— Мы тебя давно ждали, — сказал Степан Аркадьич, войдя в кабинет и выпустив руку Левина, как бы этим показывая, что тут опасности кончились. — Очень, очень
рад тебя видеть, — продолжал он. — Ну, что ты? Как? Когда приехал?
— Ну, будет о Сергее Иваныче. Я всё-таки
рад тебя видеть. Что там ни толкуй, а всё не чужие. Ну, выпей же. Расскажи, что ты делаешь? — продолжал он, жадно пережевывая кусок хлеба и наливая другую рюмку. — Как ты живешь?
— Ну как не грех не прислать сказать! Давно ли? А я вчера был у Дюссо и вижу на доске «Каренин», а мне и в голову не пришло, что это ты! — говорил Степан Аркадьич, всовываясь с головой в окно кареты. А то я бы зашел. Как я
рад тебя видеть! — говорил он, похлопывая ногу об ногу, чтобы отряхнуть с них снег. — Как не грех не дать знать! — повторил он.
Неточные совпадения
— А! — начал он радостно. — Давно ли? Я и не знал, что
ты тут. Очень
рад вас
видеть.
Ты скажешь опять, что я ретроград, или еще какое страшное слово; но всё-таки мне досадно и обидно
видеть это со всех сторон совершающееся обеднение дворянства, к которому я принадлежу и, несмотря на слияние сословий, очень
рад, что принадлежу…
— Ну вот
видишь ли, что
ты врешь, и он дома! — ответил голос Степана Аркадьича лакею, не пускавшему его, и, на ходу снимая пальто, Облонский вошел в комнату. — Ну, я очень
рад, что застал
тебя! Так я надеюсь… — весело начал Степан Аркадьич.
— Я предоставил
тебе решить этот вопрос, и я очень
рад видеть… — начал было Алексей Александрович.
― Как я
рад, ― сказал он, ― что
ты узнаешь ее.
Ты знаешь, Долли давно этого желала. И Львов был же у нее и бывает. Хоть она мне и сестра, ― продолжал Степан Аркадьич, ― я смело могу сказать, что это замечательная женщина. Вот
ты увидишь. Положение ее очень тяжело, в особенности теперь.
И он вспомнил то робкое, жалостное выражение, с которым Анна, отпуская его, сказала: «Всё-таки
ты увидишь его. Узнай подробно, где он, кто при нем. И Стива… если бы возможно! Ведь возможно?» Степан Аркадьич понял, что означало это: «если бы возможно» — если бы возможно сделать развод так, чтоб отдать ей сына… Теперь Степан Аркадьич
видел, что об этом и думать нечего, но всё-таки
рад был
увидеть племянника.
— Здравствуй, Женька! Очень
рад тебя видеть, — приветливо сказал он, пожимая руку девушки. — Вот уж не ждал-то!
— Как я
рад тебя видеть! — сказал Федор, целуясь с братом и крепко пожимая ему руку. — Я с нетерпением ожидал тебя каждый день, милый мой. Как ты написал, что женишься, меня стало мучить любопытство, да и соскучился, брат. Сам посуди, полгода не видались. Ну, что? Как? Плоха Нина? Очень?
Неточные совпадения
Стародум(читает). «…Я теперь только узнал… ведет в Москву свою команду… Он с вами должен встретиться… Сердечно буду
рад, если он увидится с вами… Возьмите труд узнать образ мыслей его». (В сторону.) Конечно. Без того ее не выдам… «Вы найдете… Ваш истинный друг…» Хорошо. Это письмо до
тебя принадлежит. Я сказывал
тебе, что молодой человек, похвальных свойств, представлен… Слова мои
тебя смущают, друг мой сердечный. Я это и давеча приметил и теперь
вижу. Доверенность твоя ко мне…
— Я тут еще беды не
вижу. // «Да скука, вот беда, мой друг». // — Я модный свет ваш ненавижу; // Милее мне домашний круг, // Где я могу… — «Опять эклога! // Да полно, милый, ради Бога. // Ну что ж?
ты едешь: очень жаль. // Ах, слушай, Ленский; да нельзя ль //
Увидеть мне Филлиду эту, // Предмет и мыслей, и пера, // И слез, и рифм et cetera?.. // Представь меня». — «
Ты шутишь». — «Нету». // — Я
рад. — «Когда же?» — Хоть сейчас // Они с охотой примут нас.
— А чего
ты опять краснеешь?
Ты лжешь, сестра,
ты нарочно лжешь, по одному только женскому упрямству, чтобы только на своем поставить передо мной…
Ты не можешь уважать Лужина: я
видел его и говорил с ним. Стало быть, продаешь себя за деньги и, стало быть, во всяком случае поступаешь низко, и я
рад, что
ты, по крайней мере, краснеть можешь!
— Бога
ты не боишься, разбойник! — отвечал ему Савельич сердитым голосом. —
Ты видишь, что дитя еще не смыслит, а
ты и
рад его обобрать, простоты его ради. Зачем
тебе барский тулупчик?
Ты и не напялишь его на свои окаянные плечища.
— Слушай, — продолжал я,
видя его доброе расположение. — Как
тебя назвать не знаю, да и знать не хочу… Но бог
видит, что жизнию моей
рад бы я заплатить
тебе за то, что
ты для меня сделал. Только не требуй того, что противно чести моей и христианской совести.
Ты мой благодетель. Доверши как начал: отпусти меня с бедною сиротою, куда нам бог путь укажет. А мы, где бы
ты ни был и что бы с
тобою ни случилось, каждый день будем бога молить о спасении грешной твоей души…