Цитаты со словом «дали»
«Да, да, как это было? — думал он, вспоминая сон. — Да, как это было? Да! Алабин
давал обед в Дармштадте; нет, не в Дармштадте, а что-то американское. Да, но там Дармштадт был в Америке. Да, Алабин давал обед на стеклянных столах, да, — и столы пели: Il mio tesoro, [Мое сокровище,] и не Il mio tesoro, a что-то лучше, и какие-то маленькие графинчики, и они же женщины», вспоминал он.
Ответа не было, кроме того общего ответа, который
дает жизнь на все самые сложные и неразрешимые вопросы. Ответ этот: надо жить потребностями дня, то есть забыться. Забыться сном уже нельзя, по крайней мере, до ночи, нельзя уже вернуться к той музыке, которую пели графинчики-женщины; стало быть, надо забыться сном жизни.
— Вы сходите, сударь, повинитесь еще. Авось Бог
даст. Очень мучаются, и смотреть жалости, да и всё в доме навынтараты пошло. Детей, сударь, пожалеть надо. Повинитесь, сударь. Что делать! Люби кататься…
— Ну, хорошо, ступай, — сказал Степан Аркадьич, вдруг покраснев. — Ну, так
давай одеваться, — обратился он к Матвею и решительно скинул халат.
Он достал с камина, где вчера поставил, коробочку конфет и
дал ей две, выбрав ее любимые, шоколадную и помадную.
— Надо же вам
дать хоть кофею откушать, — сказал Матвей тем дружески-грубым тоном, на который нельзя было сердиться.
Просительница, штабс-капитанша Калинина, просила о невозможном и бестолковом; но Степан Аркадьич, по своему обыкновению, усадил ее, внимательно, не перебивая, выслушал ее и
дал ей подробный совет, к кому и как обратиться, и даже бойко и складно своим крупным, растянутым, красивым и четким почерком написал ей записочку к лицу, которое могло ей пособить.
Дарья Александровна между тем, успокоив ребенка и по звуку кареты поняв, что он уехал, вернулась опять в спальню. Это было единственное убежище ее от домашних забот, которые обступали ее, как только она выходила. Уже и теперь, в то короткое время, когда она выходила в детскую, Англичанка и Матрена Филимоновна успели сделать ей несколько вопросов, не терпевших отлагательства и на которые она одна могла ответить: что надеть детям на гулянье?
давать ли молоко? не послать ли за другим поваром?
Степан Аркадьич поморщился на слова Гриневича,
давая этим чувствовать, что неприлично преждевременно составлять суждение, и ничего ему не ответил.
Левин молчал, поглядывая на незнакомые ему лица двух товарищей Облонского и в особенности на руку элегантного Гриневича, с такими белыми длинными пальцами, с такими длинными, желтыми, загибавшимися в конце ногтями и такими огромными блестящими запонками на рубашке, что эти руки, видимо, поглощали всё его внимание и не
давали ему свободы мысли. Облонский тотчас заметил это и улыбнулся.
Но, пробыв два месяца один в деревне, он убедился, что это не было одно из тех влюблений, которые он испытывал в первой молодости; что чувство это не
давало ему минуты покоя; что он не мог жить, не решив вопроса: будет или не будет она его женой; и что его отчаяние происходило только от его воображения, что он не имеет никаких доказательств в том, что ему будет отказано.
— Вот это всегда так! — перебил его Сергей Иванович. — Мы, Русские, всегда так. Может быть, это и хорошая наша черта — способность видеть свои недостатки, но мы пересаливаем, мы утешаемся иронией, которая у нас всегда готова на языке. Я скажу тебе только, что
дай эти же права, как наши земские учреждения, другому европейскому народу, — Немцы и Англичане выработали бы из них свободу, а мы вот только смеемся.
Она стояла, разговаривая с
дамой, на противоположном конце катка.
Когда поворот кончился, она
дала себе толчок упругою ножкой и подкатилась прямо к Щербацкому; и, ухватившись за него рукой, улыбаясь кивнула Левину.
— Вы всё, кажется, делаете со страстью, — сказала она улыбаясь. — Мне так хочется посмотреть, как вы катаетесь. Надевайте же коньки, и
давайте кататься вместе.
— Хорошо, хорошо, поскорей, пожалуйста, — отвечал Левин, с трудом удерживая улыбку счастья, выступавшую невольно на его лице. «Да, — думал он, — вот это жизнь, вот это счастье! Вместе, сказала она,
давайте кататься вместе. Сказать ей теперь? Но ведь я оттого и боюсь сказать, что теперь я счастлив, счастлив хоть надеждой… А тогда?… Но надо же! надо, надо! Прочь слабость!»
Не слыхала ли она его слов или не хотела слышать, но она как бы спотыкнулась, два раза стукнув ножкой, и поспешно покатилась прочь от него. Она подкатилась к М-llе Linon, что-то сказала ей и направилась к домику, где
дамы снимали коньки.
— Если прикажете, ваше сиятельство, отдельный кабинет сейчас опростается: князь Голицын с
дамой. Устрицы свежие получены.
— Еще бы! Что ни говори, это одно из удовольствий жизни, — сказал Степан Аркадьич. — Ну, так
дай ты нам, братец ты мой, устриц два, или мало — три десятка, суп с кореньями….
Ему хотелось, чтобы Левин был весел. Но Левин не то что был не весел, он был стеснен. С тем, что было у него в душе, ему жутко и неловко было в трактире, между кабинетами, где обедали с
дамами, среди этой беготни и суетни; эта обстановка бронз, зеркал, газа, Татар — всё это было ему оскорбительно. Он боялся запачкать то, что переполняло его душу.
— Что ты! Вздор какой! Это ее манера…. Ну
давай же, братец, суп!… Это ее манера, grande dame, [важной дамы,] — сказал Степан Аркадьич. — Я тоже приеду, но мне на спевку к графине Бониной надо. Ну как же ты не дик? Чем же объяснить то, что ты вдруг исчез из Москвы? Щербацкие меня спрашивали о тебе беспрестанно, как будто я должен знать. А я знаю только одно: ты делаешь всегда то, что никто не делает.
Левин покорно положил себе соуса, но не
дал есть Степану Аркадьичу.
— Приеду когда-нибудь, — сказал он. — Да, брат, женщины, — это винт, на котором всё вертится. Вот и мое дело плохо, очень плохо. И всё от женщин. Ты мне скажи откровенно, — продолжал он, достав сигару и держась одною рукой зa бокал, — ты мне
дай совет.
— О моралист! Но ты пойми, есть две женщины: одна настаивает только на своих правах, и права эти твоя любовь, которой ты не можешь ей
дать; а другая жертвует тебе всем и ничего не требует. Что тебе делать? Как поступить? Тут страшная драма.
В это время еще
дама вошла в комнату, и Левин встал.
— Извините меня, графиня, — но я, право, ничего этого не знаю и ничего не могу вам сказать, — сказал он и оглянулся на входившего вслед за
дамой военного.
Дав дорогу входившей даме, Вронский подошел к княгине и потом к Кити.
Вероятно, чувствуя, что разговор принимает слишком серьезный для гостиной характер, Вронский не возражал, а, стараясь переменить предмет разговора, весело улыбнулся и повернулся к
дамам.
—
Давайте сейчас попробуем, графиня, — начал он; но Левин хотел досказать то, что он думал.
—
Давайте сейчас, княжна, испытаем столы, пожалуйста, — сказал Вронский. — Княгиня, вы позволите?
«Всех ненавижу, и вас, и себя», отвечал его взгляд, и он взялся за шляпу. Но ему не судьба была уйти. Только что хотели устроиться около столика, а Левин уйти, как вошел старый князь и, поздоровавшись с
дамами, обратился к Левину.
— Какой опыт? столы вертеть? Ну, извините меня,
дамы и господа, но, по моему, в колечко веселее играть, — сказал старый князь, глядя на Вронского и догадываясь, что он затеял это. — В колечке еще есть смысл.
— Я не знаю, — отвечал Вронский, — отчего это во всех Москвичах, разумеется, исключая тех, с кем говорю, — шутливо вставил он, — есть что-то резкое. Что-то они всё на дыбы становятся, сердятся, как будто всё хотят
дать почувствовать что-то…
Молодцоватый кондуктор, на ходу
давая свисток, соскочил, и вслед за ним стали по одному сходить нетерпеливые пассажиры: гвардейский офицер, держась прямо и строго оглядываясь; вертлявый купчик с сумкой, весело улыбаясь; мужик с мешком через плечо.
Вронский пошел за кондуктором в вагон и при входе в отделение остановился, чтобы
дать дорогу выходившей даме.
С привычным тактом светского человека, по одному взгляду на внешность этой
дамы, Вронский определил ее принадлежность к высшему свету.
— Хорошо доехали? — сказал сын, садясь подле нее и невольно прислушиваясь к женскому голосу из-за двери. Он знал, что это был голос той
дамы, которая встретилась ему при входе.
— Я всё-таки с вами несогласна, — говорил голос
дамы.
— До свиданья, Иван Петрович. Да посмотрите, не тут ли брат, и пошлите его ко мне, — сказала
дама у самой двери и снова вошла в отделение.
— Что ж, нашли брата? — сказала Вронская, обращаясь к
даме.
— Прощайте, мой дружок, — отвечала графиня. —
Дайте поцеловать ваше хорошенькое личико. Я просто, по-старушечьи, прямо говорю, что полюбила вас.
Дамы вошли в вагон, а Вронский со Степаном Аркадьичем пошли за народом узнавать подробности несчастия.
Еще прежде чем вернулись Вронский и Облонский,
дамы узнали эти подробности от дворецкого.
— Вы
дали? — крикнул сзади Облонский и, прижав руку сестры, прибавил: — Очень мило, очень мило! Неправда ли, славный малый? Мое почтение, графиня.
— Да? — тихо сказала Анна. — Ну, теперь
давай говорить о тебе, — прибавила она, встряхивая головой, как будто хотела физически отогнать что-то лишнее и мешавшее ей. — Давай говорить о твоих делах. Я получила твое письмо и вот приехала.
Она знала Анну Аркадьевну, но очень мало, и ехала теперь к сестре не без страху пред тем, как ее примет эта петербургская светская
дама, которую все так хвалили.
Анна, очевидно, любовалась ее красотою и молодостью, и не успела Кити опомниться, как она уже чувствовала себя не только под ее влиянием, но чувствовала себя влюбленною в нее, как способны влюбляться молодые девушки в замужних и старших
дам.
Анна непохожа была на светскую
даму или на мать восьмилетнего сына, но скорее походила бы на двадцатилетнюю девушку по гибкости движений, свежести и установившемуся на ее лице оживлению, выбивавшему то в улыбку, то во взгляд, если бы не серьезное, иногда грустное выражение ее глаз, которое поражало и притягивало к себе Кити.
— Ах, много! И я знаю, что он ее любимец, но всё-таки видно, что это рыцарь… Ну, например, она рассказывала, что он хотел отдать всё состояние брату, что он в детстве еще что-то необыкновенное сделал, спас женщину из воды. Словом, герой, — сказала Анна, улыбаясь и вспоминая про эти двести рублей, которые он
дал на станции.
Когда Анна вернулась с альбомом, его уже не было, и Степан Аркадьич рассказывал, что он заезжал узнать об обеде, который они завтра
давали приезжей знаменитости.
Цитаты из русской классики со словом «дали»
Ассоциации к слову «дали»
Предложения со словом «дать»
- Только так я могу дать возможность читателю представить себе участников событий и своеобразное окружение, где решалась их судьба.
- Использование передач, ведения и подбора мяча, а также защита могут дать возможность для результативного броска, но эти возможности не так однозначны.
- Отношения между родителями и детьми отличались тем, что родители могли дать понять детям, что именно они обладают авторитетом, а не дети.
- (все предложения)
Предложения со словом «даль»
- Только исследования нашего времени дали возможность понять это явление.
- – Ему уже дали понять, что французы тотчас наступят ему на хвост, если он пошевелится.
- Вскоре греки дали имена своим богам и стали слагать про них истории.
- (все предложения)
Сочетаемость слова «дать»
Сочетаемость слова «даль»
Афоризмы русских писателей со словом «дать»
- Не дай душе забыть,
Чем силы в юности кипели…
- О, дайте вечность мне, — и вечность я отдам
За равнодушие к обидам и годам.
- Люди! Дайте же руки друг другу!
Ждет вселенная вся.
Мы пройдем по планетарному кругу,
Знамя правды неся.
- (все афоризмы русских писателей)
Дополнительно