Неточные совпадения
Он поглядел
на нее, и злоба, выразившаяся
на ее лице, испугала и удивила его. Он не понимал того, что его жалость к ней раздражала ее. Она видела в нем к себе сожаленье, но не
любовь. «Нет, она ненавидит меня. Она не простит», подумал он.
— Ты пойми, — сказал он, — что это не
любовь. Я был влюблен, но это не то. Это не мое чувство, а какая-то сила внешняя завладела мной. Ведь я уехал, потому что решил, что этого не может быть, понимаешь, как счастья, которого не бывает
на земле; но я бился с собой и вижу, что без этого нет жизни. И надо решить…
— О моралист! Но ты пойми, есть две женщины: одна настаивает только
на своих правах, и права эти твоя
любовь, которой ты не можешь ей дать; а другая жертвует тебе всем и ничего не требует. Что тебе делать? Как поступить? Тут страшная драма.
Она тяжело дышала, не глядя
на него. Она испытывала восторг. Душа ее была переполнена счастьем. Она никак не ожидала, что высказанная
любовь его произведет
на нее такое сильное впечатление. Но это продолжалось только одно мгновение. Она вспомнила Вронского. Она подняла
на Левина свои светлые правдивые глаза и, увидав его отчаянное лицо, поспешно ответила...
Она живо вспомнила это мужественное, твердое лицо, это благородное спокойствие и светящуюся во всем доброту ко всем; вспомнила
любовь к себе того, кого она любила, и ей опять стало радостно
на душе, и она с улыбкой счастия легла
на подушку.
Участие и
любовь непритворные видны были
на лице Анны.
Кити посмотрела
на его лицо, которое было
на таком близком от нее расстоянии, и долго потом, чрез несколько лет, этот взгляд, полный
любви, которым она тогда взглянула
на него и
на который он не ответил ей, мучительным стыдом резал ее сердце.
Любовь к женщине он не только не мог себе представить без брака, но он прежде представлял себе семью, а потом уже ту женщину, которая даст ему семью. Его понятия о женитьбе поэтому не были похожи
на понятия большинства его знакомых, для которых женитьба была одним из многих общежитейских дел; для Левина это было главным делом жизни, от которогo зависело всё ее счастье. И теперь от этого нужно было отказаться!
— Вы помните, что я запретила вам произносить это слово, это гадкое слово, — вздрогнув сказала Анна; но тут же она почувствовала, что одним этим словом: запретила она показывала, что признавала за собой известные права
на него и этим самым поощряла его говорить про
любовь.
Она все силы ума своего напрягла
на то, чтобы сказать то, что должно; но вместо того она остановила
на нем свой взгляд, полный
любви, и ничего не ответила.
На мгновение лицо ее опустилось, и потухла насмешливая искра во взгляде; но слово «люблю» опять возмутило ее. Она подумала: «любит? Разве он может любить? Если б он не слыхал, что бывает
любовь, он никогда и не употреблял бы этого слова. Он и не знает, что такое
любовь».
Само собою разумеется, что он не говорил ни с кем из товарищей о своей
любви, не проговаривался и в самых сильных попойках (впрочем, он никогда не бывал так пьян, чтобы терять власть над собой) и затыкал рот тем из легкомысленных товарищей, которые пытались намекать ему
на его связь.
Но, несмотря
на то, что его
любовь была известна всему городу — все более или менее верно догадывались об его отношениях к Карениной, — большинство молодых людей завидовали ему именно в том, что было самое тяжелое в его
любви, — в высоком положении Каренина и потому в выставленности этой связи для света.
Старший брат был тоже недоволен меньшим. Он не разбирал, какая это была
любовь, большая или маленькая, страстная или не страстная, порочная или непорочная (он сам, имея детей, содержал танцовщицу и потому был снисходителен
на это); по он знал, что это
любовь ненравящаяся тем, кому нужна нравиться, и потому не одобрял поведения брата.
В нынешнем же году назначены были офицерские скачки с препятствиями. Вронский записался
на скачки, купил английскую кровную кобылу и, несмотря
на свою
любовь, был страстно хотя и сдержанно, увлечен предстоящими скачками…
Две страсти эти не мешали одна другой. Напротив, ему нужно было занятие и увлечение, независимое от его
любви,
на котором он освежался и отдыхал от слишком волновавших его впечатлений.
— Я несчастлива? — сказала она, приближаясь к нему и с восторженною улыбкой
любви глядя
на него, — я — как голодный человек, которому дали есть. Может быть, ему холодно, и платье у него разорвано, и стыдно ему, но он не несчастлив. Я несчастлива? Нет, вот мое счастье…
— Нет, я совсем не хороша. Ну, скажите мне… Постойте, посидимте, — сказала Кити, усаживая ее опять
на скамейку подле себя. — Скажите, неужели не оскорбительно думать, что человек пренебрег вашею
любовью, что он не хотел?..
Мадам Шталь говорила с Кити как с милым ребенком,
на которого любуешься, как
на воспоминание своей молодости, и только один раз упомянула о том, что во всех людских горестях утешение дает лишь
любовь и вера и что для сострадания к нам Христа нет ничтожных горестей, и тотчас же перевела разговор
на другое.
Но, несмотря
на свою
любовь и уважение к Сергею Ивановичу, Константину Левину было в деревне неловко с братом.
Для Константина народ был только главный участник в общем труде, и, несмотря
на всё уважение и какую-то кровную
любовь к мужику, всосанную им, как он сам говорил, вероятно с молоком бабы-кормилицы, он, как участник с ним в общем деле, иногда приходивший в восхищенье от силы, кротости, справедливости этих людей, очень часто, когда в общем деле требовались другие качества, приходил в озлобление
на народ за его беспечность, неряшливость, пьянство, ложь.
Она была порядочная женщина, подарившая ему свою
любовь, и он любил ее, и потому она была для него женщина, достойная такого же и еще большего уважения, чем законная жена. Он дал бы отрубить себе руку прежде, чем позволить себе словом, намеком не только оскорбить ее, но не выказать ей того уважения,
на какое только может рассчитывать женщина.
Раз решив сам с собою, что он счастлив своею
любовью, пожертвовал ей своим честолюбием, взяв, по крайней мере,
на себя эту роль, — Вронский уже не мог чувствовать ни зависти к Серпуховскому, ни досады
на него за то, что он, приехав в полк, пришел не к нему первому. Серпуховской был добрый приятель, и он был рад ему.
Эти припадки ревности, в последнее время всё чаще и чаще находившие
на нее, ужасали его и, как он ни старался скрывать это, охлаждали его к ней, несмотря
на то, что он знал, что причина ревности была
любовь к нему.
И, несмотря
на то, он чувствовал, что тогда, когда
любовь его была сильнее, он мог, если бы сильно захотел этого, вырвать эту
любовь из своего сердца, но теперь, когда, как в эту минуту, ему казалось, что он не чувствовал
любви к ней, он знал, что связь его с ней не может быть разорвана.
«Бедный, несчастный!» подумал Левин, и слезы выступили ему
на глаза от
любви и жалости к этому человеку.
Он видел только ее ясные, правдивые глаза, испуганные той же радостью
любви, которая наполняла и его сердце. Глаза эти светились ближе и ближе, ослепляя его своим светом
любви. Она остановилась подле самого его, касаясь его. Руки ее поднялись и опустились ему
на плечи.
«Вы можете затоптать в грязь», слышал он слова Алексея Александровича и видел его пред собой, и видел с горячечным румянцем и блестящими глазами лицо Анны, с нежностью и
любовью смотрящее не
на него, а
на Алексея Александровича; он видел свою, как ему казалось, глупую и смешную фигуру, го когда Алексей Александрович отнял ему от лица руки. Он опять вытянул ноги и бросился
на диван в прежней позе и закрыл глаза.
— Я очень благодарю вас за ваше доверие, но… — сказал он, с смущением и досадой чувствуя, что то, что он легко и ясно мог решить сам с собою, он не может обсуждать при княгине Тверской, представлявшейся ему олицетворением той грубой силы, которая должна была руководить его жизнью в глазах света и мешала ему отдаваться своему чувству
любви и прощения. Он остановился, глядя
на княгиню Тверскую.
— Нисколько, — сказал он, — позволь. Ты не можешь видеть своего положения, как я. Позволь мне сказать откровенно свое мнение. — Опять он осторожно улыбнулся своею миндальною улыбкой. — Я начну сначала: ты вышла замуж за человека, который
на двадцать лет старше тебя. Ты вышла замуж без
любви или не зная
любви. Это была ошибка, положим.
«Ты бо изначала создал еси мужеский пол и женский, — читал священник вслед за переменой колец, — и от Тебе сочетавается мужу жена, в помощь и в восприятие рода человеча. Сам убо, Господи Боже наш, пославый истину
на наследие Твое и обетование Твое,
на рабы Твоя отцы наша, в коемждо роде и роде, избранныя Твоя: призри
на раба Твоего Константина и
на рабу Твою Екатерину и утверди обручение их в вере, и единомыслии, и истине, и
любви»….
Она радовалась
на Кити и Левина; возвращаясь мыслью к своей свадьбе, она взглядывала
на сияющего Степана Аркадьича, забывала всё настоящее и помнила только свою первую невинную
любовь.
Несмотря
на то, что Левин полагал, что он имеет самые точные понятия о семейной жизни, он, как и все мужчины, представлял себе невольно семейную жизнь только как наслаждение
любви, которой ничто не должно было препятствовать и от которой не должны были отвлекать мелкие заботы.
Первая эта их ссора произошла оттого, что Левин поехал
на новый хутор и пробыл полчаса долее, потому что хотел проехать ближнею дорогой и заблудился. Он ехал домой, только думая о ней, о ее
любви, о своем счастьи, и чем ближе подъезжал, тем больше разгоралась в нем нежность к ней. Он вбежал в комнату с тем же чувством и еще сильнейшим, чем то, с каким он приехал к Щербацким делать предложение. И вдруг его встретило мрачное, никогда не виданное им в ней выражение. Он хотел поцеловать ее, она оттолкнула его.
Не успела
на его глазах совершиться одна тайна смерти, оставшаяся неразгаданной, как возникла другая, столь же неразгаданная, вызывавшая к
любви и жизни.
— Но
любовь ли это, друг мой? Искренно ли это? Положим, вы простили, вы прощаете… но имеем ли мы право действовать
на душу этого ангела? Он считает ее умершею. Он молится за нее и просит Бога простить ее грехи… И так лучше. А тут что он будет думать?
Воспоминание о вас для вашего сына может повести к вопросам с его стороны,
на которые нельзя отвечать, не вложив в душу ребенка духа осуждения к тому, что должно быть для него святыней, и потому прошу понять отказ вашего мужа в духе христианской
любви. Прошу Всевышнего о милосердии к вам.
Ему было девять лет, он был ребенок; но душу свою он знал, она была дорога ему, он берег ее, как веко бережет глаз, и без ключа
любви никого не пускал в свою душу. Воспитатели его жаловались, что он не хотел учиться, а душа его была переполнена жаждой познания. И он учился у Капитоныча, у няни, у Наденьки, у Василия Лукича, а не у учителей. Та вода, которую отец и педагог ждали
на свои колеса, давно уже просочилась и работала в другом месте.
И всё это сделала Анна, и взяла ее
на руки, и заставила ее попрыгать, и поцеловала ее свежую щечку и оголенные локотки; но при виде этого ребенка ей еще яснее было, что то чувство, которое она испытывала к нему, было даже не
любовь в сравнении с тем, что она чувствовала к Сереже.
На первого ребенка, хотя и от нелюбимого человека, были положены все силы
любви, не получавшие удовлетворения; девочка была рождена в самых тяжелых условиях, и
на нее не было положено и сотой доли тех забот, которые были положены
на первого.
И те уверения в
любви, которые ему казались так пошлы, что ему совестно было выговаривать их, она впивала в себя и понемногу успокоивалась.
На другой день после этого, совершенно примиренные, они уехали в деревню.
И что они были счастливы своею
любовью, это заключало в себе неприятный намек
на тех, которые того же хотели и не могли, — и им было совестно.
Но теперь Долли была поражена тою временною красотой, которая только в минуты
любви бывает
на женщинах и которую она застала теперь
на лице Анны.
— Да вот что хотите, я не могла. Граф Алексей Кириллыч очень поощрял меня — (произнося слова граф Алексей Кириллыч, она просительно-робко взглянула
на Левина, и он невольно отвечал ей почтительным и утвердительным взглядом) — поощрял меня заняться школой в деревне. Я ходила несколько раз. Они очень милы, но я не могла привязаться к этому делу. Вы говорите — энергию. Энергия основана
на любви. А
любовь неоткуда взять, приказать нельзя. Вот я полюбила эту девочку, сама не знаю зачем.
Хотя она бессознательно (как она действовала в это последнее время в отношении ко всем молодым мужчинам) целый вечер делала всё возможное для того, чтобы возбудить в Левине чувство
любви к себе, и хотя она знала, что она достигла этого, насколько это возможно в отношении к женатому честному человеку и в один вечер, и хотя он очень понравился ей (несмотря
на резкое различие, с точки зрения мужчин, между Вронским и Левиным, она, как женщина, видела в них то самое общее, за что и Кити полюбила и Вронского и Левина), как только он вышел из комнаты, она перестала думать о нем.
— Господи, помилуй! прости, помоги! — твердил он как-то вдруг неожиданно пришедшие
на уста ему слова. И он, неверующий человек, повторял эти слова не одними устами. Теперь, в эту минуту, он знал, что все не только сомнения его, но та невозможность по разуму верить, которую он знал в себе, нисколько не мешают ему обращаться к Богу. Всё это теперь, как прах, слетело с его души. К кому же ему было обращаться, как не к Тому, в Чьих руках он чувствовал себя, свою душу и свою
любовь?
— А, и вы тут, — сказала она, увидав его. — Ну, что ваша бедная сестра? Вы не смотрите
на меня так, — прибавила она. — С тех пор как все набросились
на нее, все те, которые хуже ее во сто тысяч раз, я нахожу, что она сделала прекрасно. Я не могу простить Вронскому, что он не дал мне знать, когда она была в Петербурге. Я бы поехала к ней и с ней повсюду. Пожалуйста, передайте ей от меня мою
любовь. Ну, расскажите же мне про нее.
— Та перемена, которая произошла в нем, не может ослабить его чувства
любви к ближним; напротив, перемена, которая произошла в нем, должна увеличить
любовь. Но я боюсь, что вы не понимаете меня. Не хотите ли чаю? — сказала она, указывая глазами
на лакея, подавшего
на подносе чай.
Для нее весь он, со всеми его привычками, мыслями, желаниями, со всем его душевным и физическим складом, был одно —
любовь к женщинам, и эта
любовь, которая, по ее чувству, должна была быть вся сосредоточена
на ней одной,
любовь эта уменьшилась; следовательно, по ее рассуждению, он должен был часть
любви перенести
на других или
на другую женщину, — и она ревновала.
Теперь, когда он спал, она любила его так, что при виде его не могла удержать слез нежности; но она знала, что если б он проснулся, то он посмотрел бы
на нее холодным, сознающим свою правоту взглядом, и что, прежде чем говорить ему о своей
любви, она должна бы была доказать ему, как он был виноват пред нею.