Переодевшись без торопливости (он никогда не торопился и не терял самообладания), Вронский велел ехать к баракам. От бараков ему уже были видны море экипажей, пешеходов, солдат, окружавших гипподром, и кипящие народом беседки. Шли, вероятно, вторые скачки, потому что в то время, как он
входил в барак, он слышал звонок. Подходя к конюшне, он встретился с белоногим рыжим Гладиатором Махотина, которого в оранжевой с синим попоне с кажущимися огромными, отороченными синим ушами вели на гипподром.
У околицы залаяли собаки. Я с надеждою стал вглядываться в туман: может быть, фельдшер идет. Нет, прошла баба какая-то… Вдали поют петухи, из барака доносятся глухие отхаркивания Игната. Я заметил, что сижу как-то особенно грузно и что голова совсем уже лежит на плече. Я встал и снова
вошел в барак.
В пятом часу утра я проснулся, словно меня что толкнуло. Шел мелкий дождь; сквозь окладные тучи слабо брезжил утренний свет. Я оделся и пошел к бараку. Он глянул на меня из сырой дали — намокший, молчаливый. В окнах еще горел свет; у лозинки под большим котлом мигал и дымился потухавший огонь. Я
вошел в барак; в нем было тихо и сумрачно; Рыков неподвижно сидел в ванне, низко и бессильно свесив голову; Степан, согнувшись, поддерживал его сзади под мышки.
Неточные совпадения
Именно
в эту минуту явился Тагильский.
Войдя в открытую дверь, он захлопнул ее за собою с такой силой, что тонкие стенки
барака за спиною Самгина вздрогнули,
в рамах заныли, задребезжали стекла, но дверь с такой же силой распахнулась, и вслед за Тагильским
вошел высокий рыжий офицер со стеком
в правой руке.
Я как-то шел по Неглинной и против Государственного банка увидал посреди улицы деревянный
барак, обнесенный забором,
вошел в него, встретил инженера, производившего работы, — оказалось, что он меня знал и на мою просьбу осмотреть работы изъявил согласие. Посредине
барака зияло узкое отверстие, из которого торчал конец лестницы.
Всем своим санитарам я говорю «вы» и держусь с ними совершенно как с равными. Мы нередко сидим вместе на пороге
барака, курим и разговариваем;
входя в комнату, я здороваюсь с ними первый. И дисциплина от этого нисколько не колеблется, а нравственная связь становится крепче.
Был вечер.
В барак быстро
вошел сухощавый генерал с рыжею бородкою. Дежурил доктор Селюков. Пуча близорукие глаза
в очках, он медленно расхаживал по
бараку своими журавлиными ногами.
Перед вечером, караульный унтер-офицер с двумя солдатами
вошел в церковь и объявил Пьеру, что он прощен и поступает теперь
в бараки военнопленных.