Неточные совпадения
— Дарья Александровна приказали доложить, что они уезжают. Пускай делают, как им,
вам то есть, угодно, — сказал он, смеясь только глазами, и, положив руки в карманы и склонив голову
на бок, уставился
на барина.
— Надо же
вам дать хоть кофею откушать, — сказал Матвей тем дружески-грубым тоном,
на который нельзя было сердиться.
— Я? я недавно, я вчера… нынче то есть… приехал, — отвечал Левин, не вдруг от волнения поняв ее вопрос. — Я хотел к
вам ехать, — сказал он и тотчас же, вспомнив, с каким намерением он искал ее, смутился и покраснел. — Я не знал, что
вы катаетесь
на коньках, и прекрасно катаетесь.
— Вашу похвалу надо ценить. Здесь сохранились предания, что
вы лучший конькобежец, — сказала она, стряхивая маленькою ручкой в черной перчатке иглы инея, упавшие
на муфту.
— И я уверен в себе, когда
вы опираетесь
на меня, — сказал он, но тотчас же испугался того, что̀ сказал, и покраснел. И действительно, как только он произнес эти слова, вдруг, как солнце зашло за тучи, лицо ее утратило всю свою ласковость, и Левин узнал знакомую игру ее лица, означавшую усилие мысли:
на гладком лбу ее вспухла морщинка.
— Да, вот растем, — сказала она ему, указывая главами
на Кити, — и стареем. Tiny bear [Медвежонок] уже стал большой! — продолжала Француженка смеясь и напомнила ему его шутку о трех барышнях, которых он называл тремя медведями из английской сказки. — Помните,
вы бывало так говорили?
— Но я только того и хотел, чтобы застать
вас одну, — начал он, не садясь и не глядя
на нее, чтобы не потерять смелости.
— Что это от
вас зависит, — повторил он. — Я хотел сказать… я хотел сказать… Я за этим приехал… что… быть моею женой! — проговорил он, не зная сам, что̀ говорил; но, почувствовав, что самое страшное сказано, остановился и посмотрел
на нее.
— А! Константин Дмитрич! Опять приехали в наш развратный Вавилон, — сказала она, подавая ему крошечную желтую руку и вспоминая его слова, сказанные как-то в начале зимы, что Москва есть Вавилон. — Что, Вавилон исправился или
вы испортились? — прибавила она, с усмешкой оглядываясь
на Кити.
— Извините меня, графиня, — но я, право, ничего этого не знаю и ничего не могу
вам сказать, — сказал он и оглянулся
на входившего вслед за дамой военного.
— Позвольте
вас познакомить, — сказала княгиня, указывая
на Левина. — Константин Дмитрич Левин. Граф Алексей Кириллович Вронский.
— Не знаю, я не пробовал подолгу. Я испытывал странное чувство, — продолжал он. — Я нигде так не скучал по деревне, русской деревне, с лаптями и мужиками, как прожив с матушкой зиму в Ницце. Ницца сама по себе скучна,
вы знаете. Да и Неаполь, Сорренто хороши только
на короткое время. И именно там особенно живо вспоминается Россия, и именно деревня. Они точно как…
— Да, вот
вам кажется! А как она в самом деле влюбится, а он столько же думает жениться, как я?… Ох! не смотрели бы мои глаза!.. «Ах, спиритизм, ах, Ницца, ах,
на бале»… — И князь, воображая, что он представляет жену, приседал
на каждом слове. — А вот, как сделаем несчастье Катеньки, как она в самом деле заберет в голову…
— Я не знаю,
на что
вы намекаете, maman, — отвечал сын холодно. — Что ж, maman, идем.
— Вероятно, это
вам очень наскучило, — сказал он, сейчас,
на лету, подхватывая этот мяч кокетства, который она бросила ему. Но она, видимо, не хотела продолжать разговора в этом тоне и обратилась к старой графине...
— Ах, если бы
вы видели, графиня, — говорил Степан Аркадьич. — И жена его тут… Ужасно видеть ее… Она бросилась
на тело. Говорят, он один кормил огромное семейство. Вот ужас!
— Как может быть
вам скучно
на бале?
—
Вы поедете
на этот бал? — спросила Кити.
— Я очень рада буду, если
вы поедете. Я бы так хотела
вас видеть
на бале.
— Я
вас воображаю
на бале в лиловом.
— А я знаю, отчего
вы зовете меня
на бал.
Вы ждете много от этого бала, и
вам хочется, чтобы все тут были, все принимали участие.
— Я знаю кое-что. Стива мне говорил, и поздравляю
вас, он мне очень нравится, — продолжала Анна, — я встретила Вронского
на железной дороге.
— Нет, я не брошу камня, — отвечала она ему
на что-то, — хотя я не понимаю, — продолжала она, пожав плечами, и тотчас же с нежною улыбкой покровительства обратилась к Кити. Беглым женским взглядом окинув ее туалет, она сделала чуть-заметное, но понятное для Кити, одобрительное ее туалету и красоте движенье головой. —
Вы и в залу входите танцуя, — прибавила она.
— Он при мне звал ее
на мазурку, — сказала Нордстон, зная, что Кити поймет, кто он и она. — Она сказала: разве
вы не танцуете с княжной Щербацкой?
— О чем
вы говорили? — сказал он, хмурясь и переводя испуганные глаза с одного
на другого. — О чем?
— Да не говори ей
вы. Она этого боится. Ей никто, кроме мирового судьи, когда ее судили за то, что она хотела уйти из дома разврата, никто не говорил
вы. Боже мой, что это за бессмыслица
на свете! — вдруг вскрикнул он. — Эти новыя учреждения, эти мировые судьи, земство, что это за безобразие!
— В кого же дурной быть? А Семен рядчик
на другой день вашего отъезда пришел. Надо будет порядиться с ним, Константин Дмитрич, — сказал приказчик. — Я
вам прежде докладывал про машину.
— Я так бы желала, чтобы
вы все меня любили, как я
вас люблю; а теперь я еще больше полюбила
вас, — сказала она со слезами
на глазах. — Ах, как я нынче глупа!
— Я не знала, что
вы едете. Зачем
вы едете? — сказала она, опустив руку, которою взялась было за столбик. И неудержимая радость и оживление сияли
на ее лице.
— Хорошо ли
вы провели ночь? — сказал он, наклоняясь пред нею и пред мужем вместе и предоставляя Алексею Александровичу принять этот поклон
на свой счет и узнать его или не узнать, как ему будет угодно.
— Браво! Вронский! — закричал Петрицкий, вскакивая и гремя стулом. — Сам хозяин! Баронесса, кофею ему из нового кофейника. Вот не ждали! Надеюсь, ты доволен украшением твоего кабинета, — сказал он, указывая
на баронессу. —
Вы ведь знакомы?
— Ну, теперь прощайте, а то
вы никогда не умоетесь, и
на моей совести будет главное преступление порядочного человека, нечистоплотность. Так
вы советуете нож к горлу?
— Ну, bonne chance, [желаю
вам удачи,] — прибавила она, подавая Вронскому палец, свободный от держания веера, и движением плеч опуская поднявшийся лиф платья, с тем чтобы, как следует, быть вполне голою, когда выйдет вперед, к рампе,
на свет газа и
на все глаза.
—
Вы не находите, что в Тушкевиче есть что-то Louis XV? — сказал он, указывая глазами
на красивого белокурого молодого человека, стоявшего у стола.
— Ах, можно ли так подкрадываться? Как
вы меня испугали, — отвечала она. — Не говорите, пожалуйста, со мной про оперу,
вы ничего не понимаете в музыке. Лучше я спущусь до
вас и буду говорить с
вами про ваши майолики и гравюры. Ну, какое там сокровище купили
вы недавно
на толкучке?
— Типун
вам на язык, — сказала вдруг княгиня Мягкая, услыхав эти слова. — Каренина прекрасная женщина. Мужа ее я не люблю, а ее очень люблю.
— Жалко, что мы не слыхали, — сказала хозяйка, взглядывая
на входную дверь. — А, вот и
вы наконец! — обратилась она с улыбкой к входившему Вронскому.
— Вот именно, — подхватила Бетси, — надо ошибиться и поправиться. Как
вы об этом думаете? — обратилась она к Анне, которая с чуть заметною твердою улыбкой
на губах молча слушала этот разговор.
— Да, я хотела сказать
вам, — сказала она, не глядя
на него. —
Вы дурно поступили, дурно, очень дурно.
— Зачем
вы говорите мне это? — сказала она, строго взглядывая
на него.
—
Вы помните, что я запретила
вам произносить это слово, это гадкое слово, — вздрогнув сказала Анна; но тут же она почувствовала, что одним этим словом: запретила она показывала, что признавала за собой известные права
на него и этим самым поощряла его говорить про любовь.
— Да
вам на счет чего угодно плотника?
— Не с этим народом, а с этим приказчиком! — сказал Левин, вспыхнув. — Ну для чего я
вас держу! — закричал он. Но вспомнив, что этим не поможешь, остановился
на половине речи и только вздохнул. — Ну что, сеять можно? — спросил он, помолчав.
— Да
вы и то, кажется, мало спите. Нам веселей, как у хозяина
на глазах…
— Да вот посмотрите
на лето. Отличится.
Вы гляньте-ка, где я сеял прошлую весну. Как рассадил! Ведь я, Константин Дмитрич, кажется, вот как отцу родному стараюсь. Я и сам не люблю дурно делать и другим не велю. Хозяину хорошо, и нам хорошо. Как глянешь вон, — сказал Василий, указывая
на поле, — сердце радуется.
— Зачем мне
вам свое даром давать? Я ведь не
на земле нашел и не украл.
— Если бы
вы ехали
на нем, — сказал Англичанин, — я бы зa
вас держал.
— Что с
вами?
Вы нездоровы? — сказал он по-французски, подходя к ней. Он хотел подбежать к ней; но, вспомнив, что могли быть посторонние, оглянулся
на балконную дверь и покраснел, как он всякий раз краснел, чувствуя, что должен бояться и оглядываться.
— Да, — сказал он, решительно подходя к ней. — Ни я, ни
вы не смотрели
на наши отношения как
на игрушку, а теперь наша судьба решена. Необходимо кончить, — сказал он оглядываясь, — ту ложь, в которой мы живем.
— Подайте чаю да скажите Сереже, что Алексей Александрович приехал. Ну, что, как твое здоровье? Михаил Васильевич,
вы у меня не были; посмотрите, как
на балконе у меня хорошо, — говорила она, обращаясь то к тому, то к другому.