Неточные совпадения
Судя по его одежде, можно было принять его за посадского или за какого-нибудь зажиточного крестьянина, но он
говорил с такою уверенностью и, казалось, так искренно хотел предостеречь
боярина, что князь стал пристальнее вглядываться в черты его.
— Батюшка
боярин, — сказал он, — оно тово, может быть, этот молодец и правду
говорит: неравно староста отпустит этих разбойников. А уж коли ты их, по мягкосердечию твоему, от петли помиловал, за что бог и тебя, батюшка, не оставит, то дозволь, по крайности, перед отправкой-то, на всяк случай, влепить им по полсотенке плетей, чтоб вперед-то не душегубствовали, тетка их подкурятина!
«Прости, князь,
говорил ему украдкою этот голос, я буду за тебя молиться!..» Между тем незнакомцы продолжали петь, но слова их не соответствовали размышлениям
боярина.
— Вишь,
боярин, — сказал незнакомец, равняясь с князем, — ведь
говорил я тебе, что вчетвером веселее ехать, чем сам-друг! Теперь дай себя только до мельницы проводить, а там простимся. В мельнице найдешь ночлег и корм лошадям. Дотудова будет версты две, не боле, а там скоро и Москва!
— Слушай,
боярин, только я боюсь
говорить…
— Будет тебе удача в ратном деле,
боярин, будет счастье на службе царской! Только смотри, смотри еще,
говори, что видишь?
Многие винились с огня и
говорили со страху на
бояр своих.
—
Боярин, вспомни, что ты сам
говорил про Курбского. Нечестно русскому
боярину прятаться от царя своего.
— Довольно! — загремел Иоанн. — Допрос окончен. Братия, — продолжал он, обращаясь к своим любимцам, —
говорите, что заслужил себе
боярин князь Никита?
Говорите, как мыслите, хочу знать, что думает каждый!
— Так вот, братцы, —
говорил Перстень, — это еще не диковина, остановить обоз или
боярина ограбить, когда вас десятеро на одного. А вот была бы диковина, кабы один остановил да ограбил человек пятьдесят или боле!
—
Боярин! — сказал, вбегая, дворецкий, — князь Вяземский с опричниками подъезжает к нашим воротам! Князь
говорит, я-де послан от самого государя.
Но Морозов не услышал зловещего звона. Другие мысли занимали его. Внутреннее чувство
говорило Морозову, что ночной его оскорбитель пирует с ним за одним столом, и
боярин придумал наконец средство его открыть. Средство это, по мнению его, было надежно.
— Ого, да ты еще грозишь! — вскричал опричник, вставая со скамьи, — вишь, ты какой! Я
говорил, что нельзя тебе верить! Ведь ты не наш брат! Уж я бы вас всех, князей да
бояр, что наше жалованье заедаете! Да погоди, посмотрим, чья возьмет. Долой из-под кафтана кольчугу-то! Вымай саблю! Посмотрим, чья возьмет!
В эту минуту послышался на дворе шум. Несколько голосов
говорили вместе. Слуги Морозова звали друг друга.
Боярин стал прислушиваться. Шум усиливался. Казалось, множество людей врывалось в подклети. Раздался выстрел.
Говорил мне тогда: коли понадоблюсь,
говорит,
боярину, приходи,
говорит, на мельницу, спроси у дедушки, где Ванюха Перстень, а я,
говорит, рад
боярину служить; за него,
говорит, и живот положу!
— Мы, батюшка-князь, — продолжал он с насмешливою покорностью, — мы перед твоею милостью малые люди; таких больших
бояр, как ты, никогда еще своими руками не казнили, не пытывали и к допросу-то приступить робость берет! Кровь-то, вишь,
говорят, не одна у нас в жилах течет…
— Так это вы, — сказал, смеясь, сокольник, — те слепые, что с царем
говорили!
Бояре еще и теперь вам смеются. Ну, ребята, мы днем потешали батюшку-государя, а вам придется ночью тешить его царскую милость. Сказывают, хочет государь ваших сказок послушать!
—
Боярин! — вскричал Перстень, и голос его изменился от гнева, — издеваешься ты, что ли, надо мною? Для тебя я зажег Слободу, для тебя погубил своего лучшего человека, для тебя, может быть, мы все наши головы положим, а ты хочешь остаться? Даром мы сюда, что ли, пришли? Скоморохи мы тебе, что ли, дались? Да я бы посмотрел, кто бы стал глумиться надо мной!
Говори в последний раз, идешь али нет?
Смотрел я на тебя, как ты без оружия супротив медведя стоял; как Басманов, после отравы того
боярина, и тебе чашу с вином поднес; как тебя на плаху вели; как ты с станичниками сегодня
говорил.
— Надевай же свой опашень,
боярин, —
говорил он, — на дворе уже сыреть начинает!
Вскоре царь вышел из опочивальни в приемную палату, сел на кресло и, окруженный опричниками, стал выслушивать поочередно земских
бояр, приехавших от Москвы и от других городов с докладами. Отдав каждому приказания,
поговорив со многими обстоятельно о нуждах государства, о сношениях с иностранными державами и о мерах к предупреждению дальнейшего вторжения татар, Иоанн спросил, нет ли еще кого просящего приема?
— Что ж, — сказал царь, как бы немного подумав, — просьба твоя дельная. Ответчик должен ведать, что
говорит истец. Позвать Вяземского. А вы, — продолжал он, обращаясь к знакомцам, отошедшим на почтительное расстояние, — подымите своего
боярина, посадите его на скамью; пусть подождет ответчика!
—
Боярин волен
говорить, — ответил Вяземский, решившийся во что бы ни стало вести свою защиту до конца, — он волен клепать на меня, а я ищу на нем моего увечья и сам буду в правде моей крест целовать.
— Будешь доволен,
боярин, —
говорил ему мельник, утвердительно кивая головою, — будешь доволен, батюшка! Войдешь опять в царскую милость, и чтобы гром меня тут же прихлопнул, коли не пропадет и Вяземский, и все твои вороги! Будь спокоен, уж противу тирлича-травы ни один не устоит!
— Так, так, батюшка-государь! — подтвердил Михеич, заикаясь от страха и радости, — его княжеская милость правду изволит
говорить!.. Не виделись мы с того дня, как схватили его милость! Дозволь же, батюшка-царь, на
боярина моего посмотреть! Господи-светы, Никита Романыч! Я уже думал, не придется мне увидеть тебя!