Неточные совпадения
Кити
замолчала, не потому, что ей нечего
было говорить; но она и отцу не хотела открыть свои тайные мысли.
Алексей Александрович с испуганным и виноватым выражением остановился и хотел незаметно уйти назад. Но, раздумав, что это
было бы недостойно, он опять повернулся и, кашлянув, пошел к спальне. Голоса
замолкли, и он вошел.
И вдруг совершенно неожиданно голос старой княгини задрожал. Дочери
замолчали и переглянулись. «Maman всегда найдет себе что-нибудь грустное», сказали они этим взглядом. Они не знали, что, как ни хорошо
было княгине у дочери, как она ни чувствовала себя нужною тут, ей
было мучительно грустно и за себя и за мужа с тех пор, как они отдали замуж последнюю любимую дочь и гнездо семейное опустело.
— Я хотел… — Он
замолчал было, но вдруг, вспомнив Кити и всё, что
было, решительно глядя ему в глаза, сказал: — я велел вам закладывать лошадей.
Но говорившие
замолкли, и неприличный вопрос его
был услышан.
Степан Аркадьич знал, что когда Каренин начинал говорить о том, что делают и думают они, те самые, которые не хотели принимать его проектов и
были причиной всего зла в России, что тогда уже близко
было к концу; и потому охотно отказался теперь от принципа свободы и вполне согласился. Алексей Александрович
замолк, задумчиво перелистывая свою рукопись.
Ему хотелось еще сказать, что если общественное мнение
есть непогрешимый судья, то почему революция, коммуна не так же законны, как и движение в пользу Славян? Но всё это
были мысли, которые ничего не могли решить. Одно несомненно можно
было видеть — это то, что в настоящую минуту спор раздражал Сергея Ивановича, и потому спорить
было дурно; и Левин
замолчал и обратил внимание гостей на то, что тучки собрались и что от дождя лучше итти домой.
Стыда не бойтесь, осуждений не будет. Есть границы, за которые осуждение не переходит; я могу предложить вам такое громадное содержание, что самые злые критики чужой нравственности должны
будут замолчать и разинуть рты от удивления.
Общее внимание и градом сыпавшиеся со всех сторон просьбы повергли Ришелье в окончательное смущение, так что он готов
был замолчать самым глупым образом и из-за какой-нибудь дурацкой гимнастики разом потерять все внимание, какое успел заслужить в глазах набоба.
Вся казарма, доселе смеявшаяся его шуткам, закричала, как один человек, и разбойник принужден
был замолчать; не от негодования закричала казарма, а так, потому что не надо было про это говорить; потому что говорить про это не принято.
Так, например, когда я объяснил одному из них, что для них же будет хуже, ежели мир обратится в пустыню, ибо некого будет усмирять и даже некому будет готовить им кушанье, то он, с невероятным апломбом, ответил мне: «Тем лучше! мы будем ездить друг к другу и играть в карты, а обедать будем ходить в рестораны!» И я опять вынужден
был замолчать, ибо какая же возможность поколебать эту непреоборимую веру в какое-то провиденциальное назначение помпадуров, которая ни перед чем не останавливается и никаких невозможностей не признает!
Неточные совпадения
Недвижим он лежал, и странен //
Был томный мир его чела. // Под грудь он
был навылет ранен; // Дымясь, из раны кровь текла. // Тому назад одно мгновенье // В сем сердце билось вдохновенье, // Вражда, надежда и любовь, // Играла жизнь, кипела кровь; // Теперь, как в доме опустелом, // Всё в нем и тихо и темно; //
Замолкло навсегда оно. // Закрыты ставни, окна мелом // Забелены. Хозяйки нет. // А где, Бог весть. Пропал и след.
Случилось так, что после шумного смеха мы вдруг все
замолчали, и в комнате стало так тихо, что слышно
было только тяжелое дыхание несчастного Грапа. В эту минуту я не совсем
был убежден, что все это очень смешно и весело.
Долго еще находился Гриша в этом положении религиозного восторга и импровизировал молитвы. То твердил он несколько раз сряду: «Господи помилуй», но каждый раз с новой силой и выражением; то говорил он: «Прости мя, господи, научи мя, что творить… научи мя, что творити, господи!» — с таким выражением, как будто ожидал сейчас же ответа на свои слова; то слышны
были одни жалобные рыдания… Он приподнялся на колени, сложил руки на груди и
замолк.
Чем больше горячился папа, тем быстрее двигались пальцы, и наоборот, когда папа
замолкал, и пальцы останавливались; но когда Яков сам начинал говорить, пальцы приходили в сильнейшее беспокойство и отчаянно прыгали в разные стороны. По их движениям, мне кажется, можно бы
было угадывать тайные мысли Якова; лицо же его всегда
было спокойно — выражало сознание своего достоинства и вместе с тем подвластности, то
есть: я прав, а впрочем, воля ваша!
Хитрый атаман
замолчал. Кучи начали переговариваться, куренные атаманы совещаться; пьяных, к счастью,
было немного, и потому решились послушаться благоразумного совета.