
то время очень своеобразно и без всякой предусмотрительности.
Правда, что подобные
разделы большею частью происходили в оброчных имениях, в которых для помещика было безразлично, как и где устроилась
та или другая платежная единица; но случалось, что такая же путаница допускалась и в имениях издельных, в особенности при выделе седьмых и четырнадцатых частей.
Тем не менее попы часто между собой сварились и завидовали друг другу, так как приходы никак нельзя было
поделить с математическою точностью.
Обыкновенно и тут следовали
той же методе, какая существовала при
разделе имений вообще.
Я не следил, конечно, за сущностью этих
дел, да и впоследствии узнал об них только
то, что большая часть была ведена бесплодно и стоила матушке немалых расходов. Впрочем, сущность эта и не нужна здесь, потому что я упоминаю о
делах только потому, что они определяли характер
дня, который мы проводили в Заболотье. Расскажу этот
день по порядку.
— Вот, сударыня, кабы вы остальные части купили, дело-то пошло бы у нас по-хорошему. И площадь в настоящий вид бы пришла, и гостиный двор настоящий бы выстроили! А
то какой в наших лавчонках торг… только маета одна!
Вечер снова посвящался
делам. Около вечернего чая являлся повар за приказаниями насчет завтрашнего обеда. Но матушка, зная, что в Заболотье она, в кулинарном отношении, зависит от случайности, неизменно давала один и
тот же ответ...
Так звали тетеньку Раису Порфирьевну Ахлопину за ее гостеприимство и любовь к лакомому куску. Жила она от нас далеко, в Р., с лишком в полутораста верстах, вследствие чего мы очень редко видались. Старушка, однако ж, не забывала нас и ко
дню ангелов и рождений аккуратно присылала братцу и сестрице поздравительные письма. Разумеется, ей отвечали
тем же.