Неточные совпадения
А новые-то
люди обрадовались, да и давай ему шептать на бояр, кто по-насердке, кто чая себе
милости, и ко всем стал он приклонять слух свой.
— На кого прошу, и сам не ведаю, надежа православный царь! Не сказал он мне, собака, своего роду-племени! А бью челом твоей царской
милости, в бою моем и в увечье, что бил меня своим великим огурством незнаемый
человек!
— Я сравняю тебя с начальными
людьми. Будет тебе идти корм и всякий обиход противу начальных
людей. Да у тебя, я вижу, что-то на языке мотается, говори без зазору, проси чего хочешь! — Государь! не заслужил я твоей великой
милости, недостоин одежи богатой, есть постарше меня. Об одном прошу, государь. Пошли меня воевать с Литвой, пошли в Ливонскую землю. Или, государь, на Рязань пошли, татар колотить!
— Нечего делать, — сказал Перстень, — видно, не доспел ему час, а жаль, право! Ну, так и быть, даст бог, в другой раз не свернется! А теперь дозволь, государь, я тебя с ребятами до дороги провожу. Совестно мне, государь! Не приходилось бы мне, худому
человеку, и говорить с твоею
милостью, да что ж делать, без меня тебе отселе не выбраться!
— Государь, — сказал он, соскакивая с коня, — вот твоя дорога, вон и Слобода видна. Не пристало нам доле с твоею царскою
милостью оставаться. К тому ж там пыль по дороге встает; должно быть, идут ратные
люди. Прости, государь, не взыщи; поневоле бог свел!
— Мы, батюшка-князь, — продолжал он с насмешливою покорностью, — мы перед твоею
милостью малые
люди; таких больших бояр, как ты, никогда еще своими руками не казнили, не пытывали и к допросу-то приступить робость берет! Кровь-то, вишь, говорят, не одна у нас в жилах течет…
— Государь, пусть будет по-твоему! Я стар и хвор, давно не надевал служилой брони; но в божьем суде не сила берет, а правое дело! Уповаю на помощь господа, что не оставит он меня в правом деле моем, покажет пред твоею
милостью и пред всеми
людьми неправду врага моего!
— Нет, родимый, ничего не узнал. Я и гонцам твоим говорил, что нельзя узнать. А уж как старался-то я для твоей
милости! Семь ночей сряду глядел под колесо. Вижу, едет боярыня по лесу, сам-друг со старым
человеком; сама такая печальная, а стар
человек ее утешает, а боле ничего и не видно; вода замутится, и ничего боле не видно!
— Сгонять народ! — сказал он опричникам. — Да никто не убоится! Поведайте
людям московским, что царь казнит своих злодеев, безвинным же обещает
милость.
— Ведаю себя чистым пред богом и пред государем, — ответствовал он спокойно, — предаю душу мою господу Иисусу Христу, у государя же прошу единой
милости: что останется после меня добра моего, то все пусть разделится на три части: первую часть — на церкви божии и на помин души моей; другую — нищей братии; а третью — верным слугам и холопям моим; а кабальных
людей и рабов отпускаю вечно на волю! Вдове же моей прощаю, и вольно ей выйти за кого похочет!
Неточные совпадения
— Нет, мы, по Божьей
милости, // Теперь крестьяне вольные, // У нас, как у
людей. // Порядки тоже новые, // Да тут статья особая…
Милон. Это его ко мне
милость. В мои леты и в моем положении было бы непростительное высокомерие считать все то заслуженным, чем молодого
человека ободряют достойные
люди.
Но так как все же он был
человек военный, стало быть, не знал всех тонкостей гражданских проделок, то чрез несколько времени, посредством правдивой наружности и уменья подделаться ко всему, втерлись к нему в
милость другие чиновники, и генерал скоро очутился в руках еще больших мошенников, которых он вовсе не почитал такими; даже был доволен, что выбрал наконец
людей как следует, и хвастался не в шутку тонким уменьем различать способности.
— Вот — и слово дал! — беспокойно сказала бабушка. Она колебалась. — Имение отдает! Странный, необыкновенный
человек! — повторяла она, — совсем пропащий! Да как ты жил, что делал, скажи на
милость! Кто ты на сем свете есть? Все
люди как
люди. А ты — кто! Вон еще и бороду отпустил — сбрей, сбрей, не люблю!
Кормила Татьяна Марковна
людей сытно, плотно, до отвала, щами, кашей, по праздникам пирогами и бараниной; в Рождество жарили гусей и свиней; но нежностей в их столе и платье не допускала, а давала, в виде
милости, остатки от своего стола то той, то другой женщине.