Неточные совпадения
— Что это? это? —
спрашивала она, указывая на записку.
— Из присутствия есть бумаги? —
спросил Степан Аркадьич, взяв телеграмму и садясь к зеркалу.
Степан Аркадьич ничего не ответил и только в зеркало взглянул на Матвея; во взгляде, которым они встретились в зеркале, видно было, как они понимают друг друга. Взгляд Степана Аркадьича как будто
спрашивал: «это зачем ты говоришь? разве ты не знаешь?»
— Одни или с супругом? —
спросил Матвей.
— Ты думаешь? Это кто там? —
спросил Степан Аркадьич, услыхав за дверью шум женского платья.
— Ну что, Матреша? —
спросил Степан Аркадьич, выходя к ней в дверь.
— Что мама? —
спросил он, водя рукой по гладкой, нежной шейке дочери. — Здравствуй, — сказал он, улыбаясь здоровавшемуся мальчику.
Девочка знала, что между отцом и матерью была ссора, и что мать не могла быть весела, и что отец должен знать это, и что он притворяется,
спрашивая об этом так легко. И она покраснела за отца. Он тотчас же понял это и также покраснел.
— Давно тут? —
спросил Степан Аркадьич.
— Кто это входил? —
спросил он у сторожа.
— Какой-то, ваше превосходительство, без спросу влез, только я отвернулся. Вас
спрашивали. Я говорю: когда выйдут члены, тогда…
— Обедать? Да мне ведь ничего особенного, только два слова сказать,
спросить, а после потолкуем.
— Ну, хорошо, хорошо. Погоди еще, и ты придешь к этому. Хорошо, как у тебя три тысячи десятин в Каразинском уезде, да такие мускулы, да свежесть, как у двенадцатилетней девочки, — а придешь и ты к нам. Да, так о том, что ты
спрашивал: перемены нет, но жаль, что ты так давно не был.
— А что? — испуганно
спросил Левин.
Когда Облонский
спросил у Левина, зачем он собственно приехал, Левин покраснел и рассердился на себя за то, что покраснел, потому что он не мог ответить ему: «я приехал сделать предложение твоей свояченице», хотя он приехал только за этим.
— Стало быть, если чувства мои уничтожены, если тело мое умрет, существования никакого уж не может быть? —
спросил он.
Профессор с досадой и как будто умственною болью от перерыва оглянулся на странного вопрошателя, похожего более на бурлака, чем на философа, и перенес глаза на Сергея Ивановича, как бы
спрашивая: что ж тут говорить? Но Сергей Иванович, который далеко не с тем усилием и односторонностью говорил, как профессор, и у которого в голове оставался простор для того, чтоб и отвечать профессору и вместе понимать ту простую и естественную точку зрения, с которой был сделан вопрос, улыбнулся и сказал...
Левин знал, что хозяйство мало интересует старшего брата и что он, только делая ему уступку,
спросил его об этом, и потому ответил только о продаже пшеницы и деньгах.
Левин хотел сказать брату о своем намерении жениться и
спросить его совета, он даже твердо решился на это; но когда он увидел брата, послушал его разговора с профессором, когда услыхал потом этот невольно покровительственный тон, с которым брат расспрашивал его о хозяйственных делах (материнское имение их было неделеное, и Левин заведывал обеими частями), Левин почувствовал, что не может почему-то начать говорить с братом о своем решении жениться.
— Ну, что у вас земство, как? —
спросил Сергей Иванович, который очень интересовался земством и приписывал ему большое значение.
— У вас нет ничего неприятного? Впрочем, я не имею права
спрашивать, — быстро проговорил он.
Когда Левин опять подбежал к Кити, лицо ее уже было не строго, глаза смотрели так же правдиво и ласково, но Левину показалось, что в ласковости ее был особенный, умышленно-спокойный тон. И ему стало грустно. Поговорив о своей старой гувернантке, о ее странностях, она
спросила его о его жизни.
— Вы надолго приехали? —
спросила его Кити.
— Ну что ж, едем? —
спросил он. — Я всё о тебе думал, и я очень рад, что ты приехал, — сказал он, с значительным видом глядя ему в глаза.
— Что ты! Вздор какой! Это ее манера…. Ну давай же, братец, суп!… Это ее манера, grande dame, [важной дамы,] — сказал Степан Аркадьич. — Я тоже приеду, но мне на спевку к графине Бониной надо. Ну как же ты не дик? Чем же объяснить то, что ты вдруг исчез из Москвы? Щербацкие меня
спрашивали о тебе беспрестанно, как будто я должен знать. А я знаю только одно: ты делаешь всегда то, что никто не делает.
— Одно еще я тебе должен сказать. Ты знаешь Вронского? —
спросил Степан Аркадьич Левина.
— Нет, не знаю. Зачем ты
спрашиваешь?
— А вы всегда в деревне? —
спросил он. — Я думаю, зимой скучно?
— Хорошо, в будущую субботу, — отвечала графиня Нордстон. — Но вы, Константин Дмитрич, верите? —
спросила она Левина.
— Зачем вы меня
спрашиваете? Ведь вы знаете, что̀ я скажу.
— Вы совсем не допускаете возможности: —
спросил он. — Почему же? Мы допускаем существование электричества, которого мы не знаем; почему же не может быть новая сила, еще нам неизвестная, которая….
— А ты кого встречаешь? —
спросил он.
— Непременно. Я сберу подписку. Ах, познакомился ты вчера с моим приятелем Левиным? —
спросил Степан Аркадьич.
Вронский остановился и прямо
спросил...
— Вдове, — сказал Вронский, пожимая плечами. — Я не понимаю, о чем
спрашивать.
— Что с тобой, Анна? —
спросил он, когда они отъехали несколько сот сажен.
— А ты давно знаешь Вронского? —
спросила она.
— Отчего же мне не может быть скучно на бале? —
спросила Анна.
— Вы поедете на этот бал? —
спросила Кити.
— Отчего же непременно в лиловом? — улыбаясь
спросила Анна. — Ну, дети, идите, идите. Слышите ли? Мис Гуль зовет чай пить, — сказала она, отрывая от себя детей и отправляя их в столовую.
— Ах, он был там? —
спросила Кити покраснев. — Что же Стива сказал вам?
— О чем это? —
спросил Степан Аркадьич, выходя из кабинета и обращаясь к жене.
Только что оставив графиню Банину, с которою он протанцовал первый тур вальса, он, оглядывая свое хозяйство, то есть пустившихся танцовать несколько пар, увидел входившую Кити и подбежал к ней тою особенною, свойственною только дирижерам балов развязною иноходью и, поклонившись, даже не
спрашивая, желает ли она, занес руку, чтоб обнять ее тонкую талию.
— А вы знакомы? —
спросил хозяин.
Во время кадрили ничего значительного не было сказано, шел прерывистый разговор то о Корсунских, муже и жене, которых он очень забавно описывал, как милых сорокалетних детей, то о будущем общественном театре, и только один раз разговор затронул ее за живое, когда он
спросил о Левине, тут ли он, и прибавил, что он очень понравился ему.
«Кто? —
спросила она себя.
— А вы решительно едете завтра? —
спросил Вронский.
— Где же будет артель? —
спросил Константин Левин.