Неточные совпадения
И Ашанин, не чувствовавший морской
болезни, стоя наверху, на воздухе, теперь ощущал какую-то
неприятную тяжесть в голове и подсасывание под ложечкой.
И снова все показалось ему немилым, и снова морская служба потеряла всякую прелесть в его глазах. Он спустился вниз, шатаясь, дошел до своей каюты и влез на койку. Но и лежачее положение не спасло его. После самого пребывания на свежем воздухе его, как выражался старый штурман, «совсем разлимонило» в душной и спертой атмосфере маленькой каюты, в которой по-прежнему бедный батюшка то стонал, то шептал молитвы, вдруг прерываемые
неприятными звуками, свидетельствовавшими о приступе морской
болезни.
— Я здоров. Просто захандрилось после
неприятного письма о
болезни матушки… ну, я немного и раскис! — с невеселой улыбкой сказал капитан. — Вдали мало ли какие мучительные мысли приходят в голову… Вероятно, и вы, Владимир Николаевич, подчас так же тревожитесь за своих близких. Что, все ваши здоровы?
Неточные совпадения
После этой сцены и Варавка и мать начали ухаживать за Борисом так, как будто он только что перенес опасную
болезнь или совершил какой-то героический и таинственный подвиг. Это раздражало Клима, интриговало Дронова и создало в доме
неприятное настроение какой-то скрытности.
Добрые люди понимали ее не иначе, как идеалом покоя и бездействия, нарушаемого по временам разными
неприятными случайностями, как то:
болезнями, убытками, ссорами и, между прочим, трудом.
Дома меня встретили как именинника, женщины заставили подробно рассказать, как доктор лечил меня, что он говорил, — слушали и ахали, сладостно причмокивая, морщась. Удивлял меня этот их напряженный интерес к
болезням, к боли и ко всему
неприятному!
Софья Николавна это предчувствовала и еще до
болезни успела написать к свекру самое откровенное письмо, в котором старалась объяснить и оправдать по возможности поступок своего отца; но Софья Николавна хлопотала понапрасну: Степан Михайлыч обвинял не Николая Федорыча, а его дочь, и говорил, что «она должна была всё перетерпеть и виду
неприятного не показывать, что бы шельма Калмык ни делал».
Обломовцы очень просто понимали ее, «как идеал покоя и бездействия, нарушаемого по временам разными
неприятными случайностями, как-то:
болезнями, убытками, ссорами и, между прочим, трудом.