Неточные совпадения
Место это он получил чрез мужа сестры Анны, Алексея Александровича Каренина, занимавшего одно из важнейших мест в министерстве, к которому принадлежало присутствие; но если бы Каренин не назначил своего шурина на это место, то чрез сотню других
лиц, братьев, сестер, родных, двоюродных, дядей, теток, Стива Облонский получил бы это место или другое подобное, тысяч в шесть жалованья, которые ему были нужны, так как
дела его, несмотря на достаточное состояние жены, были расстроены.
— А плут порядочный должен быть этот Фомин, — сказал Гриневич об одном из
лиц, участвовавших в
деле, которое они разбирали.
Детскость выражения ее
лица в соединении с тонкой красотою стана составляли ее особенную прелесть, которую он хорошо помнил: но, что всегда, как неожиданность, поражало в ней, это было выражение ее глаз, кротких, спокойных и правдивых, и в особенности ее улыбка, всегда переносившая Левина в волшебный мир, где он чувствовал себя умиленным и смягченным, каким он мог запомнить себя в редкие
дни своего раннего детства.
На другой
день, в 11 часов утра, Вронский выехал на станцию Петербургской железной дороги встречать мать, и первое
лицо, попавшееся ему на ступеньках большой лестницы, был Облонский, ожидавший с этим же поездом сестру.
«И ужаснее всего то, — думал он, — что теперь именно, когда подходит к концу мое
дело (он думал о проекте, который он проводил теперь), когда мне нужно всё спокойствие и все силы души, теперь на меня сваливается эта бессмысленная тревога. Но что ж делать? Я не из таких людей, которые переносят беспокойство и тревоги и не имеют силы взглянуть им в
лицо».
«Итак, — сказал себе Алексей Александрович, — вопросы о ее чувствах и так далее — суть вопросы ее совести, до которой мне не может быть
дела. Моя же обязанность ясно определяется. Как глава семьи, я
лицо, обязанное руководить ею и потому отчасти
лицо ответственное; я должен указать опасность, которую я вижу, предостеречь и даже употребить власть. Я должен ей высказать».
Вместе с путешественником было доложено о приезде губернского предводителя, явившегося и Петербург и с которым нужно было переговорить. После его отъезда нужно было докончить занятия будничные с правителем
дел и еще надо было съездить по серьезному и важному
делу к одному значительному
лицу. Алексей Александрович только успел вернуться к пяти часам, времени своего обеда, и, пообедав с правителем
дел, пригласил его с собой вместе ехать на дачу и на скачки.
Тот самый ясный и холодный августовский
день, который так безнадежно действовал на Анну, казался ему возбудительно оживляющим и освежал его разгоревшееся от обливания
лицо и шею.
Наивный мужик Иван скотник, казалось, понял вполне предложение Левина — принять с семьей участие в выгодах скотного двора — и вполне сочувствовал этому предприятию. Но когда Левин внушал ему будущие выгоды, на
лице Ивана выражалась тревога и сожаление, что он не может всего дослушать, и он поспешно находил себе какое-нибудь не терпящее отлагательства
дело: или брался за вилы докидывать сено из денника, или наливать воду, или подчищать навоз.
— Нет, я очень стою, потому что я стал самый серьезный человек. Я не только устраиваю свои, но и чужие семейные
дела, — сказал он с значительным выражением
лица.
— Я? четвертый
день, — ответил Вронский, еще раз внимательно вглядываясь в
лицо товарища.
«Да, он порядочный человек и смотрит на
дело как должно, — сказал себе Вронский, поняв значение выражения
лица Голенищева и перемены разговора. — Можно познакомить его с Анной, он смотрит как должно».
— Я спрашивала доктора: он сказал, что он не может жить больше трех
дней. Но разве они могут знать? Я всё-таки очень рада, что уговорила его, — сказала она, косясь на мужа из-за волос. — Всё может быть, — прибавила она с тем особенным, несколько хитрым выражением, которое на ее
лице всегда бывало, когда она говорила о религии.
Он почувствовал, что ему не выдержать того всеобщего напора презрения и ожесточения, которые он ясно видел на
лице и этого приказчика, и Корнея, и всех без исключения, кого он встречал в эти два
дня.
Было у Алексея Александровича много таких людей, которых он мог позвать к себе обедать, попросить об участии в интересовавшем его
деле, о протекции какому-нибудь искателю, с которыми он мог обсуждать откровенно действия других
лиц и высшего правительства; но отношения к этим
лицам были заключены в одну твердо определенную обычаем и привычкой область, из которой невозможно было выйти.
— Теперь я приступаю к
делу, — сказала она с улыбкой, помолчав и отирая с
лица остатки слез. — Я иду к Сереже. Только в крайнем случае я обращусь к вам. — И она встала и вышла.
Алексей Александрович вздрогнул при упоминании о жене, но тотчас же на
лице его установилась та мертвая неподвижность, которая выражала совершенную беспомощность в этом
деле.
В
лице его была нерешительность и искание совета, поддержки и руководства в
деле для него непонятном.
«Я совсем здорова и весела. Если ты за меня боишься, то можешь быть еще более спокоен, чем прежде. У меня новый телохранитель, Марья Власьевна (это была акушерка, новое, важное
лицо в семейной жизни Левина). Она приехала меня проведать. Нашла меня совершенно здоровою, и мы оставили ее до твоего приезда. Все веселы, здоровы, и ты, пожалуйста, не торопись, а если охота хороша, останься еще
день».
Выражение его
лица и всей фигуры в мундире, крестах и белых с галунами панталонах, как он торопливо шел, напомнило Левину травимого зверя, который видит, что
дело его плохо.
Это выражение в
лице предводителя было особенно трогательно Левину, потому что вчера только он по
делу опеки был у него дома и видел его во всем величии доброго и семейного человека.
— Для тебя это
дело упрямства, — сказала она, пристально поглядев на него и вдруг найдя название этому раздражавшему ее выражению
лица, — именно упрямства.
«А ничего, так tant pis», подумал он, опять похолодев, повернулся и пошел. Выходя, он в зеркало увидал ее
лицо, бледное, с дрожащими губами. Он и хотел остановиться и сказать ей утешительное слово, но ноги вынесли его из комнаты, прежде чем он придумал, что сказать. Целый этот
день он провел вне дома, и, когда приехал поздно вечером, девушка сказала ему, что у Анны Аркадьевны болит голова, и она просила не входить к ней.
Никогда еще не проходило
дня в ссоре. Нынче это было в первый раз. И это была не ссора. Это было очевидное признание в совершенном охлаждении. Разве можно было взглянуть на нее так, как он взглянул, когда входил в комнату за аттестатом? Посмотреть на нее, видеть, что сердце ее разрывается от отчаяния, и пройти молча с этим равнодушно-спокойным
лицом? Он не то что охладел к ней, но он ненавидел ее, потому что любил другую женщину, — это было ясно.
Неточные совпадения
Городничий (в сторону, с
лицом, принимающим ироническое выражение).В Саратовскую губернию! А? и не покраснеет! О, да с ним нужно ухо востро. (Вслух.)Благое
дело изволили предпринять. Ведь вот относительно дороги: говорят, с одной стороны, неприятности насчет задержки лошадей, а ведь, с другой стороны, развлеченье для ума. Ведь вы, чай, больше для собственного удовольствия едете?
Возвратившись домой, Грустилов целую ночь плакал. Воображение его рисовало греховную бездну, на
дне которой метались черти. Были тут и кокотки, и кокодессы, и даже тетерева — и всё огненные. Один из чертей вылез из бездны и поднес ему любимое его кушанье, но едва он прикоснулся к нему устами, как по комнате распространился смрад. Но что всего более ужасало его — так это горькая уверенность, что не один он погряз, но в
лице его погряз и весь Глупов.
Но когда проходил мимо градоначальник (он в этот
день ходил форсированным маршем), то поспешно отирали слезы и старались придать
лицам беспечное и доверчивое выражение.
За десять лет до прибытия в Глупов он начал писать проект"о вящем [Вящий (церковно-славянск.) — большой, высший.] армии и флотов по всему
лицу распространении, дабы через то возвращение (sic) древней Византии под сень российския державы уповательным учинить", и каждый
день прибавлял к нему по одной строчке.
— Добро хороню! — отвечала блаженная, оглядывая вопрошавших с бессмысленною улыбкой, которая с самого
дня рождения словно застыла у ней на
лице.