Неточные совпадения
— Я помню про детей и поэтому всё в мире сделала бы, чтобы спасти их; но я сама не знаю,
чем я спасу их: тем ли,
что увезу от отца, или тем,
что оставлю с развратным отцом, — да, с развратным отцом…
Ну, скажите, после того…
что было, разве возможно нам жить вместе? Разве это возможно? Скажите же, разве это возможно? — повторяла она, возвышая голос. — После того как мой муж, отец моих детей, входит в любовную связь с гувернанткой своих детей…
— Мы тебя давно ждали, — сказал Степан Аркадьич, войдя в кабинет и выпустив руку Левина, как бы этим показывая,
что тут опасности кончились. — Очень, очень рад тебя видеть, — продолжал он. —
Ну,
что ты? Как? Когда приехал?
—
Ну, коротко сказать, я убедился,
что никакой земской деятельности нет и быть не может, — заговорил он, как будто кто-то сейчас обидел его, — с одной стороны игрушка, играют в парламент, а я ни достаточно молод, ни достаточно стар, чтобы забавляться игрушками; а с другой (он заикнулся) стороны, это — средство для уездной coterie [партии] наживать деньжонки.
—
Ну, хорошо, хорошо. Погоди еще, и ты придешь к этому. Хорошо, как у тебя три тысячи десятин в Каразинском уезде, да такие мускулы, да свежесть, как у двенадцатилетней девочки, — а придешь и ты к нам. Да, так о том,
что ты спрашивал: перемены нет, но жаль,
что ты так давно не был.
—
Ну, хорошо. Понято, — сказал Степан Аркадьич. — Так видишь ли: я бы позвал тебя к себе, но жена не совсем здорова. А вот
что: если ты хочешь их видеть, они, наверное, нынче в Зоологическом Саду от четырех до пяти. Кити на коньках катается. Ты поезжай туда, а я заеду, и вместе куда-нибудь обедать.
—
Ну,
что у вас земство, как? — спросил Сергей Иванович, который очень интересовался земством и приписывал ему большое значение.
— Может быть, и нельзя помочь, но я чувствую, особенно в эту минуту —
ну да это другое — я чувствую,
что я не могу быть спокоен.
—
Ну, этого я не понимаю, — сказал Сергей Иванович. — Одно я понимаю, — прибавил он, — это урок смирения. Я иначе и снисходительнее стал смотреть на то,
что называется подлостью, после того как брат Николай стал тем,
что он есть… Ты знаешь,
что он сделал…
—
Ну, в «Англию», — сказал Степан Аркадьич, выбрав «Англию» потому,
что там он, в «Англии», был более должен,
чем в «Эрмитаже». Он потому считал нехорошим избегать этой гостиницы. — У тебя есть извозчик?
Ну и прекрасно, а то я отпустил карету.
— Еще бы!
Что ни говори, это одно из удовольствий жизни, — сказал Степан Аркадьич. —
Ну, так дай ты нам, братец ты мой, устриц два, или мало — три десятка, суп с кореньями….
— С кореньями, знаешь? Потом тюрбо под густым соусом, потом…. ростбифу; да смотри, чтобы хорош был. Да каплунов,
что ли,
ну и консервов.
—
Что ты! Вздор какой! Это ее манера….
Ну давай же, братец, суп!… Это ее манера, grande dame, [важной дамы,] — сказал Степан Аркадьич. — Я тоже приеду, но мне на спевку к графине Бониной надо.
Ну как же ты не дик?
Чем же объяснить то,
что ты вдруг исчез из Москвы? Щербацкие меня спрашивали о тебе беспрестанно, как будто я должен знать. А я знаю только одно: ты делаешь всегда то,
что никто не делает.
— Нет, ты точно думаешь,
что это возможно? Нет, ты скажи всё,
что ты думаешь!
Ну, а если, если меня ждет отказ?… И я даже уверен….
— Она это говорит! — вскрикнул Левин. — Я всегда говорил,
что она прелесть, твоя жена.
Ну и довольно, довольно об этом говорить, — сказал он, вставая с места.
— Ну-с, он появился здесь вскоре после тебя, и, как я понимаю, он по уши влюблен в Кити, и ты понимаешь,
что мать….
— Какой опыт? столы вертеть?
Ну, извините меня, дамы и господа, но, по моему, в колечко веселее играть, — сказал старый князь, глядя на Вронского и догадываясь,
что он затеял это. — В колечке еще есть смысл.
«
Ну так
что ж?
Ну и ничего. Мне хорошо, и ей хорошо». И он задумался о том, где ему окончить нынешний вечер.
—
Ну,
что, maman, вы совершенно здоровы? — повторил он, обращаясь к матери.
—
Ну, разумеется, — быстро прервала Долли, как будто она говорила то,
что не раз думала, — иначе бы это не было прощение. Если простить, то совсем, совсем.
Ну, пойдем, я тебя проведу в твою комнату, — сказала она вставая, и по дороге Долли обняла Анну. — Милая моя, как я рада,
что ты приехала. Мне легче, гораздо легче стало.
— Ах, много! И я знаю,
что он ее любимец, но всё-таки видно,
что это рыцарь…
Ну, например, она рассказывала,
что он хотел отдать всё состояние брату,
что он в детстве еще что-то необыкновенное сделал, спас женщину из воды. Словом, герой, — сказала Анна, улыбаясь и вспоминая про эти двести рублей, которые он дал на станции.
— А, ты так? — сказал он. —
Ну, входи, садись. Хочешь ужинать? Маша, три порции принеси. Нет, постой. Ты знаешь, кто это? — обратился он к брату, указывая на господина в поддевке, — это господин Крицкий, мой друг еще из Киева, очень замечательный человек. Его, разумеется, преследует полиция, потому
что он не подлец.
—
Ну, хорошо, хорошо!… Да
что ж ужин? А, вот и он, — проговорил он, увидав лакея с подносом. — Сюда, сюда ставь, — проговорил он сердито и тотчас же взял водку, налил рюмку и жадно выпил. — Выпей, хочешь? — обратился он к брату, тотчас же повеселев.
—
Ну, будет о Сергее Иваныче. Я всё-таки рад тебя видеть.
Что там ни толкуй, а всё не чужие.
Ну, выпей же. Расскажи,
что ты делаешь? — продолжал он, жадно пережевывая кусок хлеба и наливая другую рюмку. — Как ты живешь?
— Я рад,
что всё кончилось благополучно и
что ты приехала? — продолжал он. —
Ну,
что говорят там про новое положение, которое я провел в совете?
— Не может быть! — закричал он, отпустив педаль умывальника, которым он обливал свою красную здоровую шею. — Не может быть! — закричал он при известии о том,
что Лора сошлась с Милеевым и бросила Фертингофа. — И он всё так же глуп и доволен?
Ну, а Бузулуков
что?
— Да, это само собой разумеется, — отвечал знаменитый доктор, опять взглянув на часы. — Виноват;
что, поставлен ли Яузский мост, или надо всё еще кругом объезжать? — спросил он. — А! поставлен. Да,
ну так я в двадцать минут могу быть. Так мы говорили,
что вопрос так поставлен: поддержать питание и исправить нервы. Одно в связи с другим, надо действовать на обе стороны круга.
— А!
Ну, в этом случае
что ж, пускай едут; только, повредят эти немецкие шарлатаны… Надо, чтобы слушались…
Ну, так пускай едут.
—
Ну,
что? — сказала она, входя в гостиную и не снимая шляпы. — Вы все веселые. Верно, хорошо?
— Как же решили, едете?
Ну, а со мной
что хотите делать?
—
Ну, будет, будет! И тебе тяжело, я знаю.
Что делать? Беды большой нет. Бог милостив… благодарствуй… — говорил он, уже сам не зная,
что говорит, и отвечая на мокрый поцелуй княгини, который он почувствовал на своей руке, и вышел из комнаты.
— Блаженны миротворцы, они спасутся, — сказала Бетси, вспоминая что-то подобное, слышанное ею от кого-то. —
Ну, так садитесь, расскажите,
что такое?
—
Ну, не буду, тем более,
что все знают эти ужасы.
— Со мной? — сказала она удивленно, вышла из двери и посмотрела на него. —
Что же это такое? О
чем это? — спросила она садясь. —
Ну, давай переговорим, если так нужно. А лучше бы спать.
— Ну-с, я слушаю,
что будет, — проговорила она спокойно и насмешливо. — И даже с интересом слушаю, потому,
что желала бы понять, в
чем дело.
—
Ну, как я рад,
что добрался до тебя! Теперь я пойму, в
чем состоят те таинства, которые ты тут совершаешь. Но нет, право, я завидую тебе. Какой дом, как славно всё! Светло, весело, — говорил Степан Аркадьич, забывая,
что не всегда бывает весна и ясные дни, как нынче. — И твоя нянюшка какая прелесть! Желательнее было бы хорошенькую горничную в фартучке; но с твоим монашеством и строгим стилем — это очень хорошо.
—
Ну, Агафья Михайловна, — сказал ей Степан Аркадьич, целуя кончики своих пухлых пальцев, — какой полоток у вас, какой травничок!… А
что, не пора ли, Костя? — прибавил он.
— Вот он! — сказал Левин, указывая на Ласку, которая, подняв одно ухо и высоко махая кончиком пушистого хвоста, тихим шагом, как бы желая продлить удовольствие и как бы улыбаясь, подносила убитую птицу к хозяину. —
Ну, я рад,
что тебе удалось, — сказал Левин, вместе с тем уже испытывая чувство зависти,
что не ему удалось убить этого вальдшнепа.
—
Ну, а ты вчера
что сделал? Выиграл? — спросил Вронский.
—
Что ж, потяжелеешь?
Ну, так мы одни. Давай сельтерской воды и лимона.
— Подайте чаю да скажите Сереже,
что Алексей Александрович приехал.
Ну,
что, как твое здоровье? Михаил Васильевич, вы у меня не были; посмотрите, как на балконе у меня хорошо, — говорила она, обращаясь то к тому, то к другому.
«Боже мой, как светло! Это страшно, но я люблю видеть его лицо и люблю этот фантастический свет… Муж! ах, да…
Ну, и слава Богу,
что с ним всё кончено».
— Ах, как неприятно! — сказала княгиня. —
Ну,
чем же кончилось?
—
Ну,
что же этот Левин? — спросила княгиня.
—
Ну, другое, — поспешно сказала она, перевертывая листы и тотчас же поняв,
что с этою пиесой было соединено что-то.
— Нет, я совсем не хороша.
Ну, скажите мне… Постойте, посидимте, — сказала Кити, усаживая ее опять на скамейку подле себя. — Скажите, неужели не оскорбительно думать,
что человек пренебрег вашею любовью,
что он не хотел?..
— Я и сам не знаю хорошенько. Знаю только,
что она за всё благодарит Бога, зa всякое несчастие, и за то,
что у ней умер муж, благодарит Бога.
Ну, и выходит смешно, потому
что они дурно жили.
—
Ну, на
что ты накупил эту бездну? — говорила княгиня, улыбаясь и подавая мужу чашку с кофеем.