Неточные совпадения
Старший штурман едва успевает отвечать, но под конец начинает раздражаться и на последнем любопытном срывает свое сердце. Этим последним обыкновенно
бывает старший механик, невозмутимый и добродушный хохол Игнатий Николаевич, который как-то ухитрялся не замечать недовольного лица старшего штурмана, уже ответившего раз двадцать одно и то же, и, входя
в кают-компанию
в своем засаленном, когда-то белом кителе, самым хладнокровным образом спрашивает...
До Батавии оставалось всего 600 миль, то есть суток трое-четверо хорошего хода под парусами. Бесконечный переход близился к концу. Все повеселели и с большим нетерпением ждали Батавии. Уже
в кают-компании толковали о съезде на берег, назначая день прихода, и расспрашивали об этом городе у одного из офицеров, который
бывал в нем
в прежнее свое кругосветное плавание. Все то и дело приставали к старому штурману с вопросами: как он думает, верны ли расчеты?
Офицерам после долгой и скучной стоянки
в Печелийском заливе и после длинного, только что совершенного перехода, во время которого опять пришлось несколько дней посидеть на консервах, хотелось поскорее
побывать в интересном городе, о котором много рассказывали
в кают-компании и Андрей Николаевич и Степан Ильич, бывшие
в нем во время прежних плаваний, познакомиться с новой страной, оригинальной, совсем не похожей на Европу, с американскими нравами,
побывать в театре, послушать музыку, узнать, наконец, что делается на свете, получить весточки из России.
«Все это, конечно, показывает благородство адмирала, но все-таки лучше, если бы таких выходок не было!» — думал Ашанин, имея перед глазами пример капитана. И, слушая
в кают-компании разные анекдоты о «глазастом дьяволе», — так
в числе многих кличек называли адмирала, — он испытывал до некоторой степени то же чувство страха и вместе захватывающего интереса, какое,
бывало, испытывал, слушая
в детстве страшную нянину сказку.
Неточные совпадения
Берендеев
бывал редко и вел себя, точно пьяный, который не понимает, как это он попал
в компанию незнакомых людей и о чем говорят эти люди.
В этом ресторане,
в Морской, я и прежде
бывал, во время моего гнусненького падения и разврата, а потому впечатление от этих комнат, от этих лакеев, приглядывавшихся ко мне и узнававших во мне знакомого посетителя, наконец, впечатление от этой загадочной
компании друзей Ламберта,
в которой я так вдруг очутился и как будто уже принадлежа к ней нераздельно, а главное — темное предчувствие, что я добровольно иду на какие-то гадости и несомненно кончу дурным делом, — все это как бы вдруг пронзило меня.
Рассчитывали на дующие около того времени вестовые ветры, но и это ожидание не оправдалось.
В воздухе мертвая тишина, нарушаемая только хлопаньем грота. Ночью с 21 на 22 февраля я от жара ушел спать
в кают-компанию и лег на диване под открытым люком. Меня разбудил неистовый топот, вроде трепака, свист и крики. На лицо упало несколько брызг. «Шквал! — говорят, — ну, теперь задует!» Ничего не
бывало, шквал прошел, и фрегат опять задремал
в штиле.
В кают-компании стоял длинный стол, какие
бывают в классах, со скамьями.
«Видишь ли, Прохоров, — сказал бригадир от имени всей честной
компании, — все мы поднялись на твое приглашение; остались дома только те, которым уже невмочь, которые совсем развалились да у кого остались одни кости без кожи, но и тут один не утерпел — так хотелось ему
побывать у тебя…»
В эту минуту маленький скелет продрался сквозь толпу и приближился к Адриану.