Неточные совпадения
—
Да что, батюшка, лучше отмыкать рогатки,
чем спать в чертовой мельнице. И угораздило
же их, окаянных, привести именно в мельницу!
Да еще на Ивана Купала. Тьфу ты пропасть.
—
Что ж ты молчишь, старик? али нет у тебя зелья, али нет корня какого приворотить ее? Говори, высчитывай, какие есть чародейные травы?
Да говори
же, колдун!
— Спасибо, князь. После прочту; время терпит; теперь дай угостить тебя!
Да где
же Елена Дмитриевна? Эй, кто там! Скажите жене,
что у нас гость дорогой, князь Никита Романыч Серебряный, чтобы сошла попотчевать!
— Вестимо, от бога.
Да ведь он сам
же спрашивал вас? Зачем вы не сказали ему,
что не хотите опричнины?
— Ну,
что, батюшка? — сказала Онуфревна, смягчая свой голос, —
что с тобой сталось? Захворал,
что ли? Так и есть, захворал! Напугала
же я тебя!
Да нужды нет, утешься, батюшка, хоть и велики грехи твои, а благость-то божия еще больше! Только покайся,
да вперед не греши. Вот и я молюсь, молюсь о тебе и денно и нощно, а теперь и того боле стану молиться.
Что тут говорить? Уж лучше сама в рай не попаду,
да тебя отмолю!
— Не на
чем, государь! — отвечал Перстень. — Кабы знал я,
что это тебя везут, я бы привел с собою не сорок молодцов, а сотенки две; тогда не удрал бы от нас этот Скурлатыч; взяли б мы его живьем
да при тебе бы вздернули. Впрочем, есть у нас, кажись, его стремянный; он
же мне старый знакомый, а на безрыбье и рак рыба. Эй, молодец, у тебя он,
что ли?
— Хитер
же ты, брат! — перебил Перстень, ударив его по плечу и продолжая смеяться, — только меня-то напрасно надувать вздумал! Садись с нами, — прибавил он, придвигаясь к столу, — хлеб
да соль! На тебе ложку, повечеряем; а коли можно помочь князю, я и без твоих выдумок помогу. Только как и
чем помочь? Ведь князь-то в тюрьме сидит?
«Вот и вправду веселые люди, — подумал он, — видно,
что не здешние. Надоели мне уже мои сказочники. Всё одно и то
же наладили,
да уж и скоморохи мне наскучили. С тех пор как пошутил я с одним неосторожно, стали все меня опасаться; смешного слова не добьешься; точно будто моя вина,
что у того дурака душа не крепко в теле сидела!»
— Не то, — отвечал старый разбойник, — уж взялся идти, небось оглядываться не стану;
да только вот сам не знаю,
что со мной сталось; так тяжело на сердце, как отродясь еще не бывало, и о
чем ни задумаю, все опять то
же да то
же на ум лезет!
— Максим Григорьич! — отвечал весело сокольник, — доброго здоровья! Как твоя милость здравствует? Так вот где ты, Максим Григорьич! А мы в Слободе думали,
что ты и невесть куда пропал! Ну ж как батюшка-то твой осерчал! Упаси господи! Смотреть было страшно!
Да еще многое рассказывают про твоего батюшку, про царевича
да про князя Серебряного. Не знаешь,
чему и верить. Ну, слава богу, добро,
что ты сыскался, Максим Григорьич! Обрадуется
же твоя матушка!
— Ну, не сердись, не сердись, Никита Романыч! Сядь сюда, пообедай со мной, ведь я не пес
же какой, есть и хуже меня;
да и не все то правда,
что про меня говорят; не всякому слуху верь. Я и сам иногда с досады на себя наклеплю!
— Сгонять народ! — сказал он опричникам. —
Да никто не убоится! Поведайте людям московским,
что царь казнит своих злодеев, безвинным
же обещает милость.
—
Да, — повторил Серебряный, — кто теперь счастлив! Не милостив господь ко святой Руси; а все
же не думал я,
что нам заживо придется разлучиться навеки!
— Он тебя увел? — произнес Иван Васильевич, посматривая с удивлением на Кольцо. — А как
же, — продолжал он, вглядываясь в него, — как
же ты сказал,
что в первый раз в этом краю?
Да погоди-ка, брат, мы, кажется, с тобой старые знакомые. Не ты ли мне когда-то про Голубиную книгу рассказывал? Так, так, я тебя узнаю.
Да ведь ты и Серебряного-то из тюрьмы увел. Как
же это, божий человек, ты прозрел с того времени? Куда на богомолье ходил? К каким мощам прикладывался?
—
Да что же это я! — продолжал он, восклоняясь опять и как бы в глубоком изумлении, — ведь я знал же, что я этого не вынесу, так чего ж я до сих пор себя мучил? Ведь еще вчера, вчера, когда я пошел делать эту… пробу, ведь я вчера же понял совершенно, что не вытерплю… Чего ж я теперь-то? Чего ж я еще до сих пор сомневался? Ведь вчера же, сходя с лестницы, я сам сказал, что это подло, гадко, низко, низко… ведь меня от одной мысли наяву стошнило и в ужас бросило…
Неточные совпадения
Городничий (дрожа).По неопытности, ей-богу по неопытности. Недостаточность состояния… Сами извольте посудить: казенного жалованья не хватает даже на чай и сахар. Если ж и были какие взятки, то самая малость: к столу что-нибудь
да на пару платья.
Что же до унтер-офицерской вдовы, занимающейся купечеством, которую я будто бы высек, то это клевета, ей-богу клевета. Это выдумали злодеи мои; это такой народ,
что на жизнь мою готовы покуситься.
Хлестаков.
Да к
чему же говорить? я и без того их знаю.
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет и в то
же время говорит про себя.)А вот посмотрим, как пойдет дело после фриштика
да бутылки толстобрюшки!
Да есть у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с ног. Только бы мне узнать,
что он такое и в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но в это время дверь обрывается и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
Городничий. И не рад,
что напоил. Ну
что, если хоть одна половина из того,
что он говорил, правда? (Задумывается.)
Да как
же и не быть правде? Подгулявши, человек все несет наружу:
что на сердце, то и на языке. Конечно, прилгнул немного;
да ведь не прилгнувши не говорится никакая речь. С министрами играет и во дворец ездит… Так вот, право,
чем больше думаешь… черт его знает, не знаешь,
что и делается в голове; просто как будто или стоишь на какой-нибудь колокольне, или тебя хотят повесить.
Городничий.
Да я так только заметил вам. Насчет
же внутреннего распоряжения и того,
что называет в письме Андрей Иванович грешками, я ничего не могу сказать.
Да и странно говорить: нет человека, который бы за собою не имел каких-нибудь грехов. Это уже так самим богом устроено, и волтерианцы напрасно против этого говорят.