Неточные совпадения
— Ну, едемте, Ашанин, — проговорил доктор
на следующий
день. — Уж я оставил малайскую лодку. К чему беспокоить даром людей и брать с корвета
шлюпку! — прибавил милейший доктор, обычный спутник Ашанина при съездах
на берег, так как оба они любили осматривать посещаемые ими места основательно, а не знакомиться с ними только по ресторанам да разным увеселительным местам, как знакомились многие (если не большинство) из их товарищей.
С одиннадцати часов чудного, почти летнего
дня все
шлюпки «Коршуна» были
на пристани и привозили гостей.
Обычная утренняя чистка давно была окончена, подвахтенные матросы были разведены по работам: кто плел веревки, кто чинил паруса, кто скоблил
шлюпки, кто смолил новые блочки, кто щипал пеньку, кто учился бросать лот [Свинцовая гиря
на бечевке, которой измеряют глубину воды.], и почти каждый из матросов, занимаясь своим
делом, мурлыкал про себя заунывный мотив какой-нибудь песенки, напоминавшей далекую родину.
Через несколько минут он простился с англичанкой и был награжден одной из тех милых улыбок, которую вспоминал очень часто в первые
дни и реже в последующие, простился с капитаном и с несколькими знакомыми пассажирами и сел
на шлюпку, которая повезла его с небольшим чемоданом
на берег, где он никого не знал, и где приходилось ему устраиваться.
Мы ногами упирались то в кадку с мороженым, то в корзины с конфектами, апельсинами и мангу, назначенными для гостей и стоявшими в беспорядке
на дне шлюпки, а нас так и тащило с лавок долой.
Когда между мной и шхуной оказалось расстояние, не затруднительное для разговора, мне не пришлось начать первому. Едва я открыл рот, как с палубы закричали, чтобы я скорее подплывал. После того, среди сочувственных восклицаний,
на дно шлюпки упал брошенный матросом причал, и я продел его в носовое кольцо.
Неточные совпадения
На другой
день, 8-го числа, явились опять, попробовали, по обыкновению, настоять
на угощении завтраком, также
на том, чтоб ехать
на их
шлюпках, но напрасно. Им очень хотелось настоять
на этом, конечно затем, чтоб показать народу, что мы не едем сами, а нас везут, словом, что чужие в Японии воли не имеют.
Вот тут и началась опасность. Ветер немного засвежел, и помню я, как фрегат стало бить об
дно. Сначала было два-три довольно легких удара. Затем так треснуло, что затрещали
шлюпки на боканцах и марсы (балконы
на мачтах). Все бывшие в каютах выскочили в тревоге, а тут еще удар, еще и еще. Потонуть было трудно: оба берега в какой-нибудь версте; местами,
на отмелях, вода была по пояс человеку.
Третьего
дня вечером корейцы собрались толпой
на скале, около которой один из наших измерял глубину, и стали кидать каменья в
шлюпку.
Дня три я не сходил
на берег: нездоровилось и не влекло туда, не веяло свежестью и привольем. Наконец,
на четвертый
день, мы с Посьетом поехали
на шлюпке, сначала вдоль китайского квартала, состоящего из двух частей народонаселения: одна часть живет
на лодках, другая в домишках, которые все сбиты в кучу и лепятся
на самом берегу, а иные утверждены
на сваях,
на воде.
И только
на другой
день,
на берегу, вполне вникнул я в опасность положения, когда в разговорах об этом объяснилось, что между берегом и фрегатом, при этих огромных, как горы, волнах, сообщения
на шлюпках быть не могло; что если б фрегат разбился о рифы, то ни наши
шлюпки — а их шесть-семь и большой баркас, — ни
шлюпки с других наших судов не могли бы спасти и пятой части всей нашей команды.