— Есть циркуляр, чтоб всякой швали не пускать, а он по-своему, — жаловался Передонов, — почти никому не отказывает. У нас, говорит, дешевая жизнь в городе, а гимназистов, говорит, и так мало. Что ж что мало? И еще бы
пусть было меньше. А то одних тетрадок не напоправляешься. Книги некогда прочесть. А они нарочно в сочинениях сомнительные слова пишут, — все с Гротом приходится справляться.
Неточные совпадения
— Мы всегда, когда
едим, пакостим стены, —
пусть помнит.
— И
пусть каждая скажет, чем она мне угождать
будет.
— Они надо мной, может
быть, посмеяться хотят, — рассуждал Передонов, — а вот
пусть выйдут, потом уж они коли захотят смеяться, так и я
буду над ними смеяться.
— Только бы женился, тогда уж я не стану для него бегать. Нет, я
буду сидеть, а он
пусть для меня побегает.
— Она все к нам ходит, — жаловался Передонов, — и все вынюхивает. Она жадная, ей все давай. Может
быть, она хочет, чтоб я ей деньгами заплатил, чтоб она не донесла, что у меня Писарев
был. А может
быть, она хочет за меня замуж. Но я не хочу платить, и у меня
есть другая невеста, —
пусть доносит, я не виноват. А только мне неприятно, что выйдет история, и это может повредить моему назначению.
—
Пусть он
будет, —
будет брюнет, — голубушка, непременно брюнет, — быстро заговорила Людмила. — Глубокий брюнет. Глубокий, как яма. И вот вам образчик: как ваш гимназист, — такие же чтобы черные
были брови и очи с поволокой, и волосы черные с синим отливом, ресницы густые-густые, синевато-черные ресницы. Он у вас красавец, — право, красавец! Вот вы мне такого.
«
Пусть хоть здесь попользуется, — думал Передонов, — все меньше завидовать
будет».
— Что ж такое, — возразил Володин, — конечно, жених. Я и другую найду.
Пусть она не думает, что об ней плакать
будут.
— Нет, уж не извольте обижать, — сказал Мурин, посмеиваясь и не убирая денег, —
пусть уж, значит, сон в руку
будет.
Преполовенские уже видели, что после второго письма Передонов твердо решил жениться на Варваре. Они и сами поверили письму. Стали говорить, что всегда
были за Варвару. Ссориться с Передоновым им не
было расчета: выгодно с ним играть в карты. А Геня, делать нечего,
пусть подождет, — другого жениха придется поискать.
— Дураки мы
были, — сказал слесаренок, — а теперь хоть
пусть повесят, все равно.
Наконец Передонов придумал сжечь всю колоду.
Пусть все горят. Если они лезут ему на зло в карты, так сами
будут виноваты.
Саша, стыдливо ежась голыми плечами, попытался надеть рубашку, но она только комкалась, трещала под его дрожащими руками, и никак
было не всунуть руки в рукава. Саша схватился за блузу, —
пусть уж рубашка так пока остается.
— Зачем? — страстно заговорила Людмила. — Люблю красоту. Язычница я, грешница. Мне бы в древних Афинах родиться. Люблю цветы, духи, яркие одежды, голое тело. Говорят,
есть душа, не знаю, не видела. Да и на что она мне?
Пусть умру совсем, как русалка, как тучка под солнцем растаю. Я тело люблю, сильное, ловкое, голое, которое может наслаждаться.
— А насчет этих клубов, Дюссотов, [Дюссо (Dussot) — владелец известного в Петербурге ресторана.] пуантов этих ваших или, пожалуй, вот еще прогрессу — ну, это
пусть будет без нас, — продолжал он, не заметив опять вопроса. — Да и охота шулером-то быть?
Неточные совпадения
Скотинин. Это подлинно диковинка! Ну
пусть, братец, Митрофан любит свиней для того, что он мой племянник. Тут
есть какое-нибудь сходство; да отчего же я к свиньям-то так сильно пристрастился?
— Я не понимаю, как они могут так грубо ошибаться. Христос уже имеет свое определенное воплощение в искусстве великих стариков. Стало
быть, если они хотят изображать не Бога, а революционера или мудреца, то
пусть из истории берут Сократа, Франклина, Шарлоту Корде, но только не Христа. Они берут то самое лицо, которое нельзя брать для искусства, а потом…
Ну,
пусть я придумаю себе то, чего я хочу, чтобы
быть счастливой.
— Едва ли, — испуганно оглянувшись, сказал предводитель. — Я устал, уж стар.
Есть достойнее и моложе меня,
пусть послужат.
— Да вот, ваше превосходительство, как!.. — Тут Чичиков осмотрелся и, увидя, что камердинер с лоханкою вышел, начал так: —
Есть у меня дядя, дряхлый старик. У него триста душ и, кроме меня, наследников никого. Сам управлять именьем, по дряхлости, не может, а мне не передает тоже. И какой странный приводит резон: «Я, говорит, племянника не знаю; может
быть, он мот.
Пусть он докажет мне, что он надежный человек,
пусть приобретет прежде сам собой триста душ, тогда я ему отдам и свои триста душ».