Неточные совпадения
Поэтому, когда я покончил с вопросом о подмосковной, то есть совершил купчую крепость и вступил во владение, то сонное видение еще некоторое
время продолжалось, несмотря на то, что сейчас же обнаружились факты, которые должны были бы самого заспанного
человека заставить прийти в себя.
Ему нужны: прогулка, отдых, много воздуха, отсутствие волнений, беззаботность, по
временам дружеская беседа с единомышленными
людьми, по
временам — одиночество, пожалуй, хоть с Вергилием в руках.
Я не говорю уже о спертом воздухе в помещениях, снабженных двойными рамами и нагреваемых усиленной топкой печей, — этого одного достаточно, чтобы при первом удобном случае бежать на простор; но кроме того у каждого культурного
человека есть особливое занятие, специальная задача, которую он преследует во
время зимнего сезона и выполнение которой иногда значительно подкашивает силы его.
Во-первых, пусто, потому что домашний персонал имеется только самый необходимый; во-вторых, неудовлетворительно по части питья и еды, потому что полезные домашние животные упразднены, дикие, вследствие истребления лесов, эмигрировали, караси в пруде выловлены, да и хорошего печеного хлеба, пожалуй, нельзя достать; в-третьих, плохо и по части газетной пищи, ежели Заманиловка, по очень счастливому случаю, не расположена вблизи станции железной дороги (это было в особенности чувствительно во
время последней войны); в-четвертых, не особенно весело и по части соседей, ибо ежели таковые и есть, то разносолов у них не полагается, да и ездить по соседям, признаться, не в чем, так как каретные сараи опустели, а бывшие заводские жеребцы перевелись; в-пятых, наконец, в каждой Заманиловке культурный
человек непременно встречается с вопросом о бешеных собаках.
Эти последние волнуют и изнуряют пуще всех огорчений, которые испытывает культурный
человек во
время длинного зимнего сезона, потому что они не дают ни отдыха, ни срока, преследуют ежеминутно и производят тем большую досаду, что, в сущности, цена каждой из них, взятой в отдельности, — грош.
Серый
человек — тот во всякое
время, при всяких условиях найдет для себя подходящее дело, которое прямо или косвенно тому же полеводству принесет пользу.
Серый
человек хоть и выражается об таком субъекте: вот настоящий барин! но он говорит это только до поры, до
времени.
Да, эти «столпы» знают тайну, како соделывать
людей твердыми в бедствиях, а потому им и книги в руки. Поймите, ведь это тоже своего рода культурные
люди и притом не без нахальства говорящие о себе: «Мы сами оттуда, из Назарета, мы знаем!» И действительно, они знают, потому что у них нервы крепкие, взгляд острый и ум ясный, не расшатанный вольнодумными софизмами. Это дает им возможность отлично понимать, что по настоящему
времени самое подходящее дело — это перервать горло.
Бывали, правда, и в то
время казнокрады, вымогатели, взяточники; бывали даже
люди, позволявшие себе носить волосы более длинные, чем нужно.
Этот загадочный для меня
человек настолько коротко сошелся с моей прислугой, что не только ел и пил, но даже, по
временам, ночевал у меня на кухне…
Но этого мало: он убедил меня, что в настоящее
время порядочный
человек не только не имеет причин опасаться внезапных жизненных метаморфоз, но даже обязывается жить для славы своего отечества.
Нам,
людям тридцатых, сороковых и иных годов, это в особенности понятно, потому что с нами в последнее
время случилось нечто не совсем обыкновенное.
Во всяком случае, я отнюдь не оправдываюсь, а только констатирую, как неприятно и ненадежно положение русского культурного
человека, который помнит, что когда-то он занимался «филантропиями», и понимает, что по нынешнему
времени это составляет неизбываемый грех.
Есть
люди (в последнее
время их даже много развелось), которые мертвыми дланями стучат в мертвые перси, которые суконным языком выкликают: «Звон победы раздавайся!» и зияющими впадинами, вместо глаз, выглядывают окрест: кто не стучит в перси и не выкликает вместе с ними?
Коварен, как всякий восточный
человек, и в то же
время, подобно знаменитому своему отцу, склонен к присвоению государственной афганистанской казны.
Истинно говорю, это — наслаждение великое, и, с теоретической точки зрения, отсутствие его в жизни
людей, проводящих
время в теплых и светлых комнатах, представляет даже очень значительный пробел.
Готовность эту он выработал еще в то
время, когда в «подлом виде» состоял, но тогда он употреблял ее за счет своего патрона и за это-то именно и получил титул «верного
человека».
Я знал его очень давно, еще в то
время, когда он состоял дворовым
человеком моего соседа по прежнему имению, корнета Отлетаева.
Человека, помнящего крепостное право с его привольями,
человека, смолоду выработавшего себе потребность известных удобств,
человека, ни к какому делу не приготовленного (ибо и дела в то
время не предвиделось), и, что важнее всего,
человека, совершенно неспособного к физическому труду.
Вот уж двадцать лет сряду, как я состою в звании пропащего
человека, и мне кажется, что этого периода
времени вполне достаточно, чтобы пролить бальзам забвения на какие угодно сердечные ропоты.
Я сам, пропащий
человек Прогорелов, был в свое
время столпом и сам бесчисленно прегрешал.
Словом сказать, только тут, только охваченный волнами родного воздуха, ты чувствуешь себя способным к жизни существом, хозяином «своего дела»,
человеком, которого понимают и который в то же
время сам понимает.
Вот эти-то последние функции и вынудят тебя от
времени до
времени выбегать из шайки и обращаться к прочим партикулярным
людям.
Мы, Прогореловы, столповали в такое тугое
время, когда
люди больше глазами хлопали, нежели понимали; тебе, Разуваев, предстоит столповать в такое
время, когда даже и мелкоте приходит на ум: а что ежели этот самый кус, который он к устам подносит, взять да вырвать у него?
Неточные совпадения
Осип. Я, сударь, отправлю его с
человеком здешним, а сам лучше буду укладываться, чтоб не прошло понапрасну
время.
Стародум. В одном. Отец мой непрестанно мне твердил одно и то же: имей сердце, имей душу, и будешь
человек во всякое
время. На все прочее мода: на умы мода, на знания мода, как на пряжки, на пуговицы.
При первом столкновении с этой действительностью
человек не может вытерпеть боли, которою она поражает его; он стонет, простирает руки, жалуется, клянет, но в то же
время еще надеется, что злодейство, быть может, пройдет мимо.
Величавая дикость прежнего
времени исчезла без следа; вместо гигантов, сгибавших подковы и ломавших целковые, явились
люди женоподобные, у которых были на уме только милые непристойности.
Издатель позволяет себе думать, что изложенные в этом документе мысли не только свидетельствуют, что в то отдаленное
время уже встречались
люди, обладавшие правильным взглядом на вещи, но могут даже и теперь служить руководством при осуществлении подобного рода предприятий.