Неточные совпадения
Была уже ночь, когда Малюта, после пытки Колычевых, родственников и друзей сведенного митрополита, вышел наконец из тюрьмы. Густые тучи, как черные горы, нависли над Слободою и грозили непогодой. В доме Малюты все уже спали. Не спал один
Максим. Он вышел навстречу к
отцу.
— Что
отец мой — палач! — произнес
Максим и опустил взор, как бы испугавшись, что мог сказать
отцу такое слово.
— Замолчи,
отец! — сказал, вставая,
Максим, — не возмущай мне сердца такою речью! Кто из тех, кого погубил ты, умышлял на царя? Кто из них замутил государство? Не по винам, а по злобе своей сечешь ты боярские головы! Кабы не ты, и царь был бы милостивее. Но вы ищете измены, вы пытками вымучиваете изветы, вы, вы всей крови заводчики! Нет,
отец, не гневи бога, не клевещи на бояр, а скажи лучше, что без разбора хочешь вконец извести боярский корень!
«Вот где отдохну я! — подумал
Максим. — За этими стенами проведу несколько дней, пока
отец перестанет искать меня. Я на исповеди открою настоятелю свою душу, авось он даст мне на время убежище».
— Не отвергай меня,
отец мой! — продолжал
Максим, — выслушай меня! Долго боролся я сам с собою, долго молился пред святыми иконами. Искал я в своем сердце любви к царю — и не обрел ее!
Максим рассказал о жизни своей в Слободе, о последнем разговоре с
отцом и о ночном своем отъезде.
Максиму показалось, что женщина в песни поминает его
отца. Сначала он подумал, что ослышался, но вскоре ясно поразило его имя Малюты Скуратова. Полный удивления, он стал прислушиваться.
Но
Максиму не хотелось остаться в избе, где недавно еще проклинали
отца его. Он уехал искать другого ночлега.
Неточные совпадения
Надежда Васильевна в несколько минут успела рассказать о своей жизни на приисках, где ей было так хорошо, хотя иногда начинало неудержимо тянуть в город, к родным. Она могла бы назвать себя совсем счастливой, если бы не здоровье
Максима, которое ее очень беспокоит, хотя доктор, как все доктора, старается убедить ее в полной безопасности. Потом она рассказывала о своих отношениях к
отцу и матери, о Косте, который по последнему зимнему пути отправился в Восточную Сибирь, на заводы.
— А я, коль так, к
отцу игумену, я тем временем прямо к
отцу игумену, — защебетал помещик
Максимов.
И отдалось всё это ему чуть не гибелью: дядя-то Михайло весь в дедушку — обидчивый, злопамятный, и задумал он извести
отца твоего. Вот, шли они в начале зимы из гостей, четверо:
Максим, дядья да дьячок один — его расстригли после, он извозчика до смерти забил. Шли с Ямской улицы и заманили Максима-то на Дюков пруд, будто покататься по льду, на ногах, как мальчишки катаются, заманили да и столкнули его в прорубь, — я тебе рассказывала это…
Поселились они с матерью во флигеле, в саду, там и родился ты, как раз в полдень —
отец обедать идет, а ты ему встречу. То-то радовался он, то-то бесновался, а уж мать — замаял просто, дурачок, будто и невесть какое трудное дело ребенка родить! Посадил меня на плечо себе и понес через весь двор к дедушке докладывать ему, что еще внук явился, — дедушко даже смеяться стал: «Экой, говорит, леший ты,
Максим!»
Отец твой,
Максим Савватеич, козырь был, он всё понимал, — за то дедушка и не любил его, не признавал…