Он делал невинное лицо, а на душе у него было тяжело. Он выспрашивал Коковкину, что же говорят, и боялся услышать какие-нибудь грубые слова. Что могут говорить о них? Людмилочкина горница окнами в сад,
с улицы ее не видно, да и Людмилочка спускает занавески. А если кто подсмотрел, то как об этом могут говорить? Может быть, досадные, оскорбительные слова? Или так говорят, только о том, что он часто ходит?
Неточные совпадения
И эта мысль доставила ему вялое и тусклое удовольствие. Но ему стало скучно оттого, что он — один; он надвинул шляпу на лоб, нахмурил светлые брови и торопливо отправился домой по немощеным, пустым
улицам, заросшим лежачею мшанкою
с белыми цветами, да жерухою, травою, затоптанною в грязи.
Меж тем Володин и Преполовенская скромненько посиживали у окна да помалкивали. Преполовенская легонечко усмехалась, посматривала искоса на буянку, а сама притворялась, что глядит на
улицу. Володин сидел
с обиженно-значительным выражением на лице.
Он остался сторожить на
улице. Вместе
с ним вышел на
улицу и Передонов.
Когда они ушли, Передонов на
улице поздравлял Володина
с успехом. Володин радостно смеялся и прыгал. Он уже забыл всех отвергнувших его девиц.
Он вышел на
улицу и только тогда стал думать,
с кого бы начать.
В лицевых же на
улицу покоях верхнего жилья, там, где принимались гости, все было зытянуто и жестко. Мебель красного дерева словно была увеличена во много раз по образцу игрушечной. Обыкновенным людям на ней сидеть было неудобно, — сядешь, словно на камень повалишься. А грузный хозяин — ничего, сядет, примнет себе место и сидит
с удобством. Навещавший голову почасту архимандрит подгородного монастыря называл эти кресла и диваны душеспасительными, на что голова отвечал...
Среди этого томления на
улицах и в домах, под этим отчуждением
с неба, по нечистой и бессильной земле, шел Передонов и томился неясными страхами, — и не было для него утешения в возвышенном и отрады в земном, — потому что и теперь, как всегда, смотрел он на мир мертвенными глазами, как некий демон, томящийся в мрачном одиночестве страхом и тоскою.
Сашу встретили еще в передней все три сестры. Они же любили сидеть у окна, глядючи на
улицу, а потому завидели его издали. Веселые, нарядные, звонко-щебечущие, окружили они его буйною вьюгою веселья, — и ему сразу стало приятно и легко
с ними.
Ночь, тихая, прохладная, темная, обступила со всех сторон и заставляла замедлять шаги. Свежие веяния доносились
с недалеких полей. В траве у заборов подымались легкие шорохи и шумы, и вокруг все казалось подозрительным и странным, — может быть, кто-нибудь крался сзади и следил. Все предметы за тьмою странно и неожиданно таились, словно, в них просыпалась иная, ночная жизнь, непонятная для человека и враждебная ему. Передонов тихо шел по
улицам и бормотал...
Вдруг послышался грохот, — разбилось оконное стекло, камень упал на пол, близ стола, где сидел Передонов. Под окном слышен был тихий говор, смех, потом быстрый, удаляющийся топот. Все в переполохе вскочили
с мест; женщины, как водится, завизжали. Подняли камень, рассматривали его испуганно, к окну никто не решался подойти, — сперва выслали на
улицу Клавдию, и только тогда, когда она донесла, что на
улице пусто, стали рассматривать разбитое стекло.
«Уж не подговорили ли этого парикмахера, — думал он, — чтобы не стричь на отличку. Не надо было говорить дома». Очевидно, что пока Передонов шел чинно и степенно по
улицам, Володин барашком побежал задворками и снюхался
с парикмахером.
Встречаясь на
улице с гимназистами, Передонов ужасал младших и смешил старших бесстыдными и нелепыми словами. Старшие ходили за ним толпою, разбегаясь, когда завидят кого-нибудь из учителей, младшие сами бежали от него.
Коковкина уже знала, в чем дело. Ей сообщили даже еще проще, чем директору. Грушина выждала ее на
улице, завязала разговор и рассказала, что Людмила уже вконец развратила Сашу. Коковкина была поражена. Дома она осыпала Сашу упреками. Ей было тем более досадно, что все происходило почти на ее глазах и Саша ходил к Рутиловым
с ее ведома. Саша притворился, что ничего не понимает, и спросил...
На подъезде, обтянутом коленкоровым навесом, горели шкалики. Толпа на
улице встречала приезжающих и приходящих на маскарад критическими замечаниями, по большей части неодобрительными, тем более, что на
улице, под верхнею одеждою гостей, костюмы были почти не видны, и толпа судила преимущественно по наитию. Городовые на
улице охраняли порядок
с достаточным усердием, а в зале были в качестве гостей исправник и становой пристав.
К этой неприятной для него задаче он приступил у нее на дому, в ее маленькой уютной комнате. Осенний вечер сумрачно смотрел в окна
с улицы и в дверь с террасы; в саду, под красноватым небом, неподвижно стояли деревья, уже раскрашенные утренними заморозками. На столе, как всегда, кипел самовар, — Марина, в капоте в кружевах, готовя чай, говорила, тоже как всегда, — спокойно, усмешливо:
Неточные совпадения
Ходи
улицей потише, // Носи голову пониже, // Коли весело — не смейся, // Не поплачь
с тоски!.. //………………………………….
Да, видно, Бог прогневался. // Как восемь лет исполнилось // Сыночку моему, // В подпаски свекор сдал его. // Однажды жду Федотушку — // Скотина уж пригналася, // На
улицу иду. // Там видимо-невидимо // Народу! Я прислушалась // И бросилась в толпу. // Гляжу, Федота бледного // Силантий держит за ухо. // «Что держишь ты его?» // — Посечь хотим маненичко: // Овечками прикармливать // Надумал он волков! — // Я вырвала Федотушку, // Да
с ног Силантья-старосту // И сбила невзначай.
Ходя по
улицам с опущенными глазами, благоговейно приближаясь к папертям, они как бы говорили смердам:"Смотрите! и мы не гнушаемся общения
с вами!", но, в сущности, мысль их блуждала далече.
Проснувшись, глуповцы
с удивлением узнали о случившемся; но и тут не затруднились. Опять все вышли на
улицу и стали поздравлять друг друга, лобызаться и проливать слезы. Некоторые просили опохмелиться.
С торжеством вытолкали они Линкина на
улицу и, потрясая воздух радостными восклицаниями, повели его на градоначальнический двор.