Неточные совпадения
Дарья Александровна между тем, успокоив ребенка и по звуку кареты поняв, что он уехал, вернулась опять в спальню. Это было единственное убежище ее от домашних забот, которые обступали ее, как только она выходила. Уже и теперь, в то короткое
время, когда она выходила в детскую, Англичанка и Матрена Филимоновна успели сделать ей несколько вопросов, не терпевших отлагательства и на которые она
одна могла ответить: что надеть детям на гулянье? давать ли молоко? не послать ли за другим поваром?
В это
время один из молодых людей, лучший из новых конькобежцев, с папироской во рту, в коньках, вышел из кофейной и, разбежавшись, пустился на коньках вниз по ступеням, громыхая и подпрыгивая. Он влетел вниз и, не изменив даже свободного положения рук, покатился по льду.
Все, с кем княгине случалось толковать об этом, говорили ей
одно: «Помилуйте, в наше
время уж пора оставить эту старину.
Но в это самое
время вышла княгиня. На лице ее изобразился ужас, когда она увидела их
одних и их расстроенные лица. Левин поклонился ей и ничего не сказал. Кити молчала, не поднимая глаз. «Слава Богу, отказала», — подумала мать, и лицо ее просияло обычной улыбкой, с которою она встречала по четвергам гостей. Она села и начала расспрашивать Левина о его жизни в деревне. Он сел опять, ожидая приезда гостей, чтоб уехать незаметно.
В это
время внизу, в маленьком кабинете князя, происходила
одна из часто повторявшихся между родителями сцен за любимую дочь.
Во
время кадрили ничего значительного не было сказано, шел прерывистый разговор то о Корсунских, муже и жене, которых он очень забавно описывал, как милых сорокалетних детей, то о будущем общественном театре, и только
один раз разговор затронул ее за живое, когда он спросил о Левине, тут ли он, и прибавил, что он очень понравился ему.
После графини Лидии Ивановны приехала приятельница, жена директора, и рассказала все городские новости. В три часа и она уехала, обещаясь приехать к обеду. Алексей Александрович был в министерстве. Оставшись
одна, Анна дообеденное
время употребила на то, чтобы присутствовать при обеде сына (он обедал отдельно) и чтобы привести в порядок свои вещи, прочесть и ответить на записки и письма, которые у нее скопились на столе.
Почти в
одно и то же
время вошли: хозяйка с освеженною прической и освеженным лицом из
одной двери и гости из другой в большую гостиную с темными стенами, пушистыми коврами и ярко освещенным столом, блестевшим под огнями в свеч белизною скатерти, серебром самовара и прозрачным фарфором чайного прибора.
Как ни старался Левин преодолеть себя, он был мрачен и молчалив. Ему нужно было сделать
один вопрос Степану Аркадьичу, но он не мог решиться и не находил ни формы, ни
времени, как и когда его сделать. Степан Аркадьич уже сошел к себе вниз, разделся, опять умылся, облекся в гофрированную ночную рубашку и лег, а Левин все медлил у него в комнате, говоря о разных пустяках и не будучи в силах спросить, что хотел.
Гладиатор и Диана подходили вместе, и почти в
один и тот же момент: раз-раз, поднялись над рекой и перелетели на другую сторону; незаметно, как бы летя, взвилась за ними Фру-Фру, но в то самое
время, как Вронский чувствовал себя на воздухе, он вдруг увидал, почти под ногами своей лошади, Кузовлева, который барахтался с Дианой на той стороне реки (Кузовлев пустил поводья после прыжка, и лошадь полетела с ним через голову).
Со
времени своего возвращения из-за границы Алексей Александрович два раза был на даче.
Один раз обедал, другой раз провел вечер с гостями, но ни разу не ночевал, как он имел обыкновение делать это в прежние годы.
Вместе с путешественником было доложено о приезде губернского предводителя, явившегося и Петербург и с которым нужно было переговорить. После его отъезда нужно было докончить занятия будничные с правителем дел и еще надо было съездить по серьезному и важному делу к
одному значительному лицу. Алексей Александрович только успел вернуться к пяти часам,
времени своего обеда, и, пообедав с правителем дел, пригласил его с собой вместе ехать на дачу и на скачки.
Не понимая, что это и откуда, в середине работы он вдруг испытал приятное ощущение холода по жарким вспотевшим плечам. Он взглянул на небо во
время натачиванья косы. Набежала низкая, тяжелая туча, и шел крупный дождь.
Одни мужики пошли к кафтанам и надели их; другие, точно так же как Левин, только радостно пожимали плечами под приятным освежением.
И Левину и молодому малому сзади его эти перемены движений были трудны. Они оба, наладив
одно напряженное движение, находились в азарте работы и не в силах были изменять движение и в то же
время наблюдать, что было перед ними.
Слова жены, подтвердившие его худшие сомнения, произвели жестокую боль в сердце Алексея Александровича. Боль эта была усилена еще тем странным чувством физической жалости к ней, которую произвели на него ее слезы. Но, оставшись
один в карете, Алексей Александрович, к удивлению своему и радости, почувствовал совершенное освобождение и от этой жалости и от мучавших его в последнее
время сомнений и страданий ревности.
Он думал не о жене, но об
одном возникшем в последнее
время усложнении в его государственной деятельности, которое в это
время составляло главный интерес его службы.
Она положила обе руки на его плечи и долго смотрела на него глубоким, восторженным и вместе испытующим взглядом. Она изучала его лицо за то
время, которое она не видала его. Она, как и при всяком свидании, сводила в
одно свое воображаемое мое представление о нем (несравненно лучшее, невозможное в действительности) с ним, каким он был.
Кроме того, беда
одна не ходит, и дела об устройстве инородцев и об орошении полей Зарайской губернии навлекли на Алексея Александровича такие неприятности по службе, что он всё это последнее
время находился в крайнем раздражении.
Меры эти, доведенные до крайности, вдруг оказались так глупы, что в
одно и то же
время и государственные люди, и общественное мнение, и умные дамы, и газеты, — всё обрушилось на эти меры, выражая свое негодование и против самих мер и против их признанного отца, Алексея Александровича.
Ему необходимо было быть и говорить с кем-нибудь, чтобы не оставаться
одному, чтоб обмануть
время.
Объяснение, обещанное им, было
одно тяжелое событие того
времени.
Сначала он из
одного чувства сострадания занялся тою новорожденною слабенькою девочкой, которая не была его дочь и которая была заброшена во
время болезни матери и, наверно, умерла бы, если б он о ней не позаботился, — и сам не заметил, как он полюбил ее.
— Кити! я мучаюсь. Я не могу
один мучаться, — сказал он с отчаянием в голосе, останавливаясь пред ней и умоляюще глядя ей в глаза. Он уже видел по ее любящему правдивому лицу, что ничего не может выйти из того, что он намерен был сказать, но ему всё-таки нужно было, чтоб она сама разуверила его. — Я приехал сказать, что еще
время не ушло. Это всё можно уничтожить и поправить.
Она вспоминала не
одну себя, но всех женщин, близких и знакомых ей; она вспомнила о них в то единственное торжественное для них
время, когда они, так же как Кити, стояли под венцом с любовью, надеждой и страхом в сердце, отрекаясь от прошедшего и вступая в таинственное будущее.
Со смешанным чувством досады, что никуда не уйдешь от знакомых, и желания найти хоть какое-нибудь развлечение от однообразия своей жизни Вронский еще раз оглянулся на отошедшего и остановившегося господина; и в
одно и то же
время у обоих просветлели глаза.
Эта мелочная озабоченность Кити, столь противоположная идеалу Левина возвышенного счастия первого
времени, было
одно из разочарований; и эта милая озабоченность, которой смысла он не понимал, но не мог не любить, было
одно из новых очарований.
Левин в душе осуждал это и не понимал еще, что она готовилась к тому периоду деятельности, который должен был наступить для нее, когда она будет в
одно и то же
время женой мужа, хозяйкой дома, будет носить, кормить и воспитывать детей.
Почти в
одно и то же
время, как жена ушла от Алексея Александровича, с ним случилось и самое горькое для служащего человека событие — прекращение восходящего служебного движения.
Нынче в Летнем Саду была
одна дама в лиловом вуале, за которой он с замиранием сердца, ожидая, что это она, следил, в то
время как она подходила к ним по дорожке.
Он не мог сказать ей это. «Но как она может не понимать этого, и что в ней делается?» говорил он себе. Он чувствовал, как в
одно и то же
время уважение его к ней уменьшалось и увеличивалось сознание ее красоты.
— И я знаю отчего, — продолжала княгиня, — он говорит, что молодых надо оставлять
одних на первое
время.
Левин не был так счастлив: он ударил первого бекаса слишком близко и промахнулся; повел зa ним, когда он уже стал подниматься, но в это
время вылетел еще
один из-под ног и развлек его, и он сделал другой промах.
Во
время же игры Дарье Александровне было невесело. Ей не нравилось продолжавшееся при этом игривое отношение между Васенькой Весловским и Анной и та общая ненатуральность больших, когда они
одни, без детей, играют в детскую игру. Но, чтобы не расстроить других и как-нибудь провести
время, она, отдохнув, опять присоединилась к игре и притворилась, что ей весело. Весь этот день ей всё казалось, что она играет на театре с лучшими, чем она, актерами и что ее плохая игра портит всё дело.
— Нет, ты мне всё-таки скажи… Ты видишь мою жизнь. Но ты не забудь, что ты нас видишь летом, когда ты приехала, и мы не
одни… Но мы приехали раннею весной, жили совершенно
одни и будем жить
одни, и лучше этого я ничего не желаю. Но представь себе, что я живу
одна без него,
одна, а это будет… Я по всему вижу, что это часто будет повторяться, что он половину
времени будет вне дома, — сказала она, вставая и присаживаясь ближе к Долли.
Оставшись
одна, Долли помолилась Богу и легла в постель. Ей всею душой было жалко Анну в то
время, как она говорила с ней; но теперь она не могла себя заставить думать о ней. Воспоминания о доме и детях с особенною, новою для нее прелестью, в каком-то новом сиянии возникали в ее воображении. Этот ее мир показался ей теперь так дорог и мил, что она ни за что не хотела вне его провести лишний день и решила, что завтра непременно уедет.
Но в это
время один дворянин из партии Сергея Ивановича сказал, что он слышал, что комиссия не поверяла сумм, считая поверку оскорблением губернскому предводителю.
Прения о Флерове дали новой партии не только
один шар Флерова, но еще и выигрыш
времени, так что могли быть привезены три дворянина, кознями старой партии лишенные возможности участвовать в выборах. Двух дворян, имевших слабость к вину, напоили пьяными клевреты Снеткова, а у третьего увезли мундирную одежду.
Узнав об этом, новая партия успела во
время прений о Флерове послать на извозчике своих обмундировать дворянина и из двух напоенных привезти
одного в собрание.
— Удивительно, как он похож на товарища прокурора Свентицкого, — сказал
один из гостей по-французски про камердинера в то
время, как Вронский хмурясь читал письмо.
Прогулки, беседы с княжной Варварой, посещения больницы, а главное, чтение, чтение
одной книги за другой занимали ее
время.
Левины жили уже третий месяц в Москве. Уже давно прошел тот срок, когда, по самым верным расчетам людей знающих эти дела, Кити должна была родить; а она всё еще носила, и ни по чему не было заметно, чтобы
время было ближе теперь, чем два месяца назад. И доктор, и акушерка, и Долли, и мать, и в особенности Левин, без ужаса не могший подумать о приближавшемся, начинали испытывать нетерпение и беспокойство;
одна Кити чувствовала себя совершенно спокойною и счастливою.
Левин во всё
время исполнения испытывал чувство глухого, смотрящего на танцующих. Он был в совершенном недоумении, когда кончилась пиеса, и чувствовал большую усталость от напряженного и ничем не вознагражденного внимания. Со всех сторон послышались громкие рукоплескания. Все встали, заходили, заговорили. Желая разъяснить по впечатлению других свое недоумение, Левин пошел ходить, отыскивая знатоков, и рад был, увидав
одного из известных знатоков в разговоре со знакомым ему Песцовым.
Хотя она бессознательно (как она действовала в это последнее
время в отношении ко всем молодым мужчинам) целый вечер делала всё возможное для того, чтобы возбудить в Левине чувство любви к себе, и хотя она знала, что она достигла этого, насколько это возможно в отношении к женатому честному человеку и в
один вечер, и хотя он очень понравился ей (несмотря на резкое различие, с точки зрения мужчин, между Вронским и Левиным, она, как женщина, видела в них то самое общее, за что и Кити полюбила и Вронского и Левина), как только он вышел из комнаты, она перестала думать о нем.
В то
время как Левин выходил в
одну дверь, он слышал, как в другую входила девушка. Он остановился у двери и слышал, как Кити отдавала подробные приказания девушке и сама с нею стала передвигать кровать.
— О, Господи! сколько раз! Но, понимаете,
одному можно сесть за карты, но так, чтобы всегда встать, когда придет
время rendez-vous. [свидания.] А мне можно заниматься любовью, но так, чтобы вечером не опоздать к партии. Так я и устраиваю.
Между сестрами, в то
время как приехала Анна, шло совещание о кормлении. Долли
одна вышла встретить гостью, в эту минуту мешавшую их беседе.
На его счастье, в это самое тяжелое для него по причине неудачи его книги
время, на смену вопросов иноверцев, Американских друзей, самарского голода, выставки, спиритизма, стал Славянский вопрос, прежде только тлевшийся в обществе, и Сергей Иванович, и прежде бывший
одним из возбудителей этого вопроса, весь отдался ему.
В то
время как они говорили, толпа хлынула мимо них к обеденному столу. Они тоже подвинулись и услыхали громкий голос
одного господина, который с бокалом в руке говорил речь добровольцам. «Послужить за веру, за человечество, за братьев наших, — всё возвышая голос, говорил господин. — На великое дело благословляет вас матушка Москва. Живио!» громко и слезно заключил он.
Всё это вместе произвело на Катавасова неприятное впечатление, и, когда добровольцы вышли на станцию выпить, Катавасов хотел в разговоре с кем-нибудь поверить свое невыгодное впечатление.
Один проезжающий старичок в военном пальто всё
время прислушивался к разговору Катавасова с добровольцами. Оставшись с ним один-на-один, Катавасов обратился к нему.
И, распорядившись послать за Левиным и о том, чтобы провести запыленных гостей умываться,
одного в кабинет, другого в большую Доллину комнату, и о завтраке гостям, она, пользуясь правом быстрых движений, которых она была лишена во
время своей беременности, вбежала на балкон.