Неточные совпадения
Стоя на корме, Володя еще долго
не спускал глаз с парохода и несколько времени еще видел своих. Наконец, все лица слились в какие-то пятна, и самый пароход все делался меньше и меньше. Корвет уже шел
полным ходом, приближаясь к большому рейду.
Все, конечно, изъявили согласие и скоро вышли из капитанской каюты как-то духовно приподнятые,
полные жажды знания и добра, горевшие искренним желанием быть
не только отличными моряками, но и образованными, гуманными людьми.
И Володя шагал по правой стороне,
полный горделивого сознания, что и он в некотором роде страж безопасности «Коршуна». Он добросовестно и слишком часто подходил к закутанным фигурам часовых, сидевших на носу и продуваемых ветром, чтобы увериться, что они
не спят, перегибался через борт и смотрел, хорошо ли горят огни, всматривался на марсель и кливера —
не полощут ли.
— Так-то оно так, ваше благородие, а все-таки, если
не здря, а за дело, никак без эстого невозможно. Я вот, барин, пятнадцать лет во флоте околачиваюсь, всего навидался, но чтобы без боя —
не видал… И никак без него невозможно! — тоном,
полным глубокого убеждения, повторил старый матрос.
Володя слушал в волнении,
полный негодования. Он
не мог себе и представить, чтобы могли быть такие ужасные вещи.
—
Не бойся, голубчик. Ничего опасного нет! — произнес Володя, сам
полный жгучего страха, и, поднявшись по трапу, отдернул люк и очутился на палубе.
И, снявши фуражку, подходит к ендове. Лицо его в это мгновение принимает серьезно-напряженное и несколько торжественное выражение. Слегка дрожащей от волнения рукой зачерпывает он
полную чарку и осторожно, словно бы драгоценность, чтобы
не пролить ни одной капли, подносит ее ко рту, быстро и жадно пьет и отходит.
С берега неслись маленькие шлюпки на корвет, и скоро палуба была полна бронзовыми мадерцами с корзинами,
полными фруктов. И каких тут только
не было фруктов: и громадные апельсины, и мандарины, и манго, и гуавы, и ноны!..
Постыдная эта торговля людьми еще процветала во времена нашего рассказа, и большие парусные корабли с трюмами, набитыми «черным» грузом, то и дело совершали рейсы между берегами Африки и Южной Америки, снабжая последнюю невольниками. Скованные, томились несчастные негры в трюмах во все время перехода. Нечего и говорить, что с ними обращались варварски, и случалось, этот «живой» груз доставлялся до места назначения далеко
не в
полном количестве.
Когда ему объяснили невинную цель визита, он, видимо, обрадовался и представил гостей высокой,
полной и здоровой женщине, лет тридцати,
не особенно красивой, но с энергичным, приятным и выразительным лицом.
Гром грохочет,
не останавливаясь, и с неба падают огненные шары и перед тем, как упасть в океан, вытягиваются, сияя ослепительным блеском, и исчезают… Ураган, казалось, дошел до
полного своего апогея и кладет набок корвет и гнет мачты… Какой-то адский гул кругом.
Захарыч предвкушал удовольствие «треснуть» на берегу, но удовольствие это несколько омрачалось боязнью напиться, как он выражался «вовсю», то есть до
полного бесчувствия (как он напивался, бывало, в прежнее время), так как командир «Коршуна» терпеть
не мог, когда матросы возвращались с берега в виде мертвых тел, которые надо было поднимать на веревке со шлюпки.
Ашанин, взволнованный этим трагическим происшествием на море и
полный участия к бедному капитану, в конце обеда стал просить старика познакомить его с подробностями, если только передача их
не будет ему неприятна.
Еще минута — и капитан Василий Федорович, по обыкновению спокойный,
не суетливый и, видимо,
не испытывавший ни малейшего волнения, в
полной парадной форме уже ехал на своем щегольском шестивесельном вельботе к флагманскому фрегату с рапортом к адмиралу, а старший офицер Андрей Николаевич, весь красный, довольный и сияющий, спускался с мостика.
Когда катер с адмиралом отвалил от борта, все весело и радостно бросились в кают-компанию. Сияющий и радостный, что «Коршун»
не осрамился и что адмирал нашел его в
полном порядке, Андрей Николаевич угощал всех шампанским, боцманам и унтер-офицерам дал денег, а матросам до пяти чарок водки и всех благодарил, что работали молодцами.
Лежа в койке, он долго еще думал о том, как бы оправдать доверие Василия Федоровича, быть безукоризненным служакой и вообще быть похожим на него. И он чувствовал, что серьезно любит и море, и службу, и «Коршуна», и капитана, и товарищей, и матросов. За этот год он привязался к матросам и многому у них научился, главное — той простоте отношений и той своеобразной гуманной морали,
полной прощения и любви, которая поражала его в людях, жизнь которых была
не из легких.
В кочегары преимущественно выбираются крепкие, выносливые люди из новобранцев флота, и служба их хотя и тяжелая, все-таки
не такая,
полная опасностей и риска, как служба матроса, и потому новобранцы очень довольны, когда их назначают кочегарами.
Матросы работали, как бешеные, понимая, как дорога каждая секунда, и
не прошло со времени падения человека за борт пяти-шести минут, как «Коршун» почти неподвижно покачивался на океанской зыби, и баркас, вполне снаряженный,
полный гребцов, с мичманом Лопатиным на руле, спускался на шлюпочных талях на воду.
Когда его подняли на баркас, он в первое мгновение от радостного волнения
не мог говорить и только глядел на своих благодарными,
полными слез глазами.
Ворсунька, с
полным сочувствием следивший за Володей, и, пожалуй, возмущенный
не менее, если
не более его самого за то, что ревизор
не подождал Ашанина, в свою очередь мысленно награждал весьма нелестными эпитетами этого «рыжего кобчика», как звали втихомолку матросы лейтенанта Первушина.
— Нет, молодой джентльмен,
не супруга — я тогда еще
не был женат, — а превосходный китобойный барк «Нита», которым я командовал пятнадцать лет и в последний год купил у владельцев и стал
полным собственником.
Минут через десять экипажи остановились у решетки двора или, вернее, лужайки,
полной цветов, в глубине которой возвышался двухэтажный,
не особенно большой дом, похожий на дом какого-нибудь зажиточного европейца. Это и был дворец, на крыше которого развевался гавайский флаг.
Салют окончен, и Захар Петрович, сияющий, довольный и вспотевший,
полный сознания, что салют был «прочувствованный», с аффектированной скромностью отходит от орудий на шканцы, словно артист с эстрады. Ему никто
не аплодирует, но он видит по лицам капитана, старшего офицера и всех понимающих дело, что и они почувствовали, каков был салют.
«Анамит» — большой океанский пароход французского общества Messageries Imperiales, делавший рейсы между Францией и Дальним Востоком, был отличный ходок по тем временам, когда еще
не было, как теперь, судов, ходящих по 25 узлов в час. Выйдя из сингапурской красивой бухты, он быстро понесся
полным ходом, делая по двенадцати-тринадцати узлов в час.
И англичанка так внимательно слушала рассказы молодого человека,
полные откровенности и какой-то наивной сердечности, и так ласково улыбалась своими серыми глазами, когда Ашанин приносил ей снизу шаль или стакан лимонада со льдом, что другой ее кавалер, английский офицер, ехавший на Ванкувер, плотный рыжий господин лет за тридцать, с рачьими глазами, стал хмуриться, а наш юный моряк, напротив, был полон восторга и, признаться, начинал сожалеть, что адмирал дал ему командировку в Сайгон, а
не в Гонконг.
Снова Володя был на своем милом «Коршуне» между своими — среди офицеров-сослуживцев, к большей части которых он был искренно расположен, и среди матросов, которых за время долгого совместного плавания успел полюбить, оценив их отвагу и сметливость и их трогательную преданность за то только, что с ними, благодаря главным образом капитану, обращались по-человечески и
не делали из службы, и без того тяжелой и
полной опасностей, невыносимой каторги.
По-прежнему Бастрюков любил пофилософствовать с Володей, открывая перед ним все новые черты своего золотого сердца и нередко дивя своим мировоззрением,
полным любви и прощения, своими тонкими замечаниями и необыкновенной любовью к работе, — без какой-нибудь работы Бастрюков никогда
не бывал...
Еще в Сайгоне он достал несколько книг о Кохинхине и собрал немало сведений и цифр при обязательном содействии французских офицеров и обрабатывал собранный материал, дополняя его личными наблюдениями, стараясь, по возможности, сделать отчет
полным и
не осрамиться перед строгим и требовательным адмиралом.
— Я уверен, что вы, Андрей Николаевич, распорядитесь
не хуже меня в случае какого-нибудь несчастья… Слава богу, мы друг друга знаем. Но в данном случае я
не могу уйти… Ведь я рискнул идти
полным ходом в этот дьявольский туман, и, следовательно, я один должен нести ответственность за все последствия моего решения и быть безотлучно на своем посту… Вы ведь поймете меня и
не объясните мое упорство недоверием к вам, Андрей Николаевич!
Жуткое чувство, которое
не покидало Ашанина с начала вахты, внезапно исчезло, и он
полной грудью, весело и радостно крикнул...
— А мне, вы думаете, было весело? — улыбнулся капитан. — Могу вас уверить, господа, что
не менее жутко, а, скорее, более, чем каждому из вас… Так вот, доктор, в такую-то погоду мы, как образно выражается почтенный Степан Ильич, жарили самым
полным ходом, какой только мог дать влюбленный в свою машину Игнатий Николаевич… А он, вы знаете, постоит за честь своей машины.
— Так долго ли было до греха, доктор? — продолжал капитан. — И у нас по борту прошло судно… Помните, Степан Ильич? Если бы мы
не услышали вовремя колокола… какая-нибудь минута разницы,
не успей мы крикнуть рулевым положить руль на борт, было бы столкновение… Правила предписывают в таком тумане идти самым тихим ходом… А я между тем шел самым
полным… Как видите,
полный состав преступления с известной точки зрения.
— И Корнев, наверно, отдал бы под суд или, по меньшей мере, отрешил меня от командования, если бы я поступил по правилам, а
не так, как велит совесть… Вот почему он благодарил меня вместо того, чтобы отдать под суд! Сам он тоже
не по правилам спешил к Сахалину и тоже в густой туман бежал
полным ходом… Так позвольте, господа, предложить тост за тех моряков и за тех людей, которые исполняют свой долг
не за страх, а за совесть! — заключил капитан, поднимая бокал шампанского.
А стать на мертвый якорь — выйти в отставку и получать шестьсот рублей
полного пенсиона — тоже
не хочется.