— Максимушка, — сказал он, — на кого же я денежки-то копил? На кого тружусь и работаю? Не уезжай от меня, останься со мною. Ты еще молод, не поспел еще в ратный строй. Не уезжай от меня! Вспомни, что я тебе отец! Как посмотрю на тебя, так и прояснится на душе, словно царь меня похвалил или к руке пожаловал, а
обидь тебя кто, — так, кажется, и съел бы живого!
— Ох, сирота, сирота я! — заговорил он нараспев, будто бы плача, — сирота я горькая, горемычная! С тех пор как разлюбил меня царь, всяк только и норовит, как бы
обидеть меня! Никто не приласкает, никто не приголубит, все так на меня и плюют! Ой, житье мое, житье нерадостное! Надоело ты мне, собачье житье! Захлесну поясок за перекладинку, продену в петельку головушку бесталанную!
— Встань, — сказал царь, — и расскажи дело по ряду. Коли кто из моих
обидел тебя, не спущу я ему, будь он хотя самый близкий ко мне человек.
Неточные совпадения
— Царь указал
обижать народ! Ах они окаянные! Да кто они такие? Как вы их, разбойников, не перевяжете!
Морозов, женившись на Елене, сделался ее покровителем, а все знали на Москве, что нелегко
обидеть ту, которую брал под свою защиту боярин Дружина Андреевич!
— Нужды нет, Никита Романыч, еще раз пообедаешь! Ступай, Елена, ступай, похлопочи! А ты, боярин, закуси чем бог послал, не
обидь старика опального! И без того мне горя довольно!
— Что ж, и тебя опричники
обидели, что ли?
— Ну ж, смотрите! Теперь чтоб никто не смел его
обидеть, а как приедем домой, так уж Григорий Лукьяныч припомнит ему свою оплеуху, а я мои плети!
Кабы Вяземский был здоров, то скрыть от него боярыню было б ой как опасно, а выдать ее куда как выгодно! Но Вяземский оправится ль, нет ли, еще бог весть! А Морозов не оставит услуги без награды. Да и Серебряный-то, видно, любит не на шутку боярыню, коль порубил за нее князя. Стало быть, думал мельник, Вяземский меня теперь не
обидит, а Серебряный и Морозов, каждый скажет мне спасибо, коль я выручу боярыню.
— Нет, не выкупа! — отвечал рыжий песенник. — Князя, вишь, царь
обидел, хотел казнить его; так князь-то от царя и ушел к нам; говорит: я вас, ребятушки, сам на Слободу поведу; мне, говорит, ведомо, где казна лежит. Всех, говорит, опричников перережем, а казною поделимся!
— Ребята! — продолжал Никита Романович, — этот молодец не из тех, что вас
обидели; я его знаю; он такой же враг опричнине, как и вы. Сохрани вас бог тронуть его хоть пальцем! А теперь нечего мешкать: берите оружие, стройтесь по сотням, я веду вас!
— Нет, нет! Мое место здесь, с мучениками! Дай и мне мученический венчик! За что меня обходишь? За что
обижаешь? Дай и мне такой венчик, какие другим раздаешь!
«Она еще тут! — подумала она. — Что я скажу ей, Боже мой! что я наделала, что я говорила! За что я
обидела ее? Что мне делать? Что я скажу ей?» думала Кити и остановилась у двери.
— Ну, да изволь, я готова отдать за пятнадцать ассигнацией! Только смотри, отец мой, насчет подрядов-то: если случится муки брать ржаной, или гречневой, или круп, или скотины битой, так уж, пожалуйста, не
обидь меня.
Соня, робкая от природы, и прежде знала, что ее легче погубить, чем кого бы то ни было, а уж
обидеть ее всякий мог почти безнаказанно.
Катерина. Такая уж я зародилась горячая! Я еще лет шести была, не больше, так что сделала!
Обидели меня чем-то дома, а дело было к вечеру, уж темно, я выбежала на Волгу, села в лодку, да и отпихнула ее от берега. На другое утро уж нашли, верст за десять!
Вот вам от слова в слово он: // «Как скоро Волк у стада забуянит, // И
обижать он Овцу станет, // То Волка тут властна Овца, // Не разбираючи лица, // Схватить за шиворот и в суд тотчас представить, // В соседний лес иль в бор».
Неточные совпадения
— Такую даль мы ехали! // Иди! — сказал Филиппушка. — // Не стану
обижать! —
Крепко
обидел холопа примерного, // Якова верного, // Барин, — холоп задурил!
Г-жа Простакова. Я, братец, с тобою лаяться не стану. (К Стародуму.) Отроду, батюшка, ни с кем не бранивалась. У меня такой нрав. Хоть разругай, век слова не скажу. Пусть же, себе на уме, Бог тому заплатит, кто меня, бедную,
обижает.
Скотинин. А движимое хотя и выдвинуто, я не челобитчик. Хлопотать я не люблю, да и боюсь. Сколько меня соседи ни
обижали, сколько убытку ни делали, я ни на кого не бил челом, а всякий убыток, чем за ним ходить, сдеру с своих же крестьян, так и концы в воду.
— И так это меня
обидело, — продолжала она, всхлипывая, — уж и не знаю как!"За что же, мол, ты бога-то
обидел?" — говорю я ему. А он не то чтобы что, плюнул мне прямо в глаза:"Утрись, говорит, может, будешь видеть", — и был таков.