Неточные совпадения
— И я рада, — слабо улыбаясь и стараясь по выражению лица Анны
узнать,
знает ли она, сказала Долли. «Верно,
знает», подумала она,
заметив соболезнование на лице Анны. — Ну, пойдем, я тебя проведу в твою комнату, — продолжала она, стараясь отдалить сколько возможно минуту объяснения.
Кити
заметила, что Анна
знала, какой последует ответ.
Кити своими дальнозоркими глазами тотчас
узнала его и даже
заметила, что он смотрел на нее.
Еще в то время, как он подходил к Анне Аркадьевне сзади, он
заметил с радостью, что она чувствовала его приближение и оглянулась было и,
узнав его, опять обратилась к мужу.
— О, прекрасно! Mariette говорит, что он был мил очень и… я должен тебя огорчить… не скучал о тебе, не так, как твой муж. Но еще раз merci, мой друг, что подарила мне день. Наш милый самовар будет в восторге. (Самоваром он называл знаменитую графиню Лидию Ивановну, за то что она всегда и обо всем волновалась и горячилась.) Она о тебе спрашивала. И
знаешь, если я
смею советовать, ты бы съездила к ней нынче. Ведь у ней обо всем болит сердце. Теперь она, кроме всех своих хлопот, занята примирением Облонских.
— Вы
знаете зачем, — отвечал он
смело и радостно, встречая ее взгляд и не спуская глаз.
Она смотрела так просто, так весело, что кто не
знал ее, как
знал муж, не мог бы
заметить ничего неестественного ни в звуках, ни в смысле ее слов.
— Я вот что намерен сказать, — продолжал он холодно и спокойно, — и я прошу тебя выслушать меня. Я признаю, как ты
знаешь, ревность чувством оскорбительным и унизительным и никогда не позволю себе руководиться этим чувством; но есть известные законы приличия, которые нельзя преступать безнаказанно. Нынче не я
заметил, но, судя по впечатлению, какое было произведено на общество, все
заметили, что ты вела и держала себя не совсем так, как можно было желать.
Левин был благодарен Облонскому за то, что тот со своим всегдашним тактом,
заметив, что Левин боялся разговора о Щербацких, ничего не говорил о них; но теперь Левину уже хотелось
узнать то, что его так мучало, но он не
смел заговорить.
Левин презрительно улыбнулся. «
Знаю, — подумал он, — эту манеру не одного его, но и всех городских жителей, которые, побывав раза два в десять лет в деревне и
заметив два-три слова деревенские, употребляют их кстати и некстати, твердо уверенные, что они уже всё
знают. Обидной, станет 30 сажен. Говорит слова, а сам ничего не понимает».
Он
заметил нерешимость в ушах лошади и поднял хлыст, но тотчас же почувствовал, что сомнение было неосновательно: лошадь
знала, что нужно.
Алексей Александрович не
знал, что его друг Лидия Ивановна,
заметив, что здоровье Алексея Александровича нынешний год нехорошо, просила доктора приехать и посмотреть больного.
По его взглядам на дамскую беседку (он смотрел прямо на нее, но не
узнавал жены в море кисеи, лент, перьев, зонтиков и цветов) она поняла, что он искал ее; но она нарочно не
замечала его.
— А ты разве её
знал, папа? — спросила Кити со страхом,
замечая зажегшийся огонь насмешки в глазах князя при упоминании о мадам Шталь.
Он постоянно наблюдал и
узнавал всякого рода людей и в том числе людей-мужиков, которых он считал хорошими и интересными людьми, и беспрестанно
замечал в них новые черты, изменял о них прежние суждения и составлял новые.
Чем больше он
узнавал брата, тем более
замечал, что и Сергей Иванович и многие другие деятели для общего блага не сердцем были приведены к этой любви к общему благу, но умом рассудили, что заниматься этим хорошо, и только потому занимались этим.
Отношения к обществу тоже были ясны. Все могли
знать, подозревать это, но никто не должен был
сметь говорить. В противном случае он готов был заставить говоривших молчать и уважать несуществующую честь женщины, которую он любил.
Вронский три года не видал Серпуховского. Он возмужал, отпустив бакенбарды, но он был такой же стройный, не столько поражавший красотой, сколько нежностью и благородством лица и сложения. Одна перемена, которую
заметил в нем Вронский, было то тихое, постоянное сияние, которое устанавливается на лицах людей, имеющих успех и уверенных в признании этого успеха всеми. Вронский
знал это сияние и тотчас же
заметил его на Серпуховском.
Правда, часто, разговаривая с мужиками и разъясняя им все выгоды предприятия, Левин чувствовал, что мужики слушают при этом только пение его голоса и
знают твердо, что, что бы он ни говорил, они не дадутся ему в обман. В особенности чувствовал он это, когда говорил с самым умным из мужиков, Резуновым, и
заметил ту игру в глазах Резунова, которая ясно показывала и насмешку над Левиным и твердую уверенность, что если будет кто обманут, то уж никак не он, Резунов.
А что такое была эта неизбежная смерть, он не только не
знал, не только никогда и не думал об этом, но не умел и не
смел думать об этом.
― Скоро, скоро. Ты говорил, что наше положение мучительно, что надо развязать его. Если бы ты
знал, как мне оно тяжело, что бы я дала за то, чтобы свободно и
смело любить тебя! Я бы не мучалась и тебя не мучала бы своею ревностью… И это будет скоро, но не так, как мы думаем.
―
Знаю вас и вашу полезную, ― опять он поймал
моль, ― деятельность, как и всякий Русский, ― сказал адвокат наклонившись.
— Если бы не было этого преимущества анти-нигилистического влияния на стороне классических наук, мы бы больше подумали, взвесили бы доводы обеих сторон, — с тонкою улыбкой говорил Сергей Иванович, — мы бы дали простор тому и другому направлению. Но теперь мы
знаем, что в этих пилюлях классического образования лежит целебная сила антинигилизма, и мы
смело предлагаем их нашим пациентам… А что как нет и целебной силы? — заключил он, высыпая аттическую соль.
Исправляя ногу, он беспрестанно всматривался в фигуру Иоанна на заднем плане, которой посетители не
заметили, но которая, он
знал, была верх совершенства.
— Ты гулял хорошо? — сказал Алексей Александрович, садясь на свое кресло, придвигая к себе книгу Ветхого Завета и открывая ее. Несмотря на то, что Алексей Александрович не раз говорил Сереже, что всякий христианин должен твердо
знать священную историю, он сам в Ветхом Завете часто справлялся с книгой, и Сережа
заметил это.
Вронский
заметил, что восхищение Бетси уменьшилось, когда она
узнала, что развода еще не было.
Зная, что что-то случилось, но не
зная, что именно, Вронский испытывал мучительную тревогу и, надеясь
узнать что-нибудь, пошел в ложу брата. Нарочно выбрав противоположный от ложи Анны пролет партера, он, выходя, столкнулся с бывшим полковым командиром своим, говорившим с двумя знакомыми. Вронский слышал, как было произнесено имя Карениных, и
заметил, как поспешил полковой командир громко назвать Вронского, значительно взглянув на говоривших.
Левин уже привык теперь
смело говорить свою мысль, не давая себе труда облекать ее в точные слова; он
знал, что жена в такие любовные минуты, как теперь, поймет, что он хочет сказать, с намека, и она поняла его.
Княжна Варвара была тетка ее мужа, и она давно
знала ее и не уважала. Она
знала, что княжна Варвара всю жизнь свою провела приживалкой у богатых родственников; но то, что она жила теперь у Вронского, у чужого ей человека, оскорбило ее за родню мужа. Анна
заметила выражение лица Долли и смутилась, покраснела, выпустила из рук амазонку и спотыкнулась на нее.
— Мне? Не
смела? Если бы ты
знала, как я… Я считаю…
― Как я рад, ― сказал он, ― что ты
узнаешь ее. Ты
знаешь, Долли давно этого желала. И Львов был же у нее и бывает. Хоть она мне и сестра, ― продолжал Степан Аркадьич, ― я
смело могу сказать, что это замечательная женщина. Вот ты увидишь. Положение ее очень тяжело, в особенности теперь.
— Позволь мне не верить, — мягко возразил Степан Аркадьич. — Положение ее и мучительно для нее и безо всякой выгоды для кого бы то ни было. Она заслужила его, ты скажешь. Она
знает это и не просит тебя; она прямо говорит, что она ничего не
смеет просить. Но я, мы все родные, все любящие ее просим, умоляем тебя. За что она мучается? Кому от этого лучше?
«А, если так, то я
знаю, что мне делать, — сказала она, и, чувствуя поднимающийся в себе неопределенный гнев и потребность
мести, она взбежала наверх.