Неточные совпадения
—
Ах перестань! Христос никогда бы не сказал этих слов, если бы знал, как будут злоупотреблять ими. Изо всего Евангелия только и помнят эти слова. Впрочем, я говорю не то, что думаю, а то, что чувствую. Я имею отвращение к падшим женщинам.
Ты пауков боишься, а я этих гадин.
Ты ведь, наверно, не изучал пауков и не знаешь их нравов: так и я.
—
Ах, как же! Я всё записываю. Ну что, Кити,
ты опять каталась на коньках?..
— Непременно. Я сберу подписку.
Ах, познакомился
ты вчера с моим приятелем Левиным? — спросил Степан Аркадьич.
—
Ах, какой ужас!
Ах, Анна, если бы
ты видела!
Ах, какой ужас! — приговаривал он.
—
Ах, Боже мой, это было бы так глупо! — сказала Анна, и опять густая краска удовольствия выступила на ее лице, когда она услыхала занимавшую ее мысль, выговоренную словами. — Так вот, я и уезжаю, сделав себе врага в Кити, которую я так полюбила.
Ах, какая она милая! Но
ты поправишь это, Долли? Да!
—
Ах, с Бузулуковым была история — прелесть! — закричал Петрицкий. — Ведь его страсть — балы, и он ни одного придворного бала не пропускает. Отправился он на большой бал в новой каске.
Ты видел новые каски? Очень хороши, легче. Только стоит он… Нет,
ты слушай.
— Она так жалка, бедняжка, так жалка, а
ты не чувствуешь, что ей больно от всякого намека на то, что причиной.
Ах! так ошибаться в людях! — сказала княгиня, и по перемене ее тона Долли и князь поняли, что она говорила о Вронском. — Я не понимаю, как нет законов против таких гадких, неблагородных людей.
—
Ах, не слушал бы! — мрачно проговорил князь, вставая с кресла и как бы желая уйти, но останавливаясь в дверях. — Законы есть, матушка, и если
ты уж вызвала меня на это, то я
тебе скажу, кто виноват во всем:
ты и
ты, одна
ты. Законы против таких молодчиков всегда были и есть! Да-с, если бы не было того, чего не должно было быть, я — старик, но я бы поставил его на барьер, этого франта. Да, а теперь и лечите, возите к себе этих шарлатанов.
— A! — радостно прокричал Левин, поднимая обе руки кверху. — Вот радостный-то гость!
Ах, как я рад
тебе! — вскрикнул он, узнав Степана Аркадьича.
— А мы сработали весь луг!
Ах, как хорошо, удивительно! А
ты как поживал? — говорил Левин, совершенно забыв вчерашний неприятный разговор.
—
Ах да,
тебе письмо, — сказал он. — Кузьма, принеси, пожалуйста, снизу. Да смотри, дверь затворяй.
—
Ах, батюшки, уж пятый, а мне еще к Долговушину! Так, пожалуйста, приезжай обедать.
Ты не можешь себе представить, как
ты меня огорчишь и жену.
—
Ах! — вскрикнула она, увидав его и вся просияв от радости. — Как
ты, как же вы (до этого последнего дня она говорила ему то «
ты», то «вы»)? Вот не ждала! А я разбираю мои девичьи платья, кому какое…
—
Ах, это ужасно, ужасно! Зачем
ты приехала? — сказал Левин.
— То есть как
тебе сказать?… Я по душе ничего не желаю, кроме того, чтобы вот
ты не споткнулась.
Ах, да ведь нельзя же так прыгать! — прервал он свой разговор упреком за то, что она сделала слишком быстрое движение, переступая через лежавший на тропинке сук. — Но когда я рассуждаю о себе и сравниваю себя с другими, особенно с братом, я чувствую, что я плох.
—
Ах, если
ты хочешь, то мы завтра пробудем, — с особенной приятностью отвечал Левин.
—
Ах! — вскрикнул он, хватаясь за голову. —
Ты бы не говорила!… Значит, если бы
ты была привлекательна…
—
Ах, нисколько! Это щекотит Алексея и больше ничего; но он мальчик и весь у меня в руках;
ты понимаешь, я им управляю как хочу. Он всё равно, что твой Гриша… Долли! — вдруг переменила она речь —
ты говоришь, что я мрачно смотрю.
Ты не можешь понимать. Это слишком ужасно. Я стараюсь вовсе не смотреть.
— Я только хочу сказать, что могут встретиться дела необходимые. Вот теперь мне надо будет ехать в Москву, по делу дома…
Ах, Анна, почему
ты так раздражительна? Разве
ты не знаешь, что я не могу без
тебя жить?
—
Ах, непременно! Он был у нас. Ну, что
тебе стоит? Заедешь, сядешь, поговоришь пять минут о погоде, встанешь и уедешь.
— Нет, ничего не будет, и не думай. Я поеду с папа гулять на бульвар. Мы заедем к Долли. Пред обедом
тебя жду.
Ах, да!
Ты знаешь, что положение Долли становится решительно невозможным? Она кругом должна, денег у нее нет. Мы вчера говорили с мама и с Арсением (так она звала мужа сестры Львовой) и решили
тебя с ним напустить на Стиву. Это решительно невозможно. С папа нельзя говорить об этом… Но если бы
ты и он…
― Это в том же роде, как: «я этого-то и терпеть не могу!»
Ты знаешь? ― спросил Степан Аркадьич. —
Ах, это прелесть! Подай еще бутылку, ― сказал он лакею и начал рассказывать.
—
Ах, кстати, — сказал Степан Аркадьич, — я
тебя хотел попросить при случае, когда
ты увидишься с Поморским, сказать ему словечко о том, что я бы очень желал занять открывающееся место члена комиссии от соединенного агентства кредитно-взаимного баланса южно-железных дорог.
—
Ах, Алексей Александрович, ради Бога, не будем делать рекриминаций! Что прошло, то прошло, и
ты знаешь, чего она желает и ждет, — развода.
—
Ах, нет! Ну, прости, прости меня, если я огорчил
тебя, — сконфуженно улыбаясь, заговорил Степан Аркадьич, протягивая руку, — но я всё-таки, как посол, только передавал свое поручение.
—
Ах, я сказал: для
тебя. Более всего для
тебя, — морщась, точно от боли, повторил он, — потому что я уверен, что большая доля твоего раздражения происходит от неопределенности положения.