Неточные совпадения
— Я враг поездок за
границу. И изволите видеть: если есть начало туберкулезного процесса, чего мы
знать не можем, то поездка за
границу не поможет. Необходимо такое средство, которое бы поддерживало питание и
не вредило.
Он думал о том, что Анна обещала ему дать свиданье нынче после скачек. Но он
не видал ее три дня и, вследствие возвращения мужа из-за
границы,
не знал, возможно ли это нынче или нет, и
не знал, как
узнать это. Он виделся с ней в последний раз на даче у кузины Бетси. На дачу же Карениных он ездил как можно реже. Теперь он хотел ехать туда и обдумывал вопрос, как это сделать.
— Ну, послушай однако, — нахмурив свое красивое умное лицо, сказал старший брат, — есть
границы всему. Это очень хорошо быть чудаком и искренним человеком и
не любить фальши, — я всё это
знаю; но ведь то, что ты говоришь, или
не имеет смысла или имеет очень дурной смысл. Как ты находишь неважным, что тот народ, который ты любишь, как ты уверяешь…
Письмо было от Облонского. Левин вслух прочел его. Облонский писал из Петербурга: «Я получил письмо от Долли, она в Ергушове, и у ней всё
не ладится. Съезди, пожалуйста, к ней, помоги советом, ты всё
знаешь. Она так рада будет тебя видеть. Она совсем одна, бедная. Теща со всеми еще зa
границей».
И потому она
знала, что их дом будет в деревне, и желала ехать
не за
границу, где она
не будет жить, а туда, где будет их дом.
― Только бы были лучше меня. Вот всё, чего я желаю. Вы
не знаете еще всего труда, ― начал он, ― с мальчиками, которые, как мои, были запущены этою жизнью за
границей.
Он имел о себе самое высокое мнение; тщеславие его
не знало границ, но он держался просто, глядел одобрительно, слушал снисходительно и так добродушно смеялся, что на первых порах мог даже прослыть за «чудного малого».
Прежней Антониды Ивановны точно не существовало, а была другая женщина, которая, казалось,
не знала границ своим желаниям и в опьяняющем чаду своей фантазии безрассудно жгла две жизни.
Она не может жить в границах и формах, в дифференциациях культуры, душа эта устремлена к конечному и предельному, потому что она
не знает границ и форм жизни, не встречает дисциплинирующих очертаний и пределов в строении своей земли, в своей стихии.
Трудно передать тот буйный восторг, которому отдался экзальтированный юноша: ни в горе, ни в радости
не знает границ наивная и чистосердечная юность. Он горячо жал мне руки, тормошил меня, беспокоя мои старые кости, называл меня другом, отцом, даже «милой старой мордашкой» (!) и тысячью других ласковых и несколько наивных слов. К сожалению, беседа наша затянулась, и, несмотря на уговоры юноши, не желавшего расстаться со мной, я поторопился к себе.
Неточные совпадения
Я пошел прямо к Вернеру, застал его дома и рассказал ему все — отношения мои к Вере и княжне и разговор, подслушанный мною, из которого я
узнал намерение этих господ подурачить меня, заставив стреляться холостыми зарядами. Но теперь дело выходило из
границ шутки: они, вероятно,
не ожидали такой развязки.
— Все такие мелкие интересы, вот что ужасно! Прежде я по зимам жила в Москве… но теперь там обитает мой благоверный, мсьё Кукшин. Да и Москва теперь… уж я
не знаю — тоже уж
не то. Я думаю съездить за
границу; я в прошлом году уже совсем было собралась.
— Кричит: продавайте лес, уезжаю за
границу! Какому черту я продам, когда никто ничего
не знает, леса мужики жгут, все — испугались… А я — Блинова боюсь, он тут затевает что-то против меня, может быть, хочет голубятню поджечь. На днях в манеже был митинг «Союза русского народа», он там орал: «Довольно!» Даже кровь из носа потекла у идиота…
— Бир, — сказал Петров, показывая ей два пальца. — Цвей бир! [Пару пива! (нем.)] Ничего
не понимает, корова. Черт их
знает, кому они нужны, эти мелкие народы? Их надобно выселить в Сибирь, вот что! Вообще — Сибирь заселить инородцами. А то,
знаете, живут они на
границе, все эти латыши, эстонцы, чухонцы, и тяготеют к немцам. И все — революционеры.
Знаете, в пятом году, в Риге, унтер-офицерская школа отлично расчесала латышей, били их, как бешеных собак. Молодцы унтер-офицеры, отличные стрелки…
Она мечтала, как «прикажет ему прочесть книги», которые оставил Штольц, потом читать каждый день газеты и рассказывать ей новости, писать в деревню письма, дописывать план устройства имения, приготовиться ехать за
границу, — словом, он
не задремлет у нее; она укажет ему цель, заставит полюбить опять все, что он разлюбил, и Штольц
не узнает его, воротясь.