— Нет, это не мое личное мнение, — возразила спокойным голосом генеральша, — покойный муж мой
был в столицах всей Европы и всегда говорил, — ты, я думаю, Полина, помнишь, — что лучше Петербурга он не видал.
Он было вздумал отвергать, что я-де не
был в столице, а это, дескать, я, наслышавшись от других про Неву, про театры, про слона и другие драгоценности, выдаю за виденное самим.
Правительственной драматической школы не
было в столице Австрии. Но в консерватории Общества друзей музыки (куда одно время наш Антон Рубинштейн был приглашен директором) уже существовал отдел декламации. Я посещал уроки Стракоша. Он считался образцовым чтецом, но стоял по таланту и манере гораздо ниже таких актеров-профессоров Парижской консерватории моего времени, как Сансон, Ренье, Брессан, а впоследствии знаменитый jeune premier классической французской комедии — Делоне.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Ему всё бы только рыбки! Я не иначе хочу, чтоб наш дом
был первый
в столице и чтоб у меня
в комнате такое
было амбре, чтоб нельзя
было войти и нужно бы только этак зажмурить глаза. (Зажмуривает глаза и нюхает.)Ах, как хорошо!
Сам же он во всю жизнь свою не ходил по другой улице, кроме той, которая вела к месту его службы, где не
было никаких публичных красивых зданий; не замечал никого из встречных,
был ли он генерал или князь;
в глаза не знал прихотей, какие дразнят
в столицах людей, падких на невоздержанье, и даже отроду не
был в театре.
Может
быть, некоторые читатели назовут все это невероятным; автор тоже
в угоду им готов бы назвать все это невероятным; но, как на беду, все именно произошло так, как рассказывается, и тем еще изумительнее, что город
был не
в глуши, а, напротив, недалеко от обеих
столиц.
Въезд
в какой бы ни
было город, хоть даже
в столицу, всегда как-то бледен; сначала все серо и однообразно: тянутся бесконечные заводы да фабрики, закопченные дымом, а потом уже выглянут углы шестиэтажных домов, магазины, вывески, громадные перспективы улиц, все
в колокольнях, колоннах, статуях, башнях, с городским блеском, шумом и громом и всем, что на диво произвела рука и мысль человека.
Тут
был, однако, цвет
столицы, // И знать, и моды образцы, // Везде встречаемые лица, // Необходимые глупцы; // Тут
были дамы пожилые //
В чепцах и
в розах, с виду злые; // Тут
было несколько девиц, // Не улыбающихся лиц; // Тут
был посланник, говоривший // О государственных делах; // Тут
был в душистых сединах // Старик, по-старому шутивший: // Отменно тонко и умно, // Что нынче несколько смешно.