Неточные совпадения
Любовь
к женщине он не только не
мог себе представить без брака, но он прежде представлял себе семью, а потом уже ту женщину, которая даст ему семью. Его понятия о женитьбе поэтому не были похожи на понятия большинства его знакомых, для которых женитьба была одним из многих общежитейских дел; для Левина это было главным делом жизни, от которогo зависело всё ее
счастье.
И теперь от этого нужно было отказаться!
— Я несчастлива? — сказала она, приближаясь
к нему
и с восторженною улыбкой любви глядя на него, — я — как голодный человек, которому дали есть.
Может быть, ему холодно,
и платье у него разорвано,
и стыдно ему, но он не несчастлив. Я несчастлива? Нет, вот мое
счастье…
После страшной боли
и ощущения чего-то огромного, больше самой головы, вытягиваемого из челюсти, больной вдруг, не веря еще своему
счастию, чувствует, что не существует более того, что так долго отравляло его жизнь, приковывало
к себе всё внимание,
и что он опять
может жить, думать
и интересоваться не одним своим зубом.
Ничего, казалось, не было необыкновенного в том, что она сказала, но какое невыразимое для него словами значение было в каждом звуке, в каждом движении ее губ, глаз, руки, когда она говорила это! Тут была
и просьба о прощении,
и доверие
к нему,
и ласка, нежная, робкая ласка,
и обещание,
и надежда,
и любовь
к нему, в которую он не
мог не верить
и которая душила его
счастьем.
— Пойдемте
к мама! — сказала она, взяв его зa руку. Он долго не
мог ничего сказать, не столько потому, чтоб он боялся словом испортить высоту своего чувства, сколько потому, что каждый раз, как он хотел сказать что-нибудь, вместо слов, он чувствовал, что у него вырвутся слезы
счастья. Он взял ее руку
и поцеловал.
Кити смотрела на всех такими же отсутствующими глазами, как
и Левин. На все обращенные
к ней речи она
могла отвечать только улыбкой
счастья, которая теперь была ей так естественна.
— Костя! сведи меня
к нему, нам легче будет вдвоем. Ты только сведи меня, сведи меня, пожалуйста,
и уйди, — заговорила она. — Ты пойми, что мне видеть тебя
и не видеть его тяжелее гораздо. Там я
могу быть,
может быть, полезна тебе
и ему. Пожалуйста, позволь! — умоляла она мужа, как будто
счастье жизни ее зависело от этого.
Событие рождения сына (он был уверен, что будет сын), которое ему обещали, но в которое он всё-таки не
мог верить, — так оно казалось необыкновенно, — представлялось ему с одной стороны столь огромным
и потому невозможным
счастьем, с другой стороны — столь таинственным событием, что это воображаемое знание того, что будет,
и вследствие того приготовление как
к чему-то обыкновенному, людьми же производимому, казалось ему возмутительно
и унизительно.
Неточные совпадения
Стародум. Ты знаешь, что я одной тобой привязан
к жизни. Ты должна делать утешение моей старости, а мои попечении твое
счастье. Пошед в отставку, положил я основание твоему воспитанию, но не
мог иначе основать твоего состояния, как разлучась с твоей матерью
и с тобою.
К счастью, по причине неудачной охоты, наши кони не были измучены: они рвались из-под седла,
и с каждым мгновением мы были все ближе
и ближе…
И наконец я узнал Казбича, только не
мог разобрать, что такое он держал перед собою. Я тогда поравнялся с Печориным
и кричу ему: «Это Казбич!..» Он посмотрел на меня, кивнул головою
и ударил коня плетью.
Все, что
мог сделать умный секретарь, было уничтоженье запачканного послужного списка,
и на то уже он подвинул начальника не иначе, как состраданием, изобразив ему в живых красках трогательную судьбу несчастного семейства Чичикова, которого,
к счастию, у него не было.
А
счастье было так возможно, // Так близко!.. Но судьба моя // Уж решена. Неосторожно, // Быть
может, поступила я: // Меня с слезами заклинаний // Молила мать; для бедной Тани // Все были жребии равны… // Я вышла замуж. Вы должны, // Я вас прошу, меня оставить; // Я знаю: в вашем сердце есть //
И гордость,
и прямая честь. // Я вас люблю (
к чему лукавить?), // Но я другому отдана; // Я буду век ему верна».
Я не
мог надеяться на взаимность, да
и не думал о ней: душа моя
и без того была преисполнена
счастием. Я не понимал, что за чувство любви, наполнявшее мою душу отрадой, можно было бы требовать еще большего
счастия и желать чего-нибудь, кроме того, чтобы чувство это никогда не прекращалось. Мне
и так было хорошо. Сердце билось, как голубь, кровь беспрестанно приливала
к нему,
и хотелось плакать.