Неточные совпадения
Каждому
казалось, что та
жизнь, которую он сам ведет, есть одна настоящая
жизнь, а которую ведет приятель — есть только призрак.
Когда Левин опять подбежал к Кити, лицо ее уже было не строго, глаза смотрели так же правдиво и ласково, но Левину
показалось, что в ласковости ее был особенный, умышленно-спокойный тон. И ему стало грустно. Поговорив о своей старой гувернантке, о ее странностях, она спросила его о его
жизни.
Дом был большой, старинный, и Левин, хотя жил один, но топил и занимал весь дом. Он знал, что это было глупо, знал, что это даже нехорошо и противно его теперешним новым планам, но дом этот был целый мир для Левина. Это был мир, в котором жили и умерли его отец и мать. Они жили тою
жизнью, которая для Левина
казалась идеалом всякого совершенства и которую он мечтал возобновить с своею женой, с своею семьей.
Алексей Александрович стоял лицом к лицу пред
жизнью, пред возможностью любви в его жене к кому-нибудь кроме его, и это-то
казалось ему очень бестолковым и непонятным, потому что это была сама
жизнь.
Он впервые живо представил себе ее личную
жизнь, ее мысли, ее желания, и мысль, что у нее может и должна быть своя особенная
жизнь,
показалась ему так страшна, что он поспешил отогнать ее.
Он чувствовал, что Яшвин один, несмотря на то, что,
казалось, презирал всякое чувство, — один,
казалось Вронскому, мог понимать ту сильную страсть, которая теперь наполнила всю его
жизнь.
Утро было прекрасное: опрятные, веселые дома с садиками, вид краснолицых, красноруких, налитых пивом, весело работающих немецких служанок и яркое солнце веселили сердце; но чем ближе они подходили к водам, тем чаще встречались больные, и вид их
казался еще плачевнее среди обычных условий благоустроенной немецкой
жизни.
И ему действительно
казалось, что он всегда это видел; он припоминал подробности их прошедшей
жизни, которые прежде не
казались ему чем-либо дурным, — теперь эти подробности ясно показывали, что она всегда была испорченною.
Княгиня первая назвала всё словами и перевела все мысли и чувства в вопросы
жизни. И всем одинаково странно и больно даже это
показалось в первую минуту.
— Мне
кажется, ты поддаешься мрачности. Надо встряхнуться, надо прямо взглянуть на
жизнь. Я знаю, что тяжело, но…
Но без этого занятия
жизнь его и Анны, удивлявшейся его разочарованию,
показалась ему так скучна в итальянском городе, палаццо вдруг стал так очевидно стар и грязен, так неприятно пригляделись пятна на гардинах, трещины на полах, отбитая штукатурка на карнизах и так скучен стал всё один и тот же Голенищев, итальянский профессор и Немец-путешественник, что надо было переменить
жизнь.
В его будущей супружеской
жизни не только не могло быть, по его убеждению, ничего подобного, но даже все внешние формы,
казалось ему, должны были быть во всем совершенно не похожи на
жизнь других.
Занятия его и хозяйством и книгой, в которой должны были быть изложены основания нового хозяйства, не были оставлены им; но как прежде эти занятия и мысли
показались ему малы и ничтожны в сравнении с мраком, покрывшим всю
жизнь, так точно неважны и малы они
казались теперь в сравнении с тою облитою ярким светом счастья предстоящею
жизнью.
Но то, что он в этой временной, ничтожной
жизни сделал, как ему
казалось, некоторые ничтожные ошибки, мучало его так, как будто и не было того вечного спасения, в которое он верил.
Пребывание в Петербурге
казалось Вронскому еще тем тяжелее, что всё это время он видел в Анне какое-то новое, непонятное для него настроение. То она была как будто влюблена в него, то она становилась холодна, раздражительна и непроницаема. Она чем-то мучалась и что-то скрывала от него и как будто не замечала тех оскорблений, которые отравляли его
жизнь и для нее, с ее тонкостью понимания, должны были быть еще мучительнее.
Все обращенные к ней лица
показались Дарье Александровне здоровыми, веселыми, дразнящими ее радостью
жизни.
Жизнь,
казалось, была такая, какой лучше желать нельзя: был полный достаток, было здоровье, был ребенок, и у обоих были занятия.
Левина уже не поражало теперь, как в первое время его
жизни в Москве, что для переезда с Воздвиженки на Сивцев Вражек нужно было запрягать в тяжелую карету пару сильных лошадей, провезти эту карету по снежному месиву четверть версты и стоять там четыре часа, заплатив за это пять рублей. Теперь уже это
казалось ему натурально.
Он прошел вдоль почти занятых уже столов, оглядывая гостей. То там, то сям попадались ему самые разнообразные, и старые и молодые, и едва знакомые и близкие люди. Ни одного не было сердитого и озабоченного лица. Все,
казалось, оставили в швейцарской с шапками свои тревоги и заботы и собирались неторопливо пользоваться материальными благами
жизни. Тут был и Свияжский, и Щербацкий, и Неведовский, и старый князь, и Вронский, и Сергей Иваныч.
Но и то горе и эта радость одинаково были вне всех обычных условий
жизни, были в этой обычной
жизни как будто отверстия, сквозь которые
показывалось что-то высшее.
Неточные совпадения
Я,
кажется, всхрапнул порядком. Откуда они набрали таких тюфяков и перин? даже вспотел.
Кажется, они вчера мне подсунули чего-то за завтраком: в голове до сих пор стучит. Здесь, как я вижу, можно с приятностию проводить время. Я люблю радушие, и мне, признаюсь, больше нравится, если мне угождают от чистого сердца, а не то чтобы из интереса. А дочка городничего очень недурна, да и матушка такая, что еще можно бы… Нет, я не знаю, а мне, право, нравится такая
жизнь.
Мне
кажется, храбрость сердца доказывается в час сражения, а неустрашимость души во всех испытаниях, во всех положениях
жизни.
Стрельцы позамялись: неладно им
показалось выдавать того, кто в горькие минуты
жизни был их утешителем; однако, после минутного колебания, решились исполнить и это требование начальства.
Казалось, что ежели человека, ради сравнения с сверстниками, лишают
жизни, то хотя лично для него, быть может, особливого благополучия от сего не произойдет, но для сохранения общественной гармонии это полезно и даже необходимо.
В этом случае грозящая опасность увеличивается всею суммою неприкрытости, в жертву которой, в известные исторические моменты,
кажется отданною
жизнь…